Вопрос 3549: 23 т. Для чего публиковать беседы с разными людьми и какая от того польза людям? Кому это интересно знать, кто и что сказал, иногда частного порядка?

Ответ: Библия очень часто пользуется диалогами, начиная с разговора в раю: Бога с человеком и человека со змеем. И далее на протяжении всей истории мира Библия излагается в виде бесед, разговоров, иногда о частностях, не имеющих как будто никакого продолжения, тем более пользы для нас, живущих на расстоянии тысячелетий от тех времён. Но это вовсе не так. Те диалоги вошли в Священное Писание, а значит и смысл во всякой строчке далеко не обычный. В Библии слово «сказать» с производными встречается 5.424 раза; слово «говорить» – 3.591, и очень часто, даже в большинстве случаев, разговор вовсе даже и не святой и как бы не спасительный, а прямо-таки дьявольский: об убийстве, о грехе. И однако эти сцены вошли в Библию, и из них мы берём полезное и даже ничуть не меньше, чем из бесед добрых людей. Взять любую книгу в литературе, там всё построено на диалогах, на беседах. Но о чём они? Кому от того польза? Если я буду знать, что и когда говорил Керенский А. В., Колчак А.В, и прочие масоны, и сам царь-батюшка, то велика ли душе мой польза от того? А именно на этом и построен сюжет «Красного колеса» Солженицына А.И. – самая монументальная и по объёму в несколько раз большая, чем «Война и мир» Толстого Л.Н., эпопея разрушительной революции. И ни за один разговор нигде, кроме Библии, нельзя поручиться, что таким точно он и был, без авторского домысла, пусть даже и не вымышленных героев. А у меня-то всё реально, ибо записано на магнитофон. Тут такая точность, какой нет и в Библии, если вдуматься в суть. Там всегда напрягались вспомнить, как было, хотя и под действием Духа Божия. Лук.24:6 – «Его нет здесь: Он воскрес; вспомните, как Он говорил вам, когда был ещё в Галилее».

 Уже после воскресения Христа, после создания Господом Церкви, после сошествия Духа Божия, всё ещё частенько ворошили в памяти забытое. Деян.11:16 – «Тогда вспомнил я слово Господа, как Он говорил: «Иоанн крестил водою, а вы будете крещены Духом Святым»». Евр.10:32 – «Вспомните прежние дни ваши, когда вы, быв просвещены, выдержали великий подвиг страданий». Откр.2:5 – «Итак вспомни, откуда ты ниспал, и покайся». У меня же ничего не приходится вспоминать, ибо я по всей стране ездил с магнитофоном и всё фиксировал – тысячи часов. Вот сейчас я открываю частичку своих обширных архивов, каких нет ни у одного человека в мире. Притом точность до вздоха, до слезы. Эти беседы все были направлены на рождение души свыше, на спасение душ. А в литературе и в иных воспоминаниях это такая редкость. И притом только всего лишь «воспоминания» за давностью лет и при ослаблении памяти очень и весьма даже сомнительны. А у меня плёнки эти уже оцифрованы и можно их прослушать в оригинале тех голосов и переживаний. Так что с этими моими публикациями вряд ли кто ещё сможет конкурировать. Мне вообще здесь не на кого ориентироваться, потому что те времена ушли, их нет, и те люди уже в большей части отбыли на ту сторону и их голоса ни за какие золотые запасы страны не создать. Я являюсь единственным монополистом сокровищ, оставшихся от тех личностей. Многих интересует, как проходили беседы с сектантами, с чего начиналось, что они принимали истину и переходили в православие из баптистов. Есть краткое разъяснение во 2 томе «...открытым оком», какие места Писания нужно применять в беседе с еретиками. Но людям хочется увидеть сам процесс работы Духа Святого. Даю часть бесед в Одессе 19-20 апреля 1979 г. на квартире. (Ныне:  Украина, 65089, Одесса, ул. Ак. Королёва, 104, корп. 1, кв.4.  т. (8-04-82) - 40-38-14. Вознюк Анна Филипповна; Украина, 65028, Одесса, ул. Лазарева 36, кв.14, т. (8-04-82) - 717-76-64. Яковлева (Умнова) Тамара Петровна; Украина, 65000, Одесса, ул.  Паустовского 2, кв.1. Умнов Даниил Петрович.

...Дан.: Это у нас был тоже в духовной жизни застой. И вот эта реформация, нам первым пришлось, как говорится, вступать в это сражение. Да, вот почему-то Господь меня сразу в этом отношении нашёл. Сразу я понял, что тут не то. И вот и в этом тоже придётся мне быть первым. ИгЛа: Как чудно должно это всё быть.          Дан.: А, брат дорогой, а первым знаете, как достаётся? ИгЛа: А знаете, нам сколько достаётся? У нас вопросы во всех направлениях идут. И со священниками, и с архиереями, и с патриархом. Вот я послание послал, сейчас домой еду, может быть, отлучён уже. Который раз. Если желаете, я это послание прочту. Я патриарху написал и не знаю, какие последствия из этого выйдут. Ну, а как? Начаток должен всё на себе перенести.

 «Святейшему патриарху Московскому и всея Руси Пимену. Ваше Святейшество, мир Вам. С великой скорбью пишу Вам, как ангелу православной церкви, о всём виденном мною во множестве приходов в разных епархиях. От Украины до Камчатки положение в поместных церквах почти везде одинаковое. Невежество ненаученного народа, расхищение овец сектантами, удаление архипастырей и пастырей от простолюдина, прихожанина, нежелание пастырей учить народ, засилие безбожников на должностях старост в церковных советах, диктаторство уполномоченных внутри церкви. Конец всего этого – конечная гибель душ и подготовка к принятию антихриста. Смиренно прошу простить меня за высказываемое, но перед Всевышним и вы, и все мы, от лица которых пишу это, мы все будем равно судимы. Сегодня Вас могут заставить люди или обстоятельства произвести неправильный суд над нами, но и Вас Бог предупреждает: Мф.7:2 – «ибо каким судом судите, [таким] будете судимы; и какою мерою мерите, [такою] и вам будут мерить». Православная церковь сегодня находится в смертельной опасности, в гораздо большей, нежели во времена Нерона и Сталина. Бездеятельностью архиереев по многим жизненно важным вопросам, безразличием к делу воспитания и спасения пасомых удушается всякое проявление жизни духовной. Церковь наполнена невозрождёнными, номинальными христианами. Великий Иоанн Златоуст говорит: «Слово «христианин» для многих лишь пустой звук, вводящий других в заблуждение». Общая исповедь привела к тому, что нет ни оглашенных, ни оглашения, нет отлучения за грех. Если и отлучают теперь от церкви, то почти всегда за то, что посмел вступиться за дело поруганной церкви. Безбожники решают, кого отлучать, и давят на епископов и настоятелей, чтобы не было обращения молодёжи. К Вам обращаемся, простираем руки, возвышаем голос скорби. Есф.4:14 – «Если ты промолчишь в это время, то свобода и избавление придёт для Иудеев из другого места, а ты и дом отца твоего погибнете. И кто знает, не для такого ли времени ты и достигла достоинства царского?» И кто знает, не для такого ли времени Вы стали патриархом и достигли достоинства сего, чтобы вступиться за умерщвляемых на святом месте. Пр.24:11,12 – «Спасай взятых на смерть, и неужели откажешься от обречённых на убиение? Скажешь ли: «вот, мы не знали этого»? А Испытующий сердца разве не знает? Наблюдающий над душою твоею знает». «Настольная книга для священнослужителей», изданная по Вашему благословению, побудила некоторых ревностных архиереев издать указ-предписание отцам настоятелям начать оглашать вновь приходящих к святому крещению. Совершать служение не борзясь, говорить поучение на литургии и на акафистах. Но на местах многие пастыри под многими предлогами не учат народ. Нужна особая энциклика от Вашего имени, повелевающая неленостно за каждым поучением утром и вечером, и особенно в субботу вечером объяснять новый путь веры. Этого нет сейчас почти нигде. Если же кто, полагая жизнь за овец, трудится, такового лишают прихода, выматывают угрозами лишить регистрации уполномоченного.

 Ос.4:6 – «Истреблён будет народ Мой за недостаток ведения: так как ты отверг ведение, то и Я отвергну тебя от священнодействия предо Мною; и как ты забыл закон Бога твоего то и Я забуду детей твоих». Василий Великий говорит, что «если священник не учит народ, то он суть идол. Ибо идол украшен так же в одежды позлащённые, и так же молчит». Ефрем Сирин вопиёт с пророком Давидом: «Да сосиждутся стены Иерусалимские, да восстанут добрые пастыри, которые для овец и для церкви есть стены». Святейший владыка, мы ждём от Вас пророческого гласа. Да созиждутся стены церкви. Иез.22:30,31 – «Искал Я у них человека, который поставил бы стену и стал бы предо Мною в проломе за сию землю, чтобы Я не погубил её, но не нашёл. Итак, изолью на них негодование Моё, огнём ярости Моей истреблю их, поведение их обращу им на голову, говорит Господь Бог». Вы, хотя и патриарх, но и Вы будете отвечать за овец, вверенных Вам. В древности священники не встали в проломе, в который хлынули воды неверия, лжеимённая мудрость, лютые волки, не щадящие стада. И Господь грозно предупредил: Мал.2:1,2 – «Итак для вас, священники, эта заповедь: если вы не послушаетесь и если не примете к сердцу, чтобы воздавать славу имени Моему, говорит Господь Саваоф, то Я пошлю на вас проклятие и прокляну ваши благословения, и уже проклинаю, потому что вы не хотите приложить к тому сердца». Всё гибнет, рушатся стены. «Вот здесь видны проломы в доме Божьем,

А там сошлись фундамента столпы.

И гнётся трость пред утончённой ложью,

И вновь Христос хулится средь толпы.

       О, как нужны теперь нам христиане,

       Которые могли бы повторить:

       «Я приложу все силы и старанье,

       Чтоб Божий дом опять восстановить».

Когда же прекратится издевательство над святыней? Почему нет купелей для крещения взрослых и детей? Мочат лбы, не раздевая людей. Это не кропление, не католическое обливание и не прохождение в облаке, но духовное невежество, неряшливость, небрежность в служении. Иер.48:10 – «Проклят, кто дело Господне делает небрежно, и проклят, кто удерживает меч Его от крови!» «Спешите делать добро», – говорит Серафим Саровский. Какое же это добро, если у каждого борода умалена, а она всегда было символом нашего единения, а стала по образу мира сего. Мало книг Священного Писания, не хватает священников, а желающим нет доступа к алтарю, так как если уполномоченный узнает, что кандидат искренно верующий, не даёт регистрации. Это насаждение безбожества и мерзость запустения. Восстаньте, ибо Вы, как Моисей, обязаны вывести церковь из плена. Богоматерь, купина неопалимая, да двинет Вас к фараону. Благословите нас, владыка, на подвиг веры». Мой точный адрес.

Дан.: Хорошо, очень хорошо написали. ИгЛа: Хорошо-то хорошо, да за это ведь хорошо и бьют. Но надо, брат, решаться кому-то первому. Мы там, а вы здесь. Помощь, знаете, где? По любому стиху толкование желаете получить, получите. Но это само собой уже идёт, когда человек вкушает, жизнь имеет. Но это тоже надо. Судят за это: «Ты вмешиваешься не в своё дело!» Дело-то общее! В церкви не может быть того, что не наше дело. Сегодня предстанем перед Богом и скажем ли, что это не наше дело, что он погибает? С патриарха в тысячу раз больше спрос будет. А у вас здесь рядом свои пресвитера где-то. Надо говорить и обязательно поднимать вопрос. У нас опасность та, что не учат. Но я, исполняя, могу здесь спастись. У вас же во много раз хуже получается, потому что хоть тысячу раз свято живи, а причастия нет. Хлеб остаётся хлебом. Вот до чего довели учителя. Дан.: Да, это верно. ИгЛа: С чего начинать? Начинайте, трубите, стучите. Искать надобно. Я всем говорю: готовить надо молодые кадры на священство и нечего медлить. Тогда под землю Господь церковь загонит, там будет святость. Дан.: Боже мой. Вы пишете, что в вашей церкви такое творится. Нам можно ещё три листа добавить таких, как вы написали. ИгЛа: И скрывать нельзя. Надо всё это вытаскивать. Господи, очисти! Каемся, стыд на лицах наших, как у отцов наших. Погибаем, Владыка. Не будем хвалить то, что не хвалится. Хорошее – скажем «хорошее», то, что церковь сохранила это. Хорошо, что на русском языке у вас идёт? Хорошо. А когда до дела дойдёт, то увидим, что нехорошо. И об этом будем просить Бога: Господи, помоги. Друг ко другу простирать будем руки: поможем, братья. Что нам скрывать здесь друг от друга? Сколько можно лицемерить?

Дан.: Да, и опять вот беспрестанные деления. Разве у Господа, когда были двенадцать учеников, разные отделения были? Первоапостольская церковь была единая, а потом началось и началось.      ИгЛа: А знаете, когда особенно началось? Тогда, когда потеряли священство. Представьте, за две тысячи лет, пять отделений всего иметь, пять крытых ходов, как купальня в Вифезде. И две тысячи сект образовалось за последние только сто лет. Две тысячи сект христианских. Конца дробления не будет никакого. Ещё десятки дроблений будет. Почему? А потому что пастыри все незаконные, благодать их не скрепляет. «А какая разница, мы сейчас хлеб ломаем, мы едим, не режем». Но он хлеб, и остаётся хлебом. Разве мы не могли бы испечь, посмотрев на Иисуса? Но дерзать на это, ты понимаешь, что это такое? Озия решил покадить, и Бог сразу проказой покрыл его. 2Пар.26:19 – «И разгневался Озия, - а в руке у него кадильница для каждения; и когда разгневался он на священников, проказа явилась на челе его, пред лицом священников, в доме Господнем, у алтаря кадильного». Дафан и его сотоварищи решили быть священниками – и погибли навеки, они в аду сидят. Зачем же я пойду этим путём туда? Вот конкретный, практический путь. Сердце дрогнуло, значит, на молитву. На молитву, ибо тут уже никто не подскажет. Здесь надо так. Вот я пришёл сегодня в храм: ах, давят, ах, жмут, торговля свечами, шумят. Простёрся выше этого. Златоуст говорит: проходи мимо. Ангелы, люди, оставляя всё, выше престолов простирайся. Выходит священник, и я всё плохое забыл. С нижнего храма в верхний перешли – образно. Служба идёт чинно. Предупредил: будут подходить люди, слушайте, блюдите. Священник подходит, благословляет: «Мир вам. Благословение Господне на вас». Но ни разу крестом не перекрестит пресвитер за всё время. Что, креста Христова нет? Ни разу не выйдет и не скажет: «Благословляю вас именем Господним». Потому что Бог дал власть такое благословение преподать только священникам. На Христа удивлялись, говорили: Мрк.1:22 – «И дивились Его учению, ибо Он учил их, как власть имеющий, а не как книжники». И мы смотрим сейчас на всех сектантских пресвитеров – никакой власти у них нет. Священник на исповеди перекрестит: «Во имя Отца и Сына и Святого Духа, да разрешишься от грехов. Властью, данною мне от Бога, разрешаю тебя». Власть, ему дана власть. Иоан.20:23 – «Кому простите грехи, тому простятся; на ком оставите, на том останутся».

 Здесь же, у сектантов, конкретно у баптистов, никакой власти никто не имеет, и потому ничего сакрального у них и нет. У нас нехороший священник? Он погибнет, горе ему, и я молюсь за него. Но от него все Таинства действительны. Если же он не достоин, то моё право не приступать к Таинствам, разрешается пойти к другому. Но представьте, что я не знал, что он не таковой, а он на самом деле нехороший, то что теперь, я бы погиб из-за него, не зная его жизни? Но он преподаёт мне Тело и Кровь Христову. Я вам привожу пример: в Барнауле один баптист проповедовал, но потом оказалось, что он неверующий, хотя через его проповедь люди приходили к Богу. Жизнь его недостойная потом обнаружилось. Он 60 лет пресвитером был и отрёкся, и написал книгу против. Ну, а люди-то обратились, и что теперь? Благодать действует и через нечистый сосуд. Мф.7:22-23 – «Многие скажут Мне в тот день: Господи! Господи! не от Твоего ли имени мы пророчествовали? и не Твоим ли именем бесов изгоняли? и не Твоим ли именем многие чудеса творили? И тогда объявлю им: Я никогда не знал вас; отойдите от Меня, делающие беззаконие». Дан.: Всё правильно. Написано так. «Не Твоим ли именем». Значит, было дело, что и проповедовали чистосердечно, чудеса творили, а потом... ИгЛа: Наши архиереи ещё не могут таких чудес творить. Они творят чудеса только в ироническом смысле: «Вот чудотворцы, творят такие дела». А это в буквальном смысле. Поэтому они скажут: «Господи, не Твоим ли именем мы благословляли людей?». Как один архиерей говорит: «Страшно мне стало, что вот считают меня за такого, а я про себя и думаю: а как в очах Божиих, а вдруг не спасусь?!» Дрогнуло сердце, и оказалось, что он такой же, а представлялось, что даже не подойди к нему, а сейчас я не знаю, кто для меня дороже есть в настоящий момент. Может, он меня и отлучил за это время, пока меня дома нет. Но до последнего дня Господь такое через него сделал, просто чудо. Всем рассказывает, чтобы проповедовали, и уже поддерживает нас. Слава Господу. Видите, какая радость. «Не Твоим ли именем?»

Дан.: А как Ваше имя? ИгЛа: Меня зовут Игнатий. Дан.: Игнатий, если Господу будет угодно, то посетите нас, пожалуйста. И вообще надо как-то переписку наладить. ИгЛа: Я вам адрес оставил. В крайнем случае, у сестёр возьмёте, тут уж рядом. Всё, что непонятно, пишите, и мы в любое время рады помочь, чем только можем. Тут только так: приступая к Богу, приготовь сердце к искушениям. Гал.1:10 – «У людей ли я ныне ищу благоволения, или у Бога? людям ли угождать стараюсь? Если бы я и поныне угождал людям, то не был бы рабом Христовым». Вы понимаете, мы-то куда замахнулись? Не то, что там у вас, тем более, зная, что они у вас нерукоположенные, много ли их там? У нас ведь 75 архиереев, да патриарх, да вселенская церковь идёт ещё 2000 лет. Однако, мы знаем, что дело идёт, и дело пошло. По любому вопросу открываю: что вселенский собор говорит? Я своего не придумываю, и мне легко отвечать. Василий Великий так учит, Григорий Богослов так, а вы кто такие? Они меня отлучали было. От этого что изменилось? Опять прилучали. Я никуда не ухожу. Дан.: Ну, хорошо, что Вы хоть знаете историю. Вы бы нас такой литературой снабдили. Я ничего ведь не знаю. ИгЛа: Всё будете знать. Дан.: Ни Златоуста не знаю, никого. Я знаю, что было только 40 святых, а что они говорили, не знаю. ИгЛа: Они ничего не говорили. Они только умерли за Христа, не отреклись, и всё. Народ понял – сорок птичек прилетает. Воздвижение креста - а это, говорят, сдвижение, все лягушки, мыши сдвинулись по норам на зиму. Если сретение Иисуса Христа – говорят: зима с летом встретилась. (Смеётся). Красная горка – яйца катать надо, и прочее. Аня: Скажите вот нам недостатки наши на прощание, чтоб мы знали всё. Вы хоть нам и говорили по ходу каждый день, но всё-таки так, скажите всё сразу уже конкретно. ИгЛа: Да, но иногда люди живут рядом вместе и не делают друг другу замечания. Я считаю, что это неправильно, потому что такое есть выражение, и оно будто бы принадлежит древним людям, что человек направляет свою дружбу так, чтобы друг был похож на него. Сир.7:17 – «Боящийся Господа направляет дружбу свою так, что, каков он сам, таким делается и друг его». Мы не пытаемся взять верх над вашей верой, но в каждом деле предлагаем лучшее, что сами уже испытали. Если ваше лучшее по определённому вопросу – предлагайте, и вместе рассудим. Но если окажется, что наше лучше, примите это – на два варианта никак не будем играть. Вот за столом сидят верующие и неверующие. Зайдите в столовую, посмотрите, — мужчины в шапках, женщины без головных уборов, – наоборот всё делается. Пол-ложки хлебнули, пол-ложки обратно, склонились над чашкой. Чавкают, и всё обратно течёт – разве это прилично? Только животным свойственно так есть. Я вам замечание сразу сделал. Трудно воспринимается? Больше, в другой раз могу и не делать. Если приняли, то посмотрите и укажите: да, действительно, верующие и в этом отличаются. У христиан во всём есть свет. Пищу всегда доедать, в чашках ничего не оставлять, того, что тебе положили на тарелку. Если думаешь, что не доешь, то пока ещё не начинал есть, отлей, попроси хозяйку: отложите, я не смогу всё съесть. Что-то ты в жизни не понял, не знаешь, но желудок-то свой ты знаешь, сколько можешь съесть. Вот кусочек, осталось там два раза жевнуть, оставил, да ещё оговаривается: «Я не могу доесть». Это пустой разговор. Нельзя такого говорить. Это понятно?

Аня Вознюк: Понятно. ИгЛа: Сказанное всё принимаете? Аня: Да. ИгЛа: Будете исполнять? Аня: Да. ИгЛа: Теперь о волосах. Говорят, у женщины волос длинный. Аня: А у нас ум короткий. ИгЛа: Вот, всё знаете. Хотелось, чтобы получилось, чтобы длинный волос не мешал вашему уму и нигде он не цеплялся. Расчёсываться в определённом месте. Сесть, на простынь, а после вынесла, стряхнула. Чтобы в комнате ни одной волосины не валялось. Не дай Бог, если где-то попадёт в пищу. С ногами попал волос на кровать, зацепил рукой, и вот он в пищу попал. Начинаешь готовить, волосы плотно подбери, чтобы ни одной волосинки даже видно не было. Тщательнейшим образом завяжи их, потому что в армии, когда «под ёжик» подстрижен солдат, и то он на кухне и в столовой в колпаке. А у вас наоборот бывает, гляжу, трясёт волосами над кастрюлей. У одних был, видел, как чихнула прямо в открытую кастрюлю, да два раза. Я думаю: уж есть-то я у тебя не буду, голубушка, раз ты такая невежа. Ну, что смеёшься? Это не хорошо же так? Очень даже нехорошо. Одна хозяйка дала нам пирог, и оказался в пироге волос. Я просто указание даю: от этой хозяйки больше мне ничего не носи, так как она неряшливая. Для чего это мне нужно? Чтобы во всём был порядок. И дома разбросанных вещей чтобы нигде не было, каждая вещь знала своё место. И в карманах должен быть порядок, да деньги в наружных карманах не храни. Сшей отдельный кармашек для ключа, отдельно для денег подальше, чтобы жулики не залезли. А у тебя что? В наружном кармане свёрнуты десятки с бумажками какими-то. Билетики расправить не можешь, стыдно в руки давать. И вижу, что ты рохля. А ты сама-то как об этом думаешь? Аня: Буду стараться (тихо отвечает). ИгЛа: Ты уж отвечай громко. Дело-то тут небольшое. Вот мы приехали в гости к вам. Огурцы стоят почти по три рубля за килограмм. Зачем берёте? Сказал: не брать. Человек должен жить как можно дешевле. Те же самые калории можно взять из хлеба, из других продуктов. Зачем ты новые консервы распечатываешь, когда есть уже сваренное что-то другое. Сметану стаканом даёшь, а сама-то коров не держишь. Одну ложку положила и хватит. Ты видишь, что человек привязан к этому, глаза завидущие, жадные на пищу такую, и ты ему подобного вовсе не давай, надо от этого отвыкать. Принимаешь?

 Аня: Мы из усердия к вам, от радости. Мы это в первый раз купили. ИгЛа: Ладно, к тому я говорю, что на эту же самую сумму мы могли поесть уже не двое, а четверо. Всё поставить под контроль. А что вы тут рассуждали по мелочи, чтобы лишнее не покупали никогда, не надо. Короткие где одеяния, их надставить или отдать кому-то, а себе купить другое. Чтобы у вас на четверть было ниже колен всё. Можешь ещё ниже сделать, как у цыганки. Этот вопрос нужно решать решительно. С кем бы из братьев ни встречались, настаивайте на бороде, потому что мужчины любят, когда женщина говорит об этом. Мужчина говорит – это не так для них ценно. Начинайте с жены: «Жена, посмотри, ну как твой муж? Это же растление плоти. Зачем бреется - это же грех». Чтобы она начала выговаривать мужу, чтобы приобретали вид, как положено для мужчины. Бог дал так. Это понятно? Аня: Понятно. ИгЛа: Вот, послушные ученики. Наблюдайте за речью друг друга. Разговариваете иной раз о пустяках и не замечаете. Иной раз смеётесь за столом. Это не годится. Над чем ты засмеялась сегодня, расскажи. Аня: Я? Когда? ИгЛа: Да не ты, а Тамара. Тамара Умнова: Потому что Вы так серьёзно делали наставления, как надо молиться. Это я очень серьёзно восприняла. И я так думала, что вот, как это воспринять и понять, чтобы это всё соединялось с таким внутренним благоговением. И вдруг Вы, когда сказали, что надо ноги на молитве вместе держать. (смеётся) сказали, что когда не вместе, то на журавля похожа. И вот это слово у меня вызвало смех. Но это только сатана так на смех подбивает. Я могла бы и не услышать это слово. Аня: Причём тут сатана? ИгЛа: Да притом, что смех даёт он. В этом надо каяться. Ладно, что ещё вам тут наказать? Старайтесь быть уступчивыми друг к другу. Это большое дело. Много не пустословьте в домашних делах. Больше читайте. Имейте снисхождение друг к другу в слабости. Слабость в чём заключается? Иногда бывает, что мы неправильно были воспитаны, и в один день не можем понять чего-то. Начинаем упрекать: «Тебе говорили, а ты не понимаешь!» Надо это аккуратно сказать. Иногда до нескольких разов. Не сразу сказанное принимается, тем более, если человек не русский, а какой-нибудь хохол. Это не так просто, ибо они упрямые бывают. А вы тут пропитались этим упрямством. Вы настаиваете на том, чтобы люди были податливые. Вы говорите: «Заходите, не разувайтесь, ладно уж». Гости ушли, а вам придётся бурчать: «Вот, натоптали». А ты ещё в дверях их всех разуй. Это по мелочи, а в остальном к вам никаких претензий не имею. Благодарим Господа. Может, от вас что есть, нам замечание сделать? Аня: Никаких замечаний нет.

 Тамара: Нам только не хочется, чтобы Вы уезжали. Нам так хорошо с Вами. Аня: Везите сердечный привет от нас, наше искреннее расположение. Скажите, что мы успели за это время сблизиться через Вас. Мы совсем иначе представляли Вас и Вашу личность. По строгим таким беседам, и представляли, что Вы очень строгий и жёсткий и властный человек. И задумывались над тем, что слышали через магнитофонные ленты и через письма. Очень переживали о том, как совершится наша встреча. Но при встрече как-то эти вопросы разрешились, упростились, нам легче стало разобраться в тех вопросах, которые мы не могли понять до встречи. И как-то нашли общее единство. Думаем, что и с теми друзьями будем так же иметь такое же единство. Мы очень хотели бы увидеться со всеми. Если сможем, приедем. А если не сможем, то хотим, чтобы кто-то из ваших друзей к нам приехал. Мы уже заочно знакомы с Валей. Ну, конечно, о Генрихе мы и просить не смеем. Но если как-то получится или будет какая-то возможность, то очень бы хотелось, чтобы приехали те, кого Вы усмотрите.  ИгЛа: Когда ваши баптисты узнали, что вы с нами встречались, то отношение к вам в вашем собрании изменилось? Аня: Ну, отношение ещё не изменилось так, просто волновались многие. Но мы видим в этом хорошее. Плохо, конечно, что не хотят, не способны задумываться над этими вопросами. А если кто и задумывается, то очень мало. ИгЛа: Вот приходит тут пресвитер, и как вы? Аня: Как получилось? Я зашла к Тамаре на работу и Катя там была. Всё было хорошо, видим, что взаимность находим. И вдруг я на базаре встречаю пресвитера большой нашей зарегистрированной общины Василия Ефимовича. Ну, я сразу же к нему и говорю: «Ну, как Вы?» Он спрашивает: «Как там твой священник, куда ты его отвела?» Я говорю: «Отвела, сейчас идёт беседа». Я уж и не думала, что и как отвечать, и говорю ему: «Ну, да я уж так приняла». Но он взволновался и так говорить начал, и стал меня уговаривать, увещевать и тут же сказал, что придётся объявить в собрании, чтобы опасались. Но говорит: «Если ты развернёшь деятельность большую по православию, то мне придётся объявить в собрании». Ну, я и говорю: «Не буду без Вашего согласия, и уведомлять буду Вас, если мы что-то намерены предпринимать, и мы Вас заранее уведомим. Так что не нужно объявлений таких делать». Может, как раз и не нужно будет делать. Ну, в общем, он очень меня поколебал, и так заволновалась я снова.

ИгЛа: Он боится, что что-то неладно? Аня: Да, он боится. Он ничего не может понять, ибо сразу на него обрушилось такое известие. Он не успел такое мирно воспринять. Он понял, что это просто какое-то новое учение. ИгЛа: Но мы же с ним беседовали, и он не мог возразить ни на один вопрос. Выслушал и всё повторял: «А у нас так принято», – вот и весь его ответ был. Аня: Ну, конечно, мы тоже, когда узнали, то мы не могли даже представить себе, что в нашем баптистском учении что-то может быть неправильно. Мы понимали, что у нас плохое духовное состояние, но о том, но что у нас учение неправильное, да мы за всю жизнь никогда и мысли такой не допустили. Так что мы понимаем и нашего Василия Ефимовича, и его состояние – это естественно. Он тоже не может и не в состоянии даже и мысль такую допустить. И не каждый ещё и примет такую мысль. А примет, как что-то вредное, опасное. ИгЛа: Мне кажется, что более всего их удивляет то, что если бы мы были как бы отдельно организованная секта по типу всех тех, какие уже прошли перед ними, то они бы подошли к этой постройке, полюбовались: да, что-то есть, а может быть, и отвергли, что она не так красиво устроена. А тут приходится звать, если можно выразиться, туда, куда вы все годы сливали свои нечистоты, куда плевали, а теперь в этом ящике нужно что-то разрывать хорошее, то, что вы отвергли, и притом, самое хорошее, что нужно вам. То есть речь идёт о рукоположении, о прерванной линии хиротонии, благодати освящающей. Отсюда и о Таинствах, без которых нет спасения для человека. И они понимают, что это не новое, а старое, это путь древний, на котором нужно остановиться. И они сейчас не могут в себя придти. Как так? У них на полный ход идёт поношение православия, и вдруг там что-то нашли такое, что ослепило их. Аня: Во-первых, так искренне все мы и понимали. И братья наши, и все понимали, и ничего не могли представить другого. И причины, почему не могли искать иного, потому что мы все знали, что у нас самое хорошее, самое святое и нам это нужно беречь и хранить. Не видели своей вины в разделении, потому что видели только плохое состояние в православии, отступление священников там и прочее. И в церкви в общем состояние плохое, тяжёлое. Поэтому и тут нужно снять какую-то часть вины и снисходить к баптистам в беседах с ними. ИгЛа: Тамара, иди сюда. Рассказывай, какие от тебя есть пожелания друзьям.

 Тамара: Я хочу пожелать им благословения Божия, радости, мира, усердия в труде. В любви друг ко другу и быть дружелюбными. Ну, мы Вас представляли совсем не таким. Но личное общение — это, конечно, совсем другое. ИгЛа: Значит, траты окупаются? Там.: Конечно, и когда мы письма получали, то так трудно по письму сказать, мы-то писали Гене всё-таки. И мы не могли до конца понять. Вернее, мы понимали так, что Вы нас до конца всё-таки не смогли бы понять, потому что Гена с нами жил. И если мы ему писали, то мы писали ему так, что основанием уже была наша совместная жизнь и отношение, и всё. Мы многое поняли из Вашего письма, но не до конца всё-таки. А потом, когда встретились с Вами, у нас уже мнение изменилось. Но это уже связано с личным знакомством, беседами. Отсюда уже какое-то влияние и на общее дело. Мой отец, давнишний баптист, спросил: «Ну что, пойдёшь в православные?» «Да, пойду», – ответила я. Я подсознательно так, конечно, ответила. Он удивляется, потому что впервые такое встретил, и Миша так говорит, что таких людей увидел впервые в жизни. Потому что мы не встречали никогда людей глубоко верующих и стремящихся, чтобы у них были какие-то желания и такое усердие, и ревность по делу Божию. ИгЛа: Какое ваше отношение теперь к Таинствам? У баптистов ели хлеб и пили вино и не понимали об этом. Сейчас вам это понятно, как вы говорите. Каковы ваши мысли? Как дальше думаете? Аня: В какой-то мере понятно, но настолько сложно, настолько тяжело. Это ломка, Вам даже трудно себе представить, а нам передать. У нас было очень много бессонных, страшных, кошмарных ночей, когда мы вот эти письма получали от Гены. И всё это читали, проверяли. Конечно, такой строгий тон, особенно иронический тон или критический и в беседах, и в письмах Гены, всё это вставало каким-то препятствием, что мы были даже не способны размышлять, чтобы открылось нам это. И было бы нам проще, легче, если бы было просто, как проповеди, разъяснение и всё. Без такой критики, а там много иронии есть.

 Тамара: Твой ответ не по вопросу. ИгЛа: Лично о ваших душах сейчас, как вы думаете, узнав, что: Иоан.6:53 – «если не будете есть Плоти Сына Человеческого и пить Крови Его, то не будете иметь в себе жизни». Как думаете теперь практически это воплотить? Там.: Хотим жизни. Значит, будем стремиться эту жизнь иметь. Вот это осознать нужно. Нам трудно сейчас вот так определённо ответить о действиях своих на будущее. Всё-таки здесь очень сложно. Если бы мы были там у вас, было бы проще. А здесь сложно. И что самое сложное, конечно, это то, что мы здесь вне всякого общества всё-таки оказаться не можем. И если мы здесь найдём, или как-то получится, что мы найдём православных так, чтобы мы бы могли общаться с людьми. ИгЛа: Вы сейчас думаете общаться с людьми или в первую очередь общаться со Христом в Таинстве евхаристии? Что ценнее? Аня: Христос. ИгЛа: Сегодня умрёте, и разве вы скажете Христу: «Господи, я потому не причащался, не имел в себе причастие Божественных таинств, что не было общества вокруг». Так же не скажешь! Нужно поскорее привести свою душу в полное единение со Христом, а уже быть или не быть обществу – это зависит от человека и от Господа. Так что вот этот вопрос для вас именно первый, с чего нужно всё начинать. Имевшим детское крещение достаточно лишь придти на исповедь и причаститься. В дальнейшем, как они решат тут ваше существование, через это откроется их любовь. Будут они знать, не будут, это их дело. Это первый шаг, с чего обязательно нужно начинать. Прервётся жизнь, и оказаться вне Христовой Церкви за пределами её, пусть даже и в хорошей, нравственной человеческой организации, – крайне опасно и даже мыслить об этом. Согласны? Там.: Да. ИгЛа: Ну, давай, Катерина, расскажи, как ты. Тамара: Кате ещё проще. Аня: Катенька просила: «Ой, смотрите, не уйдите с православными». Екатерина: Потому что я очень сразу испугалась. Думаю, что же, столько лет шли, шли и неправильно или что? ИгЛа: Ну, а сейчас, как пасху нынче встречала? Ек.: По-истине можно сказать, что Христос воскрес. Благодарность Господу за такую милость к нам, что Господь явился к нам в лице Вашем всё-таки. Там.: Катя, как самарянка. ИгЛа: Ей проще. Ек.: Нет, мне ещё далеко до самарянки. Там.: Катя теперь везде ходит и каждому говорит: «Вы пойдите и послушайте то, что я услышала». Для неё этот вопрос решился очень легко, просто и без всяких сложностей. Ек.: Мне только очень тяжело креститься. Я не знаю, как это будет. Там.: Ты же крещёная. ИгЛа: Рукой? Ничего тут нет такого. Ты почувствуешь в этом великую сладость и скажешь для себя: «Пётр так крестился, все Апостолы, если читаешь ты «Камо грядеши» Сенкевича. И от апостольских времён вся церковь Христова совершает крестное знамение. И только антихрист пожелает это отменить. И тут легко уже догадаться, чья это задача была отменить всё это. Если тебя сейчас тут будут гнать, то ты не будешь огорчаться? В собрании-то начнут тебя презирать, обзывать. Это надо с радостью нести будет. Вот я тебя хотел познакомить с Ириной, ты несколько слов скажи для знакомства. Ек.: Ну, заочно мы уже знакомы, хотелось бы воочию ещё иметь встречу. Приглашаем Надю и Валю. Может, кто-то из них в отдельности сможет приехать. Я бы хотела с Ириной, конечно, встретиться. ИгЛа: Время примерно сейчас два часа ночи, все спят тут, так как много гостей, на разных уровнях оказались. Кто на койке, кто на полу. И приходится брать интервью у полусонных. Там.: Мы хотим ещё поблагодарить за нашего Гену, что вы его приняли, что он нашёл у вас поддержку. Сердечно искренне всех благодарим вас, друзья. И просим, дальше его берегите, пока он вырастет большой. ИгЛа: А он спит рядом, ничего не слышит. Аня: Хорошо, что он спит. Любите его так, как мы его полюбили. Молитесь, а если какие-то будут трудности, сообщайте, мы будем поддерживать вас в молитвах. Но дай, Бог, чтоб трудностей не было, чтоб было и легко, и хорошо.

 Там.: Когда мы услышали, что нашлись люди, которые его приглашают и которых интересует его душа, и хотят для души его что-то сделать, то хотя вообще никакого не имели, можно сказать, представления о православных, но мы настолько искренне этому обрадовались. ИгЛа: Вы понимали, что он из себя представляет, какая тяжесть? Аня: Гена? Мы не только понимали, а мы здесь часами вместе сидели и плакали. Он сидел и за голову вот так возьмётся, а мы сидели и весь пол слезами обливали. Не могли ничего ни сказать, ни помочь. Не знали, что делать. Когда он приехал и сказал, когда мы услышали, что есть люди такие, что Вы его пригласили и что Александр Иванович (о.Александр Пивоваров) нам рассказал, и там предлагают ему жить, работать в церкви, то мы очень искренне обрадовались. Потому что мы видели, что мы ему помочь не можем, кроме сочувствия, кроме того, что мы вместе с ним страдаем, и ничего ему от этого не становилось легче, и помочь не можем, и мы уже сами в отчаянии были вместе с ним. Нам до глубины души было очень жаль его, очень жаль, просто дороже, чем самих себя. И потом, когда он уехал, мы очень молились, конечно. ИгЛа: Но вы его баловали много. И это видно. Во многом потворствовали ему, и он здесь при вас капризничает как никогда. Чуть что не так, он сразу на кофейник похожий делается. Это видно, что вы ему многое позволяли, боялись сказать, боялись оттолкнуть. Там.: Ну, потому что мы тоже, может, не всегда можем так сказать. Всё-таки сказать, надо так сказать, чтобы это было полезно и хорошо. Я для себя уже очень много раз говорила: если я не умею так обличить или подсказать так, чтобы этот человек принял, то лучше молчать тогда и вообще не говорить. А если говорить, и это его огорчает или он не принимает, значит, я не так говорю. ИгЛа: А вот я столько времени вас обличал тут, вы ни разу не обиделись? Там.: Нет. ИгЛа: Почему? Катя: Мы понимаем, что это из любви к нам. ИгЛа: Значит, что? Там.: Нет, ещё и потому, что написано: Пс.140:5 – «Пусть наказывает меня праведник: это милость; пусть обличает меня: это лучший елей, который не повредит голове моей; но мольбы мои - против злодейств их». Это елей на душу. ИгЛа: Так вот был бы праведник я, а то грешник. Катя: Есть ещё такое место, что: 1Тим.1:5 – «Цель же увещания есть любовь от чистого сердца и доброй совести и нелицемерной веры». ИгЛа: Ну и ты поняла что именно из этого?

 Аня: Я, конечно, знаю, что Вы, когда делаете замечание, то это оттого, что Вы хотите нам добра. И уже поэтому мы не возмущаемся. ИгЛа: Ни разу не обиделась? Аня: Ни разу. ИгЛа: А оговаривалась. Аня: Немножко там был один момент. ИгЛа: Ни один момент, а несколько раз. Аня: Обижалась несколько раз. ИгЛа: Вот, выявляется. Аня: Особенно, если при ком-то. Вот при посторонних там в автобусе было. ИгЛа: Давай, давай, пожалуйся. Аня: И там не потому, что я обиделась. Даже и не за себя. А из-за Вас, что люди плохо о Вас подумали. А за себя-то нет. Обо мне там было правильно всё сказано. ИгЛа: Но, в общем, всё принято? Аня: Ага. ИгЛа: Ну, слава Христу. Тамара: Хочу сказать, что к Гене мы очень хотели снисходить и всё, но иначе мы не могли. Потому что ему и так было тяжело, да если бы мы ему ещё свои всякие обличения делали. К его тяжести, да плюс ещё наши обличения, то ему было бы несравненно хуже, и мы ему не могли не потворствовать, когда ему и так было тяжело очень. Просто при его состоянии нельзя было иначе к нему относиться. Сейчас уже можно ему говорить. И ещё: мы Вас более почитаем и уважаем. А с Геной мы всёже на равных. И поэтому он имеет право на нас обидеться и взаимно ответить, потому что тут совсем другие отношения.

ИгЛа: Другой раз, когда он показывает каприз, смущение духа, надуется сидит. Да и с вами так было. У меня это принято – юмором разбавить сию мрачность. Вы не обижаетесь, не видите в этом лёгкость поведения? Там.: На Вас? Конечно, нет. Наоборот, мы переживали, мы думали, что это люди такие, что нельзя будет ни спросить ничего, ни сказать. Мы так и готовились. А потом вот письмо одно, как Гена написал, что мы с сектантами не едим вместе. Так мы сами говорили: как приедут, мы заранее посуду заготовим, потому что сказали, что Вы должны приехать. Я говорю, что купим отдельные ложки, тарелки, кастрюльку, чтобы они сами варили, если есть нельзя вместе. ИгЛа: А с чего же он это взял? Аня: Нет, мы просто поняли неправильно. ИгЛа: Конечно.

 Там.: Потому что мы очень хотели встретиться, послушать, а представление у нас было одно. Такое я слышала, что там, в Сибири, есть такие люди, православно верующие, которые, если к ним даже заходят, они и воды не дадут напиться. ИгЛа: Это староверы. Там.: Но мы не знаем, вообще не знаем таких различий. Я думала, что это точно такие люди, и слышали, да плюс ещё и Гена написал, что с сектантами не едим вместе. Ну, значит, так и готовились, чтобы создать такие условия, чтобы можно было общаться всё-таки, и ничто нам не препятствовало. Это нам безболезненно. И мы говорили, когда к вам поедем, мы тоже посуду свою возьмём. ИгЛа: Сектантские чашки. Там.: Нет, этот вопрос безболезненный. Мы вообще понимаем, что если люди так убеждены, и мы будем обижаться, и этим самым заставлять из-за снисхождения к нам нарушать свои правила, так это нам грех будет. Что если они так понимают, и мы будем обижаться, они же перед Богом так понимают, по искренности своей. То тут обиды никакой нет. А потом, когда Вы приехали, мы увидели, что это совсем не то. Нет, обычные люди. Наоборот, хорошо очень. И нам даже совсем сейчас расставаться не хочется совершенно (волнуется). А потом, не смотря ни на что, у нас взгляды ломаются. И какое-то очень тесное единство духа. Мы это единство ощутили уже давно, когда от рижан о Вас услышали. У нас было какое-то внутренне тяготение. Такое чувство, что с этими людьми у нас обязательно должно быть единство внутреннее.

 ИгЛа: Придёт день, и всё откроется. И как это было всё, отчего. И как Ангелы-Хранители тут радовались. Вот так. Ну, и вы с Катериной всем этим делились? Ек.: Делились. ИгЛа: Ну, расскажи, Катерина, как ты в первый раз услышала об этом, что показалось странным в этом учении? Какие у тебя мысли появились? Что это новое такое, необычное или чужое христианству, или нужное? Ек.: Что чужое, конечно, это несовместимость с нашим учением. ИгЛа: Ты считала, что у тебя твёрдое учение какое-то? Ек.: Конечно, да. ИгЛа: А как же так? Михаил-то вот услышал в первый раз и сразу, говорит, подумал: «А вот у нас эта ниточка рукоположения прервана». Ну, вот сейчас бы вас оставить с Геной, вы поправились бы с ним или нет? Аня: Мы об этом уже не можем говорить. ИгЛа: Видите, что обязательно ему пока нужна твёрдая рука. В дальнейшем не известно, как, что и где будет. Там.: Мы очень рады, что он с Вами. И лучшего места для него пока нигде нет. ИгЛа: Ну что, неужели бы лучше было, чтобы он продолжал ездить с рижанами? И душой-то его никто не занимался совсем. Аня: Мы не знали. Рижане-то думали, что у него всё в порядке. И они не хотели ему плохого. А то, что он попал к Вам, мы прямо видим, что Сам Бог его направил туда. ИгЛа: И сразу Господь всю внутренность открыл. При первом разговоре позволил выявить в нём всё. Что его больше всего-то и тронуло сразу. Там.: Мы, конечно, за Гену так благодарны Богу и Вам и очень рады. Я даже не могу себе представить, что бы было и как. ИгЛа: Ну, сейчас, слава Господу, видите, столько времени прошло уже и в дальнейшем мы сами за себя не можем ручаться, как Пётр ручался. Слава за всё Христу. Гена боялся, что вот он явится в свою баптистскую общину в Одессе здесь и что будет! А оказалось, что здесь всё в лучшем виде. Ну, сестры, прощайтесь давайте с нашими родственниками. Аня: Пусть Бог вас всех благословит, друзья дорогие наши, которых мы никогда не видели, ваш труд и ваше служение. Особенно мы просим вас делать это дело и особенно вот открывать эту истину, которая вам открыта, с большой любовью, с большим снисхождением к людям. Тогда это скорее примется и больше будет успех. Так нам кажется. Кат.: Ну, что? На прощание хочется сказать, что нам хочется видеть вас у нас в гостях. Очень просим вас, приедьте к нам кто-нибудь – или Валя, или Ирина. Хочется ещё с вами пообщаться. Ну, и хочется пожелать вам большого терпения и любви в вашем труде. Пусть Господь вам воздаст. ИгЛа: Ну, а сама-то будешь тут трудиться сейчас? Михаила, Петра посещать будешь? Кат.: Да, конечно. Там.: Спаси вас, Христос! ИгЛа: Вот, научились говорить, слышите? Аня: Ещё несмело, неумело.

 Тамара: (Плачет) Господи, прошу Тебя только об одном, чтобы Ты никогда не оставил меня. Господи, прошу Тебя, чтобы Ты держал крепко меня в Своей святой руке. Дорогой Христос, я Тебе сердечно благодарна за Твои страдания. Твоя святая Кровь, она пролита и за меня. Благодарна Тебе за то, что я услышала о Тебе. Христос дорогой, я прошу Тебя: благослови всех нас, здесь стоящих пред Тобой. Милости Твоей прошу за всех людей. Прошу Тебя, чтобы Ты каждого из нас охранил в руке Твоей святой и наши души. И чтобы мы не погибли, но чтобы были с Тобой. Прошу Тебя, чтобы Ты открыл мне те истины, которые мне трудно понять. Прошу Тебя, Господи, чтобы Ты постоянно подсказывал мне. Прошу Тебя, чтобы Ты Сам посылал тех людей, которые могли бы подсказать, научить. Так что очень прошу Тебя, помоги глубоко смириться перед Тобою. Помоги со смирением принимать всё, что Ты предлагаешь, и всё, что Ты говоришь. Господи, не только за себя прошу, но и за всех нас, стоящих перед Тобою. Прости нас, если мы что не так сказали, согрешили или в чувствах, или в мыслях, или в намерениях. Благодарю Тебя за то, что Ты не оставляешь нас, за посещение этих друзей наших. Мы очень Тебе благодарны за Твою любовь ко всем людям. И чтобы моё сердце наполнилось любовью. Научи меня, Господи, Твоей любви. Прошу Тебя за всех верных Твоих, за тех, кто ходит перед Тобою в страхе Твоём святом. Дай, Господи, чтобы истина Твоя воссияла. Прошу Тебя, обрати Твой взгляд на близких сердцу моему и близких всем нам. Помоги только в одном: быть верными Тебе и ходить в страхе Твоём святом. За всё, за всё мы Тебе благодарны, очень благодарны за любовь Твою святую. Аминь. Аня: Господи, ты видишь наши сердца и помыслы наши. И всё внутреннее состояние наше. Ты видишь, Господи, и меня. Прошу, чтобы Ты и сейчас простил меня за то, что я не проявила святости Твоей в это утро. И в чём – в помыслах ли, в словах ли – я и сама не могу осознать до конца, я только знаю, что и в это утро мы не проявили такой святости перед Тобою, перед Твоим величием. Ты видишь, Господи, что не достаёт и страха Божественного перед величием Твоим в нас. Я прошу Тебя, чтобы Ты простил меня, помиловал меня. И сейчас не по достоинству моему и нашему обратил лицо Твоё на нас. Боже мой, я очень прошу Тебя, чтобы Твоё было благословение на каждом из нас в отдельности в это утро. Прошу Тебя, пусть будет милость Твоя над нами и прощение Твоё. Боже мой, научи меня прощать и снисходить, чтобы я имела право обращаться к Тебе и молится Тебе, и чтобы Ты мог меня слышать. Господи, очень Тебя прошу, помоги мне в этом. Боже мой, помоги мне постоянно ходить в страхе Божием. Как я забываюсь и как я не способна помнить, что Ты такой великий, что Ты видишь каждый мой шаг и слышишь все мои слова. Прошу Тебя, чтобы Ты помог нам ходить перед Тобою, чтобы Ты открыл нам волю Твою. Ты видишь, как мне многое непонятно. Прошу Тебя, чтобы Ты просветил светом Твоим и ум мой, и сердце моё. Хочу ежедневно иметь общение с Тобою, хочу иметь молитвенную связь с Тобою. Но мне это так трудно просить. Боже мой, благослови Ты наши добрые намерения, добрые желания. Помоги стремиться и побеждать сатану в достижении добра и приближении к Тебе. Сам, Господи, защищай нас от этих сатанинских сил, от демонов, которые влияют на души наши. Господи, прошу Тебя, чтобы Ты каждого из нас благословил, чтобы Ты каждого из нас довёл до вечности. Сердечно Тебе благодарны за эту встречу, за всё, чему мы могла научиться. Прошу Тебя, помоги нам принять всё доброе. И благослови дорогих наших друзей на всю их жизнь, на путь их предстоящий. Сам управляй путями их, Господи. Руководи путями. И встречи, которые Ты пошлёшь с кем-то из верующих или неверующих, благослови. Боже мой, помоги, чтобы они были такими же сосудами, чтобы Ты мог воспользоваться ими для свидетельства, для того, чтобы открыть истину. Боже мой, дай нам глубокое смирение перед Тобою и друг перед другом. Благослови нас в этот утренний час, останься с нами, Бог Отец, Сын и Дух Святой. Аминь. ИгЛа: Христос воскресе! Все: Воистину воскрес! ИгЛа: Христос воскресе! Все: Воистину воскрес!

ИгЛа: Христос воскресе! Все: Воистину воскрес!..

Гена Яковлев: Вот ещё один вопрос не совсем ясный. Некоторыми моими друзьями принимается, что главное в деле спасения это — личная молитвенная связь с Богом, любовь к людям и освящение. Моё же мнение – это ничто, если человек не является членом Церкви, если он ещё не вошёл в Церковь. Это, конечно, важно, но это вопрос всё-таки уже на втором месте стоит после того, когда человек стал членом Церкви. Потому что думаю, что можно достигнуть какого-то уровня святости, но, не будучи в Церкви, всё это ничто. ИгЛа: Что совсем ничто, нельзя сказать, потому что добродетель перед Богом ценилась и в Ветхом Завете, и в Новом Завете, так как многие будут судимы по закону совести, не имея закона писанного. Здесь только нужно подчёркивать, что среди тех, кто слышал и не принял. Тут особая ответственность. 1Иоан.2:23 – «Всякий, отвергающий Сына, не имеет и Отца; а исповедующий Сына имеет и Отца». Оказывается, иметь Сына – это иметь все обетования настоящей и будущей жизни. О том, что без Церкви можно спастись, как толкуют многие сейчас: «Я имею связь с Богом, для меня ничего не значит, главное, что я имею связь с Богом». Этот разговор не по Писанию. По Писанию так: Мф.16:18 – «и Я говорю тебе: ты - Пётр, и на сем камне Я создам Церковь Мою, и врата ада не одолеют её». Если без Церкви свободно, каждый может спасться, то ответь, для чего Церковь нужна? Вообще, для чего тогда Церковь на земле? Какую миссию она выполняет? Проповедовать только или ещё что-то должно быть? Или всё-таки Церковь из определённых членов состоит. Ну? У тебя тоже такая мысль уже не раз прослушивалась. Что вот, главное, что всякий, кто призовёт имя Господне, спасётся, главное нам веровать, трудиться, и что-де нам этих людей судить? Ну, не понимают и не понимают. Судить, конечно, Бог их будет, но сказать, и притом настоять, чтобы они обратились от нечестия своего, мы обязаны. Так как истина ими не принята, и они знают, что Бог не требует служения рук человеческих – вот это они всё впитали. Этому их научили. Миллионы уст сегодня повторяют это. И на место отрицаний они ничего не воздвигли. Вне Церкви о каком спасении речь может идти? Церковь есть ковчег спасения, корабль, основанный Богом Самим по Его проекту. Ну, давайте выйдем из корабля, поплывём на бревне. Куда уплывём? Попробуй даже вот по свой реке проплыть около моря рядышком. Видишь, в море плавают только корабли. Всё. А не может ведь быть корабля, который не Богом построен. Только Богом. А что это не Божий корабль, как у баптистов, вы видите, как команда восстаёт друг на друга. Своих кормчих извергает. Вчера всех признавали, сегодня не признают. Выбрали новое руководство, кораблишко отдельный строят, поплыли. И сверху они его украшают, красивый он. С плакатами, со знамёнами, с музыкой. И им всего только семнадцать лет, как отделённым баптистам. Мы смотрим, откуда этот корабль, как они могли его построить без строительных материалов, не на основании Слова Божия, отвернувшись от Церкви? В Церкви вся полнота. Взойдём не корабль, посмотрим. Там Апостолы, пророки, святые учителя, мученики, подвижники, жёны, священномученики и просто мужчины. Откуда мы всё это имеем? Гена: Ну, как вот понять этот вопрос личного общения с Богом? Вне Церкви. И основательно ли такое заявление баптистов: «Для нас главное, что мы имеем личную связь с Богом»? Я рассуждаю так: допустим, вот это палец. Когда он в теле, когда он приросший, он имеет связь с головой посредством нервов, кровеносных сосудов, то есть он является членом тела. Но если этот палец отсечённый лежит где-то рядом, то как же он может иметь связь с головой? И есть ли эта связь? ИгЛа: По учению Евангелия и святых учителей, какая может быть связь? Единая глава, единое и тело. И если кровью член не питается, отсечено, перерублено, то хотя бы он и вспоминал о крови, которая текла в нём, ничего не будет, а только загнивание. До тех пор, пока ещё в теле орган, есть надежда на спасение. И сейчас так понимают, если где-то отсечено, где-то беда случилась, то только великое чудо может прирастить его, особая исцеляющая сила Христа – ухо прирастить. Все уши, которые после Христа были отрезаны, они оказались уже нежизненными. Это только чудо может совершить. Однако же мы не настаиваем на том, что каждое ухо должно приращиваться. Лучше всего его не отрезать от тела. Может, потому и было по уху ему полоснуто ножом, что не хотел правильно слушать слова Христа. Ты вот думаешь теперь о друзьях своих, и сами вы всё это слышите, видите. Люди находятся вне Церкви. Вот эти собрания. Что они вне Церкви, тут уже доказывать нечего, понятно. Как оно у вас? Всё нормально? Ни о чём не надо говорить? Всё-таки хорошая там музыка заказана, заплатили за неё, и пусть играет. Или как? Как вот мыслишь-то? Аня: Да, в отношении музыки понятно, мы и сами болеем об этом, что она есть. ИгЛа: Но, в общем-то, вот именно наличие связи. «Я молюсь», — так это разве всё? Для чего же нужно тогда принимать крещение? Смысл-то в крещении какой? И почему никто не может совершить, кроме священнослужителей? Для чего вообще нужна тогда Церковь, Христом основанная? «Я создам Церковь». Я проще было бы сказать: «Кто призовёт имя Господне, спасётся». Тогда бы понятно было – Церкви нет. Есть общество, организаторы, руководители. Гена: Всё-таки непонятно. И молитвенная жизнь и многие ведут святой образ жизни, достигли то, чего человеческими силами нельзя достигнуть. Ну, как вот это совместить? Кому тогда молятся? ИгЛа: Молятся Богу, молятся Христу. Гена: Ну, это же личная связь?

ИгЛа: Личная связь, никто её не может отрицать, этой связи. Ну, а когда говорим о духовной жизни, которая от Бога, то от кого она будет получен? Вот Израиль, и лучшего примера не придумаешь. Отделились десять колен. Кому они молились, скажи? Ведь еврея ни одного не было неверующего. В то время отвергшийся закона Моисеева побивался камнями. Кому они начали молиться с завтрашнего дня после отделения десяти колен Иеровоамом? Сегодня они отделились, сегодня был ещё Израиль вместе, и вдруг: 2Цар.20:1 - «нет нам доли в сыне Иессеевом; все по шатрам своим, Израильтяне!». Разбрелись. Тому же Богу молятся. Не написано, что они начали другого Бога проповедовать. Но только жертву начали приносить в другом месте. Они с Богом имели общение? Прервалась связь так, что Илья говорит: долго ли вам хромать на оба колена? Началось хромание на оба колена. В Иудее же видим, все благословения получают и то без всякого прекословия. Гена: Ну а как же всё-таки, откуда святость, откуда любовь? ИгЛа: От очищающего Слова Господня. От очищающего Слова Иеговы. Человек сам начинает читать Слово, и оно действует на него, проникает во все сферы его жизни, когда есть страх Божий, который Господь посылает. Откуда в Корнилии всё это было? Молитвы, милостыня и молитвы такие, что Ангел сходит с небес к нему. Кто из нас видел Ангелов? А, однако, к видению и доброте Корнилия нужны ещё слова, которыми он спасётся. Услышав эти слова, он должен был войти в Церковь. Вот это состояние, может, в отношении Корнилия. Он взывать ко Христу будет? Да. Доходит до положения самарян. Но самарян нужно ещё усыновить. Да они крещены были, ясно, что и грехи прощены были, значит. Но не получили Духа Святого. Есть положение такое, что вот доходит до такого состояния – надо креститься, и не знает, от кого. Принял крещение, как оно будет рассмотрено, во оставление грехов или всего лишь только давал обещание, которое тут же можем и нарушить? Гена: Если от человека зависит, если он понимал это, как прощение грехов, то он получает, а если он не понимает?

ИгЛа: Мы здесь решать конечную участь не можем, если он знал или не знал. По неведению Господь ведь смотрит как? Вот человек не принимал, не знал, но он искренне это принял, как есть, что такова форма поклонения, что вот это нужно, все эти балалайки. Но Господь показывает ему. Придёт время, когда это будет открыто, что надо, что не надо. Какая-то женщина вязанку дров, как лепту, на костёр несёт, сжигая мученика. Она ведь тоже со всей серьёзностью понимала, что так и надо для Яна Гуса. Но главное, что когда человек принял крещение и после этого он согрешает, после согрешения этого должен получить прощение. Даётся же только во оставление грехов и в жизнь вечную принятие святых божественных Тайн. Где он его получит? Вне Церкви где он получит вообще Таинства? Гена: Здесь вообще даже первое прощение грехов – крещение. Ведь сказано Апостолам было: кому простите, тому простятся. Ну, а если не было того, кто мог со властью, данною от Бога, простить грехи, значит, не наступило прощение грехов? ИгЛа: О каждом конкретном случае сказать не можем, но скажем: есть вот такой порядок. Хотя крещение дозволялось в отдельном случае совершать мирянам по благословению в критической ситуации. Но только после этого было миропомазание для того, чтобы приняли Духа Святого. А этот момент решала совесть Филиппа. Он не имел права преподать Духа Святого, не мог низвести Духа Святого но, всё-таки крестил. Это исключительные обстоятельства. Да, так, но сразу же в Церкви эта практика прекратилась. Сегодня может встретиться подобное и неповторимое крещение.

 Однажды случай был. Епископ по берегу прогуливался – видит: ребёнок страстно проповедует о Боге искренними словами и обращает языческих ребятишек. Им лет, может, по шесть, по восемь, и они веруют во Христа. И он говорит: «Что вам препятствует креститься? Верите ли вы?» «Верим». И он заводит их всех в море и начинает их крестить. «Во имя Отца. Аминь». Он видел, как крестят, у него отец священник был. «Во имя Сына. Аминь». Всех ребятишек удерживает в воде. «Во имя Духа Святого. Аминь». Выходят, они одеваются, а епископ в стороне стоит и смотрит. Уверовали, дети радостные выходят из воды. Этот вопрос был предложен на поместном соборе, чтобы рассмотреть, как это будет считаться – крещены или не крещены сии дети? Ответ был единодушный – крещены. А крещение сие совершил ребёнок. Но здесь нужно сказать, что ребёнок-то сам был крещёный, имел благодать Святого Духа, вот в чём смысл. Креститель сам должен быть крещёный. Но этот случай опять же единичный в практике Церкви, на глазах епископа, мы знаем, кем в будущем будет этот ребёнок. Это будущее святило, архиепископ из него получится. Всё оно одно к одному. Но не можем мы теперь сказать: да, вот так однажды было, пусть теперь каждый сектант, каждый дядя Ваня крестит, и будет всё утверждать Бог на небесах. Тут уже явное бесчиние. Аня: Ну, если говорить, вот спасённые или не спасённые вне Церкви, так ясно, что это объясняют тем, что Церковь – это невеста жениха, а есть и друзья жениха. Может быть, будут спасённые. Имеют и связь с Богом, и, в какой-то мере, страх Божий, вот и добрые дела делают, и будут спасены. Но опять же, вне Церкви как? ИгЛа: На каком основании? что это за друзья, что они не в Церкви? Раз они друзья, то они должны быть в Церкви. Вне Церкви, вне ковчега какие друзья? Не знаю. Других нет. То разбирают, что это Ветхозаветная Церковь, то Новозаветная – а у Христа одна Церковь, единая. Двадцать четыре старца, как написано в Откровении. Одновременно поклонялись. Это двенадцать патриархов и двенадцать Апостолов. Какие ещё друзья там могут быть? Таких друзей что-то много теперь уже. И всем неохота быть в Церкви, а чтобы самому бесчиние творить, не покоряться апостольской власти. Гена: Ну, вот первая половина стиха Евангелия от Марка 16:16 – «Кто будет веровать и креститься, спасён будет». Вторая половина стиха как бы крещение оставляет в стороне. То есть кто не будет веровать, осуждён будет.

ИгЛа: Если не будет веровать, то какое же крещение? Тут оно и не нужно совсем. Гена: Ну, вроде бы остаётся так, что если кто-то будет веровать, но не смог креститься или там по каким-то обстоятельствам, что всё-таки спасён будет. ИгЛа: Не написано здесь такого – это выдумка. Не надо прибавлять то, чего в Библии нет. Гена: Во всяком случае, многие использовали этот стих.

ИгЛа: Да ведь использовать всё можно. Можно использовать: Деян.17:25 – «и не требует служения рук человеческих, [как бы] имеющий в чём-либо нужду, Сам дая всему жизнь и дыхание и всё», — чтобы не креститься рукой. Очень удобно. Так что о Церкви разговор может быть только по страницам Священного Писания, и не иначе. Тамара: От истины не зависит, как преподают её, понимаешь? Гена: Хорошо. Я с этой Валей могу больше не встретиться. Ну, мне разве есть разница, чтобы перетянуть её в православие, если я сам прихожу расстроенный и вообще опустошённый после этих слов. Я не для этого приехал. Аня: Уже всё против меня. Гена: Ведь речь идёт о том, что я вот и сказал Тамаре, что, в конце концов, пусть я сейчас уеду и не встретимся никогда, но мне хочется, чтобы я слышал и знал, что вы в Церкви, что вы причащаетесь Тела и Крови Христовых, что вы принесли покаяние. Тогда у вас будет надежда на вечную жизнь. Но сейчас, пусть вы даже будете иметь личный контакт с Богом, как вы считаете, будете иметь любовь и достигнете святости, но я не уверен в вашем спасении. И я не могу успокоиться, не могу успокоить своё сердце. Аня: Ну, ты сильно не суди нас, не осуждай нас, что мы так не принимаем. Молиться больше надо. Гена: Как молиться-то? Опять же, вы считаете, что лучше б ты не говорил ей ничего, лучше б ты помолился. Аня: Нет. А вот утром встали, когда должны были молиться, и вот я послушала вот эти рассуждения, я всё это знала и абсолютно со всем этим согласна. Вот и я вчера одну женщину с беседы пораньше  увела. Я видела то, чего ты не видел, ещё больше. Вот этих недостатков, что она тебе не сказала, сдержалась, а мне по дороге рассказывала. И я всё это видела. Ну, думала, может, она что-то получит всё-таки. Раз она стремится тебя увидеть, думаю, не буду ей препятствовать, пусть идёт. Но утром вот сейчас перед молитвой вот это вот высказывание, ну, вот на меня отрицательно это отразилось, на моё состояние. Ну, я не знаю, почему это так. Не потому, что я не согласна или я её защищаю. Да я говорю, да я худшего о ней мнения, чем ты. Гена: Аня, если бы я сейчас говорил о ком-нибудь из православных, вы бы этого не почувствовали. Но поскольку я говорил о баптистах, а вы ещё являетесь членами той организации, членами того организма. Там.: Аня, тут ещё такой вопрос. Ты учти одну такую деталь, что всё-таки Гена фактически уже не тот. Аня: Чужие люди мы для него, ну, в смысле, баптисты, и всё, да. Там.: Вот, понимаешь, он и этого понять не может, он не понимает, что мы выросли в этом, понимаешь, что это нам тут что-то родное, что это нам больно. И с него требовать этого нельзя. Никак нельзя. А мы с него это требуем. Я это вчера тоже поняла. Когд вот она говорит: баптисты такие вот, там плохо, и это плохо, и то плохо. Мы это тоже видим, что плохо. Нам это, как по сердцу ножом. Мы от этого страдаем, переживаем, хотим, чтобы было лучше. Сами боремся, говорим, обращаемся то к тем, то к другим людям. И мы с этими людьми спаяны, кровно спаяны. Он нас понять не может. Мы, когда ему говорим, что и зачем, и ты это говоришь, он этого не может понять. И как бы ты ему ни объясняла, он этого не поймёт. И требовать этого никак нельзя.

 Аня: Это всё равно, как вот мы видим, как у меня мама, например. Я знаю, что она в плохом состоянии, я знаю, что она на пути к погибели. Я вижу, что она погибает, но вот рассуждать в подробностях об её недостатках, о её мнении я не могу. Я это знаю, но я не могу. Мне тяжело. Там.: Аналогично, что мы за год общения с Геной слово «православный» ни разу не сказали. И ни разу не осудили и не сказали, что там недостатки какие-то. И ни разу ни одного слова не сказали о священниках, как они живут. Это просто исключено было. ИгЛа: Но вы не забывайте следующее. Вы не рассуждали, потому что в этом направлении вы не трудитесь, от вас и пользы православным столько же было. Какая польза в том, что вы молчали, и ни одна душа не пришла из православия, не понимая ничего, как они жгли там эти свечи, так с этим и остались. Другое дело – когда бы вы беседовали со своими собратьями по несчастью и говорили им, и они бы показывали другим на те недостатки. Вы бы сказали: да, недостатки есть, но, несмотря на это, благодать рукоположения сохранилась, там есть Таинства, дарующие нам спасение. А вам, собственно, и рассуждать толку никакого не было. Если он разговаривает с ней, со вчерашней сектанткой, допустим, то он имеет полное основание. Во-первых, он знает её, он заботится о ней, он ей свидетельствует. Она же ничего не принимает, Слово Божие не любит. А сопротивляется каждому слову. Научена она чем? Наполнена отрицанием. На каждое слово она отвечает своё. Вы говорите «недостойный образ жизни её». И не только недостойный образ жизни. Всё то, что вливается с баптистской кафедры в них, всё построено на атеистическом отрицании. Атеизм отрицает и ничего взамен не даёт. Сектантство так же что-то отрицает и ничего взамен не даёт. Отвергли иконы. Что взамен икон? В другом виде они появились? Никаких нет. Свои портреты дома, разных балерин – всё есть. Медведи вот эти лежат, а это творения, их тоже нельзя иметь, а вот окорок перед глазами свалился с дерева – это всё можно. Если у вас нет креста, то понятно, но для чего галстуки появились на братьях? Что вместо креста? Масонский галстук. Остаётся пустота. Нет призывания Божией Матери. Но есть такое: «Ваня, Аня, давайте молитесь за меня». Вот он, смысл-то, в чём. Поэтому, если Гена это говорит, то у него есть на то основание. Он в этом деле трудится, заботится, выискивает причину - почему в таком состоянии находятся те, кто молится Христу. Ты не говорила о православных? Потому и не говорила, что совсем не трудилась, тебе и нужды в этом не было. То есть эти люди безразличные для вас. Ни одна душа через вас ближе к истине не подошла. Там.: Я другую мысль хотела сказать. Если даже мы сейчас там слово какое-то скажем про православных, а Гена принимает это всё, как родное, то как боль ему по сердцу.

ИгЛа: Но мы-то сознаёмся в этом, что такое есть несчастье?

Там.: И поэтому мы должны его понять и должны понять, что он нас не может понять в этом смысле, потому что мы сознаём. Что у баптистов есть, мы это говорим и видим, что плохо. А в отношении того, что мы делали для православных или нет, я могу искренне сказать и, я думаю, что Гена это тоже видел, что мы, конечно, очень хотели всем добра. Я уже много раз повторяла всем, что мы, когда услышали, что есть православный человек, который знает истину, то о том и другим говорили не раз.

Аня: Они близки и дороги нам. И мы видим плохое, об этом жалеем и переживаем. И говорим это с болью, а не просто рассуждаем. Тамара: Что ты требуешь с меня, чтоб я относилась к твоей матери, как к своей? Для меня твоя мать всё-таки не моя, а твоя. И требовать никто не может, действительно, я не имею чувства к твоей матери. Аня: Хотя мы одинаково понимаем её опасное состояние, плохое состояние, погибельное состояние. В этом вопросе, конечно, у нас одно. А чувства у нас совершенно разные. Так же у тебя и к твоей матери. Гена: Теперь вот ещё ваш совет или упрёк. Вы сказали: лучше б ты не говорил ей этого, а лучше б ты помолился. Аня: Нет, не то, чтобы ты не говорил, а о ней вот сейчас целый час рассуждать, об этом всё повторяться, так лучше бы… ИгЛа: А знаете, почему это касается? Вот тут легко понять. Состояние ваше не так далеко в этом было совсем недавно. И когда говорим об этом, мы ведь всё-таки помним, что здесь всё ещё нужно укреплять. И она явилась образцом того, что зримо на ней видно. В общем-то, это во всех сектантах, но не так зримо, иногда они могут воздерживаться, а в ней оно в открытой форме выявилось уже, как говорится, проказа на лицо, открытая уже язва. Поэтому, рассуждая об этом, мы говорим: в чём причина? Доброе в неё не вливается, а состояние её души неважное, а вот это недоброе нечестие и поношение, всё в ней есть. Ничего по истине она не принимает. Как Златоуст говорит: «Хотя я и не сделал трезвенными пьяниц, но зато трезвые сделались более степенными, целомудренными». И, говоря это, мы должны были чувствовать, а вы этого не почувствовали, что для вас в этом укрепление. Мы при вас делаем исследование, выискиваем причину, а вы наоборот. Аня: Но вот мы уже абсолютно полностью, бывает моменты, что мы всё, согласны. Но как только вы начинаете рассуждать вот так жестоко, судить, немилосердно как-то, так мы видим в наших глазах, у нас сразу начинается сомнение: наверное, это что-то не то. И так, когда мы беседы слышали, беседу с адвентистами, и там некоторые такие иронические высказывания, что всё, мы готовы были бы всё слушать, проверяли по Евангелию места и видим, да, так. Как начинаем критические замечания видеть, – всё отрезает. Мы не в состоянии воспринимать, мы видим какой-то дух тут вот, такое осуждение. Игла: Да... Г.Я.: Вы ещё принадлежите тому отрезанному пальцу, и вам больно. Аня: Может быть, не знаю. Я говорю то, что есть. Откровенно рассказываю вам, как оно есть. И вот даже и в это утро. Да, было единодушие, да, вечером было единодушие. Как услышала я вот это... Ну, хорошо, если бы это было коротко. Вот сказал: отрицательное состояние, не принимают, ужасно, принять ничего не хочет, всё, кратко. Но вот как-то тебе доставляет удовольствие много говорить об этом.

 Г.Я.: В одном письме тоже прозвучала такая мысль, что вот когда мы встретимся, давайте мы не будем говорить ни о каких вопросах. Вот мы просто, значит, помолимся, почитаем Библию и ни о чём не будет рассуждать. По-моему, моё такое мнение, что эта мысль не от Бога, что давайте не будем ни о чём говорить. Ну, хорошо, все молятся, все читают Библию, но, однако, многие идут в заблуждение. ИгЛа: Что есть ересь, скажи? Давайте, я хоть раз Аню допрошу. Поясни, чтоб понятно было, почему тебе это больно? Значит, это еретическое всё ещё в тебе остаётся! Можно было бы сказать, что вами истина принимается, если бы этих разговоров не было. С такими мыслями ты долго не устоишь в истине. Она должна вырваться оттуда. Поэтому-то ей и больно. Иначе это и не понимай. Ты видишь причину неприятия в другом: «Вот начинают критические замечания делать о баптистах». А как же без них? Без них и быть не может. Ты посмотри, как Илья смеётся: «Может, Бог ваш уснул в пути? Кричите громче, наверное, он забыл, не слышит». Это что, как не ирония? Смотрите, такой могучий пророк, с такой силой духа, ещё и насмешки строит, каверзы им. Им и так тошно, кровь льётся по ним. Знаешь, с болью вытаскивают они из себя эти копья, ножами режут себя, да ещё и этот в милоти лохматый смеётся стоит над ними. 850 человек, да они бы растерзали его, если бы не народ. Но вот это зрелище предстало перед нами. Давайте сейчас выступим мы только двое перед народом, перед всем вместе советом церквей, и пусть они конкретно ответят на эти вопросы. Церковь Христа должна иметь апостоличность, благодать? Они ведь ни один не ответили по сей день. «У нас не принято, нам так кажется». Что это? Мы будем говорить: кричите громче, взывайте. Больно бывает только потому, что это нас задевает. А о чём он рассуждает, меня это не трогает нисколько. Почему? Я точно так же рассуждаю, как он, и в этом стараюсь найти причину. А вы понимаете так: «О, вам это доставляет удовольствие говорить против наших братьев, против нашей веры». Врачу пришлось исследовать причину энцефалитного клеща. Погибали тысячи людей и учёных, но нашли наконец какого-то тарбагана-тушканчика в Монголии. Им доставало удовольствие разве это исследывание? Но зато люди остальные спасены. А иначе и быть не может. Аня: Это разные вещи – искать причину, это одно. Мы всё время, мы уже сколько лет ищем причину, сколько мы лет болеем, но вот... Там.: Аня, но требовать… ты не можешь требовать любви, ты не имеешь права. Аня: Знаю, и вижу это, но всё-таки я вижу: любви здесь не достаёт. Здесь есть прямая истина, вы её себе поняли, вы считаете свой обязанностью её донести. Но вот всё-таки…. Т.У.: Но требовать мы не имеем права. Анна (Аня Вознюк - А.В.): Ну, всё понятно. Не требуем от вас любви. Не требуем. Г.Я.: Любви, возможно, к людям, но не к сектантству, не к заблуждению. А вы требуете именно любви к этому. Поняла? А.В.: К людям не достаёт любви. Именно к людям. Г.Я.: Как вы можете судить, есть у меня любовь к людям или нет? ИгЛа: Вот как раз он не человека судит, а заблуждение в человеке. Г.Я.: То, что я говорю людям, идя на то, что они рвут со мной отношения, мне это больно. ИгЛа: Неправильно рассуждаешь, сестра, здесь. Здесь вот в чём дело. Ответь на свой вопрос, скажи, что такое ересь? Исследуя Писание, давно бы пришла к заключению. А.В.: Уклонение от истины. ИгЛа: Как ты считаешь, уклоняющийся от истины наследует жизнь вечную, хотя он и молится, и хорошо живёт, или нет? А.В.: Ну, если уклоняется от истины по неведению, то Бог ему Судия, я тут судить не могу. ИгЛа: По ведению, по неведению, но он ерети, и в ереси находится. Скажи, еретик наследует Царство Божие? АВ.: Ну, есть разные меры уклонения. Т.У.: Тут один ответ: нет, не наследует. Но тут другой вопрос. Я всё-таки думаю, что это такой вопрос, о нём говорить не стоит. Это точно такой же вопрос, как вот твоя мать и я. И тут хоть как доказывай, но мы не поймём друг друга, потому и отпадает вопрос. Здесь я ещё так поняла: истина – это одно дело. Понимаешь, истину принять нужно, а то, что ты понимаешь, то исполняй сама, понимаешь, тут ещё так стоит вопрос. ИгЛа: Что больно вам слышать –это понятно. По какой причине больно? «Мои люди, близкие мне, я сам недавно там был, и приходится теперь их осуждать». Других-то путей нет. «Если у них хорошо, - говорит Златоуст, - тогда у нас худо. Если у нас хорошо, – значит, у них худо». Не может двух истин быть.

 А.В.: Здесь дело не в истине. У нас стычки бывали с Тамарой, например, по поводу её мамы. Так как я часто с ней соприкасалась, то видела какие-то недостатки. Тамара тоже эти же недостатки видит, но я сужу более немилосердно. Она же судит с милосердием. Она больше меня болеет о ней, больше меня видит эти недостатки. Я когда рассуждаю о тех же недостатках, то совершенно с другим сердцем, и она обижается на меня. Ни один раз и со слезами, с обидой, что я по отношению к её матери именно такое имею отношение. И я тут не могла тоже понять. Т.У.: Правильно, Аня. Вот мы, допустим, стали православными, у нас будет другое отношение. Потому что эти люди для меня дороги. Ну, как ты заставишь его так же за них болеть, чужие это для него люди, понимаешь. Ну, тут никак нельзя. Для нас уже, вот если бы, дай Бог, нашлись у нас служители и приняли они рукоположение, всё приняли, вот эти люди, они смогут тогда у нас. Потому что для них эти люди, для меня, например, конечно, Иосиф (Бондаренко из г.Риги), разве же я могу когда-то там это, и я же тоже здраво вижу и недостатки, и хорошее, и всё. Разве я когда-то буду эти недостатки разносить, раскрывать, что он неправильно понимает, или вот, что он там баптист. Конечно, нет, и ты это понимаешь. Г.Я.: А в чём тогда любовь? А.В.: А будем ему говорить, будем его просить, будем его умолять самого осознать, принять истину православия и перейти из баптистов в православие. Но только…И даже тон будет другой, и совершенно всё будет иначе. ИгЛа: Но мы в беседах его не называем, мы говорим не про человека, а говорим о сектантских заблуждениях. Первая ересь – арианство. А.В.: Заблуждение в человеке, поэтому одно с другим связано.

 ИгЛа: Арий говорит, что Сын Божий есть тварь. И чтобы опровергнуть это, достаточно было одному человеку сказать: нет. Пишет Златоуст, и в каждом томе, почти в каждой проповеди, так как ереси ещё были живы, он продолжает громить их. Ему говорят: перестань, уже довольно. Он – нет, быть может, ересь ещё возникнет. Он обеззараживающие везде делает прививки. Другие, такие, как блаженный Августин, они пишут целые тома, чтобы разбить одну эту ересь. Мы одно утро поговорили о ваших вчерашних баптистах, и нам кажется: да много уже, довольно. Человека того здесь нет. Не о человеке речь идёт, а о заблуждении. Что это заблуждение льётся сейчас со всех кафедр, отравление душ идёт. «Нигде церквей нет, ты сейчас вступил в общение с Богом», – и каждое место толкования можешь перетолковывать, как угодно, только не в нужном направлении. Это чей дух говорит? И если мы не будем говорит об этом, то фактически мы защищаем и потворствуем им. Т.У.: Вот ты, Аня, например, хотела письмо послать патриарху, да? И вот мы идём через вокзал, Гена мне говорит, что Аня хотела письмо патриарху послать. Зачем? Чтобы там люди это знали. Дело в том, что ему это кровно больно стало. Что вот вы человека так пытаетесь обратить, пусть он был не прав, пусть он действительно поступал не так, но ты хочешь ещё кому-то открыть, вот это его родное, понимаешь, близкое, ценное. Г.Я.: Нет, вот смотрите. Это письмо патриарху мы бы с удовольствием открыли, любому показали, что вот, мол, что в православии есть. А о баптистах вы говорите: никогда не буду говорить ни о каких их недостатках. Вот вам и разница! А.В.: Я вот сейчас хочу, чтоб нашим кому-то показать, что они болеют о своём тоже, а не только судят это. ИгЛа: А они это совсем не так понимают. «А вот пусть у себя порядок наводят» – говорят они о нас. А.В.: Нет, я так не понимаю. ИгЛа: Все до единого так и понимают. Кроме того, адрес указан, понимаешь ли. И это дано только для того, чтобы человек тот задумался. Если дать, допустим, это православному архиерею, они это понимают некоторые, тоже сердце может дрогнуть. Но дать тем, которые могут лить сюда только грязь, то пользы никакой нет. Это им ко спасению не идёт, потому что у них построено на поношении, о православных у них ничего нет. Если мы баптистов всюду выставляем перед миром, что они люди верующие, что они страдающие, мы в их деле участвуем, то из баптистов мы не встретили ни одного ещё по сей день, который бы положительно отзывался о православии. Сказал бы: да, вот есть у них благодать рукоположения, надо задуматься. Об остальном мы и рассуждения не ведём. Ни одного не встретили. Всё у них построено на огульном отрицании - дух поношения. Среди православных батюшек встречаем священников, таких, как отец Димитрий, и он говорит: да, баптисты дружные, вот у них это хорошо, это наши молодые братья. Добрые слова. А.В.: Нет, неправда. Я не могу назвать некоторых, и очень многие считают, что среди православных есть искренне верующие, что они будут спасены.

 ИгЛа: Об истине речь идёт. А.В.: А в истине, здесь искреннее заблуждение, здесь научены так, идут уже, по наследству научение такое. И сами они вывода такого не имели. Просто так научены, неправильно веруют и искренне заблуждаются. ИгЛа: Но на одном поношении. Священные изображения поносят. А.В.: Не понимают. ИгЛа: А почему я не должен заступиться за Божью Матерь, когда она Её поносит, называет Её такой же грешницей, вот она что сказала. А.В.: Мы никогда не поносили, хотя считали, что не нужно молиться Ей. Г.Я.: Но это ещё не весь баптизм. Раз вы являетесь членами того общества, значит, к вам относится всё, что есть у них. Я с полным основанием к вам отношу, поскольку вы ещё не вышли оттуда. Вот выйдете оттуда, тогда это к вам не будет относиться. ИгЛа: Понимаешь, вот она поносит истину, и как он может об этом молчать? И он приходит и говорит: вот те, которые называются баптистами, с кафедры её только и учили, дома она Писание не читает, и она наполнена этим поношением. Церковь Христову она поносит. Выслушай: Божью Матерь поносит. Она знает: никому не поклоняйся, Богу одному служи, Ангелов она не почитает, святых она не признаёт никаких. Между прочим, почти 100% сектантства на этом и основано. Он об этом говорит, высказывает скорбь в своём сердце. Не теми словами. Да Никола не теми словами сказал Арию, а по голове его даже свитком ударил: «Доколе ты будешь безумствовать и богохульствовать?» Не удивляйся, ревность Господня позволяет другое сделать. Златоуст говорит: «Видишь, нечестивец хулит имя Божие, ударь его, загради эти уста. Чтобы сказали: «Как же так, кротчайший человек драку затеял». За имя Господне. Если ты слышишь, что земного царя поносят, ты можешь терпеть? Не похвалит ли тебя царь, если ты применил силу». Г.Я.: Такой вопрос. Поставили мне в упрёк, что я будто бы в данном вопросе служу соблазном. Аня мне высказывала такое. Что мы бы, мол, приняли, если бы мы в вас, ну, то есть в Вас и во мне, видели бы вот то, о чём вы говорите. Но мы не видим в вас ни любви, ни смирения, одни только поношения, одно осуждение, и поэтому мы не можем этого принять. По-моему здесь неправильное понимание. Надо разграничивать Божественную сторону и человеческую. Как человек, я могу погибнуть в своём осуждении, но то, что я вам доношу истину, это точно так же, как благодать может передаваться через недостойные руки. Поэтому здесь просто нельзя смотреть на меня, на Игнатия, на Иванова, Петрова, Сидорова. Т.У.: Ну, я не знаю, Аня, ты говорила так, что мы не увидели в вас ни любви, ничего? Мы настолько расположены к вам, что я вообще не знаю, как выразить это словами. Ты говорила? А.В.: Нет.

 Г.Я.: Говорила. В мой адрес. А.В: Но мне, конечно, не безразлично, как ты говоришь. И если в тебе нет любви, и ты погибнешь, но нам, ты понимаешь, и тех жалко, которые погибают, мы хотим им спасения, и тебя жалко. И когда здесь идёт беседа, и ты начинаешь расстраиваться, раздражаться и не хватает у тебя терпения, во-первых, я вижу вред, потому что они не поймут, и мне их жаль. Потом вижу вред для твоей собственной души, что ты в плохом состоянии. И у меня тут двойное переживание. А третье, мне становится тогда ещё непонятней сама истина, так как ты сам закрываешься, тогда мне воспринимать истину тяжелей тоже. Может быть, я не права здесь, а Тамара права, что действительно нужно истину отграничивать. Это одно. А потом вы вывод тоже не совсем верный делаете, что это от того, что так их научили. Да, но учили-то неправильно. Но, например, возьмите две личности: вот эту Валю, с которой разговор вчера был, и Даника, – здесь совершено разные люди. Да, Даня, например, открывает глаза: «А как это? а как это? я это не знал, а это», – это уже разный характер. У Дани сам по себе природный характер смиренный, кроткий, и он человек мыслящий, всё-таки он сам взвешивать способен. Эта же – девушка, она совершенно не способна самостоятельно мыслить. Вот ей вложили так, и она уже упрямится. Может быть, она никогда уже не остановится и не способна остановиться. И здесь уже не от того, что ей больше влили плохого, а Дане меньше. Ну, так все понимали, так учили. Так понимали по неведению. И Даня там учит, и далее бы он сам бы учил по неведению. И другие жители, они тоже учили так. Вдруг они остановились, глаза открыли. Тоже тут резко судить-то так сильно… Я не знаю, но Бог Судья. Но мы должны понимать, что вот заблуждается, а уж насколько ли велика эта ересь и насколько уж велик суд за эту ересь? Но Бог Судья. Я хочу надеяться на последнюю милость. Всё-таки какое-то снисхождение даже к этой же Вале, которая так не понимает ввиду своей природной испорченности, ввиду того, что её неправильно научили, от родителей, с детства ещё, может быть, то Бог даст какую-то милость ей. И что возможное сделать, конечно, открыть. Невозможно сильно увлекаться рассуждениями о ней. Конечно, сам факт налицо. Зачем многое говорить, что состояние плохое, что заблуждается. И считай, что перед тем, как нам предстать перед Богом, в течение двадцати минут рассуждать о ней, - не благоприятно влияет это на наши души. Просто для нас самих вредно такое влияние, такие рассуждения не смотря на наше общее одинаковое понятие, на одинаковый взгляд на неё.

 ИгЛа: Вот ты надеешься на какую-то особую милость, на понятную милость, на особое Божье снисхождение к ней, когда она пребывает в хулении всего - и Матери Божией, и святых. Тоже непонятно. Она находится вне Церкви, не причащается Тела и Крови Христовой, но какую-то милость мы для неё ещё оставляем. Вот это вовсе уж непонятно. Мы начинаем с отдельными православными людьми разговаривать. У них милость такая у православных, они приписывают это Богу. У них любой безбожник, будь это и удавленник, но он им дорогой по-своему, он же из безбожников, вот они за него и начинают каждому подавать печение. Вот он, ходатай, тоже взял печенье вчера, а помолиться-то и забыл, даже имени не спросил, он думает, печенье-то красивое, хорошее. Но я бабушке начинаю говорить, а она ничего не принимает. Приезжает ко мне и говорит: «Я вот хожу, молюсь за покойников». «За кого?». «За грешников». Я в это вник, что начинаю с ней беседовать один раз, другой, час, второй, третий, четвёртый. Почему? Пока не увижу в ней, что она это поняла, чтобы она отступила от подобного греха. Это же грех, ты обольщаешь людей. Ради чего? Ради того, что деньги тебе дают? Нет? Ну, а ради чего ты ходишь по этим покойникам? Дорогими для тебя они являются или нет. Почему? Наконец, она засвидетельствовала: «Больше не пойду. Поеду тогда к священнику».

 Я говорю: «Ещё и к священнику пойдёшь. Слово Божие тебе ясно открыло, вот и поезжай». Наконец, приезжает: «Всё! Больше я не езжу, не говорю», - но бились до последнего. Я же буду сто раз повторять, пока человек не отстанет. Она не отстала? Но прими это, как от Духа Божия. Допусти мысль ту, что Дух Божий допустил Гену сие сказать, и он со скорбью говорит, но говорит не о себе, потому что не его поносят, нет. Если бы за себя он ратовал. Вот Моисей был кротчайший, но когда он увидел, что дело Божие погибало, то он совершил такое, что совсем как бы и не требовалось делать. Хотя он и пострадал за это, но после того Бог называет его кротчайшим. И Златоуст поясняет: «Потому что он вступился не за себя, а за дело поруганной Церкви» - по тем временам, вот и всё. Г.Я.: Вот вы сравнивали разных людей, но доносят-то им истину одни и те же люди одним и тем же методом. Вот вы здесь как-то хотите поступить именно по-человечески, что если бы ласково, да по шёрстке, не против шерсти не дай Бог, вот тогда бы вроде сектанты приняли слово истины и обличение своей ереси. Но я сказал именно так, что и является подтверждением, что уже десятки человек приняли эту истину, значит, уже наглядно, что это дело не человеческое, а вы говорите, что если б вы были поласковей, то были бы уже тысячи. То есть мы неподходящие в данном случае. ИгЛа: В данном случае так. В прошлые годы, когда у нас только шла подготовка, по милости Господней в самом начатке пришлось мне быть, всё это разрабатывать, теоретически применять. И, открыв эту истину, увидев причины сегодняшнего дробления в сектантстве, от чего эта тоска и смятение у них, и никакими музыкальными оформлениями они не могут сгладить это нерассудительное противоречие, на одно и то же место толкований столько, я занялся с одним из баптистов. Решил эти острые углы обходить, полностью открывать ему истину толкования, что вам так нравится. Я провожу с ним занятия каждую неделю четыре часа в три дня. Сколько таких встреч за зиму было! С записью проходим весь Новый Завет, и я преподаю ему всё толкование Нового Завета по блаженному Феофилакту. Далее начинаем проходить Ветхий Завет. Он всё воспринимает. Острые углы, такие, как, допустим, почему печать Антихриста поставят на лоб и на чело, я ему не говорю об этом, что печать для того, чтобы принявший печать ту уже не совершил крестное знамение. Я беру вторую часть толкования только о том, что неизгладимый образ Антихриста начертит он в мозгах у людей и на правой руке – отсечение от правых дел, как поясняет архиепископ Кесарии Каппадокийской Андрей и этот баптист сразу сие толкование воспринимает. Теперь этот Анатолий Кузьмич Петеримов проповедует у себя в своём молитвенном доме с кафедры, всё это он доносит до людей, другие приходят и говорят: «Откуда он столько знает?». Вроде и такой дошлый, как говорится, и по-банному крытый, но откуда в нём столько берётся? А он молчит, не проявляет, откуда берётся, он не говорит, что это от Апостольской Церкви, что это от вселенской Церкви, от первых веков, а как будто он это сам знает. А теперь получается, что он всё это толкование себе приписывает, а основное-то он не говорит, он проповедует там ересь, в ереси находится, в ереси может и остаться до конца своих дней, в погибельной баптистской ереси и умереть, захряснув в сектантстве. И ни с одним человеком ещё такого падения при мне не было. В присутствии отца Александра Пивоварова он говорит: «Если даже меня изберут, преломление делать не буду, потому что это у баптистов незаконно». Проходит немного времени, пресвитер их уезжает в отпуск, его избирает общество их и говорит: «Вот ты у нас будешь теперь за пресвитера». Не рукоположенный, ничего. И он начинает ломать, крошить и по домам ходить причащать. Один из самых близких мне людей. Это как понимать? Я ему дал всё, но при занятиях с ним обходил острые углы, не трогал то, что нас разъединяет, то есть сделал именно так, что вам так уж нравится, и в конечном счёте ничего не получилось.

 Приезжает Генрих (о.Геннадий Фаст ныне). В первый же вечер мы, испытав всё, решили с первого дня искать противоречий и резать с кровью. В полшестого утра ложимся, до утра разговариваем. Приехало целое общество: пятидесятники, баптисты, менониты. Всё до конца высказано было. И две души сразу обратились. Так нами накапливался опыт! Бесполезно возвращаться на то, что не приносит плода. Не говорить о противоречиях, не сказать даже один раз, умолчать, - вам кажется это намного лучше, нежели резко высказаться о заблуждениях баптистов и остальных сектантов, так вот и рассудите нас по этим словам, - мы решили теперь судить по плодам. Приходят души, и Господь делает из них ревнителей истины, которые начинают сразу же трудиться с первого дня, вот и всё. А.В.: А я совсем не об этом говорила. Я и никогда не имела в виду, что Вы там какое-то некоторое время или какой-то период не говорили бы о самом главном. Но вот просто сам подход... В начале начать с других вопросов, чтобы не отпугнуть человека, чтобы он даже и не успел огорчиться. Он не успеет осмыслить, и ему кажется, что это не ересь, он же так понимает, что баптисты - это церковь. Если вы скажете тут же, кто они такие, то он сразу не станет слушать и воспринимать. Даже уверена, что Даня, если б вы начали с ним резко говорить, он бы не способен был слушать, таких бы результатов не было, как на сегодняшний день. ИгЛа: Она видит только результаты и не поймёт, из-за чего это произошло. С первого вечера ему сразу было всё высказано. Возьмите, вот вчера приходил Михаил. Первое, только я зашёл, и сразу начался об этом разговор. Почему, спрашивается, обоим это было приемлемо? Потому что в них уже было положено основание.

 А.В.: Да тон-то был, может быть, совершенно разный. В начале разговора с Лёней тон до полдня был совершенно другой. И во второй половине тон совершенно другой. И я уверена, что именно тот тон, во второй половине беседы, больше результата дал, чем в первой. Вот я об этом именно говорю. ИгЛа: Хорошо, примем это. Но, однако, первая половина и была базисом для второй половины. Он понял, что здесь всё твёрдо, чётко. Он говорит: впервые встречаю, что православные так по Писанию могли доказать. Вот когда он со всех сторон испытал это и увидел – твёрдость непоколебимая, а всё сектантское рушится, он пошёл на попятную и начал разговаривать, как должно. Как раз эта половина-то и нужна была, чтобы спесь с него сбить. Как говорится, рога сшибить этой гордости сектантской. Тогда он начинает рассуждать уже спокойно. Да, в самом деле, надо задуматься. Мы испытали, вы рассуждаете только теоретически, мы же испытали на практике, какой метод результативней. Ни одного разу нельзя упускать этой возможности. Стали мы говорить со Степаном Герасимовичем, и он мне предлагает: «На любую, самую опасную тему, беседуй, только не об этом». Коснулся о масонстве. «Давай на эту тему, полезная будет, но об этом не надо, о чём мы говорили дома». Я ему сказал: «Вот наши главные противоречия, что вы не Церковь, вы секта», – сразу ему это и заявил. «Только об этом не надо!» И тогда я ему сказал, что если не об этом, то я жалею, что приехал. Одно желание есть — поскорее от вас уехать. Он посидел маленько, вышел. Заходит: «Ладно, что Бог на душу положит, говори!» Теперь дело другое. И я понял, что если бы сейчас мне предложили говорить у сектантов где-то проповедь, как и раньше мне предлагали, то я откажусь от всех проповедей. «Не надо мне укреплять вас во лжи!» Не надо. Сначала нужно дать главное, а потом проповеди. Проповедники у вас есть, вы уже объелись их проповедями, уже и горькое кажется сладким или наоборот. Главное в том, что нужно дать понять человеку его погибельное состояние, что их обольстили лживые вожди: «Они вас вывели из Церкви, взяли Слово Божие, объясняя это тем, что православные не проповедовали». Если в православной церкви была бы проповедь Евангелия, то никакая секта и не возникла бы никогда. Им нечего было бы преподнести своим адептам. Против православного толкования, которое мы имеем, против вселенского толкования, всякая сектантская лжемудрость есть ничто. Она блекнет, и её даже не видно, дым один остаётся. Выйдет за кафедру еретик, собирает всякие примеры земные, а их ни к селу, ни к городу не приложишь. А.В.: Я ещё вернуться хочу к тому, Тамара, в отношении того, что ты говоришь, что не нужно требовать. А вот знаешь, я, когда осознавала, что моё отношение у меня к маме твоей, что нету любви, и в этом я каялась перед Богом и молилась об этом, так у меня бывали периоды, что я больше имела чувств к ней и любви, чем ты. И я это видела. Иногда вижу, что ты равнодушна к ней, а у меня есть сочувствие, жалость и любовь к ней. Почему и нужно сказать, что всё-таки это есть недостаток. Всё-таки вот такое состояние, как у Лены, я не могу сказать за брата Игнатия, но это явно, я не сомневаюсь в этом, это просто недостаток любви. Г.Я.: А как вы понимаете любовь, что это такое и в чём она проявляется?

А.В.: Ну, видно, если ты не способен снизойти, потерпеть, раздражаешься, если ты резко говоришь, значит, это есть недостаток любви, если ты говоришь не с любовью, если ты только одно – открываешь истину и всё. Вот один пример я приведу. У нас один проповедник однажды на баке стал говорить проповедь. Ну и начал с того, что вот там безбожники, на голове шляпы какие одели там, волосы закрученные. А я считаю, надо было говорить о Христовой любви и с любовью Христовой, и это прежде, чем начать обличать там, разносить в пух и прах, то может быть, надо было как-то именно иначе так сказать, но я не знаю, как. Я это чувствую, но я не могу выразить, как именно это нужно было бы. Но сама я буду делать иначе. Г.Я.: Ну, вот даже в этом примере, надо сначала расчистить почву, а потом строить что-то. А если так оставить это и рядом что-то строить, то ничего не получится. А.В.: Я того человека ещё проповедником знаю. Он обличает, но он любви, вообще жалости к людям не имеет. Я просто его и ближе знаю. ИгЛа: Может быть. Принимаем это, любви настоящей к еретикам у нас нет. Но мы будем о том молиться, и вы нам помогите. Согласен. А.В.: Вы хотите волю Божию исполнить. Я извиняюсь, что перебиваю. Вы искренне боитесь Бога, хотите исполнить волю Божию. Но вот такой любви, это нам так кажется, что не достаёт. Но если мы не правы, пусть Бог нам простит, и вы простите. ИгЛа: Простит, и я прощаю, и помоги, чтобы нам иметь любовь, как у вас. Благодарим Бога. Но когда будем трудиться вместе, а у вас больше любви, но придётся и вам учиться строгости. У вас много елея, а у нас много вина. Мы соединим вино с елеем, и не нужно их повреждать. Но ведь в Слове-то Божием написано как? Всегда сначала распыляли идолов, а потом строили доброе. Нельзя строить храм, пока не разрушено капище. Никаким образом нельзя насаждать что-то, пока не расчищены камни. Поэтому вы видите, конечно, что мы с треском растаскиваем поломанные деревья, ломаем ту постройку. Дымим, пыль, грязь идёт от неё, от пошатнувшейся уже постройки. И вы говорите: «Ой, рушится». А падение дома великое. Пал какой-то человек, вроде бы, христианин пал, а в глазах-то ваших этот еретик-баптист был христианин правильный, и вдруг у него рушится, и притом мы видим, что подобная проектировка-то была и в наших душах, – тогда нам самим крайне больно, и нам это очень понятно.

 Вот случай – едем дорогой. Некоторые, даже и из баптистов, говорят: «Ну, зачем ты политические стороны задеваешь?». Я говорю: «Мне дано это, а вы не трогайте. За что судите?». Я стал говорить, а они: «Когда любой преступник, в лагерях сидящий, говорит, что власть не хороша, и он говорит против, то все делаются недовольные». Но как только заговорят о том, кто основал эту каторгу в стране, так они же сразу затянут: «О, что ты, не подходи, не говори». Стали разговаривать, и я с первой же минуты скакал: «Практически – это приносит тебе пользу или нет?». Они через пять минут уже уверовали, что да, этот человек заблуждался. И то, что он думал строить, как, того практически в жизни нет. Под именем Ленина, под маской его скрываются, и был бы он в этой же стране, где мы, то он в психотюрьме сидел бы. Они держали газету в руках и отбросили. Ровно через двадцать минут началось свидетельство. Пока этот идол не был ниспровергнут, они ничего не воспринимали. Я ещё раз убедился, что даже в горкоме, когда я там был, то в первую очередь показал: «За кем вы пошли? За безумцем, и с безумным будете в аду гореть вместе. Он говорил, что Бога нет?». «Не знаем». Я говорю: «В таком-то томе его сочинений, на такой-то странице о чём говорится? Всякое заигрывание с Боженькой есть гнусность». «Да, говорил». Продолжаю: Пс.13:1 – «Сказал безумец в сердце своём: «нет Бога». Они развратились, совершили гнусные дела; нет делающего добро». За величайшим безумцем в мире вы пошли. И обольщенные им с ним и погибаете». Без этого нельзя, чтобы не говорить об идоле. Приходится. А баптистам как только это скажешь, они тут же: «Мы власти не трогаем». Я же всё это власти открыто в глаза говорю. Видят это, и они понимают, что да, строго, но с любовью. А вы этом не увидели, потому что, видимо, христианский глас строже судит. Благодарим. Г.Я.: Я такое привожу сравнение. Если я, например, шёл сам, был слепым и шёл в погибель. Вдруг на самом краю пропасти остановился. Остановился, увидел, отошёл в сторону. Но вижу, что туда ещё толпа идёт. Неужели я буду как-то ласково уговаривать, пока они ещё идут. Да нет, я постараюсь любым способом остановить, остановить на этом краю, если я вижу, что я могу не успеть. Может, завтра будет поздно. Пейсти тоже приводит пример, что если ребёнок сидит на дороге и движется на него машина, да уж схватишь его как угодно, может, даже руку ему сломаешь, но зато спасёшь жизнь.

 А.В.: Я думаю здесь так вопрос ещё. И тут мы, может быть, даже и никогда вообще не поймём друг друга. Всё-таки, наверно, каждый человек какой-то особенный, и все разные люди. Наверно, и души тоже разные. Вот у меня, например, такое состояние, что если я скажу человеку что-то и вижу, что это его огорчило, обидело и ему больно, то у меня сердце разрывается. Я не могу потом ни спать, ни кушать, и я буду у него на коленях просить прощения, и меня совесть осуждает, и я считаю, что если я ему сказала, и он не принял и обиделся, значит я сказала не так. Значит, если я обличила неправильно, значит, это не моё дело —обличать. Обличила я – не принял. Потом за всякое слово письма своего переживала, не знаю как (плачет). И с молитвой, и со слезами, и ночью не сплю. А потом вижу, что ничего не получилось, только время потеряла. Потом жалею, начинаю просить прощения, каяться, вот и всё. И так же и к другим людям. Но может быть, тоже ещё кому как дано. Вот с мамой у меня был очень серьёзный конфликт. Я ей правду сказала, истину, всё сказала. Но сказала тоже таким тоном грубым, очень дерзко. И я ещё никогда так не говорила. Я сказала, что нигде ничего не преувеличила и нигде неправды не сказала, а всё правду. Но таким тоном, что она, конечно, была очень огорчена и очень смущена. И меня за это очень совесть осуждала. Значит, я не так поступила. Хотя это и истина, но я должна была всё-таки её иначе преподнести, иначе остановить её. И потом я стою перед Богом и не могу я свободно поднять глаза, свободно молиться, поблагодарить Господа за беседу, за своё состояние. И у меня от этого какая-то тяжесть на душе, и радости нет – вот такое состояние. Если же другое, допустим, человек обличил, сказал, направил, как-то вот так, как он понимает. И он в душе всё-таки... каждый, написано же, что водимые Духом Святым, ну я не знаю, конечно, тут кто как понимает присутствие Духа Святого в сердце и контакт с Богом, и общение с Богом. Я не знаю, мы не беседовали. Но в моём представлении, что Дух Святой должен сразу обличить, должен подсказать и всё. И если ты, например, видишь, что ты сказал, сделал или остановил, и видишь, что от этого ты всё-таки имеешь радость и покой, и мир, и видишь, что правильно, значит, это, наверное, каждому дано. Одному дано вот таким путём, вот так, и он понимает так, его совесть не судит. Всё-таки совесть - тоже какой-то контроль у нас, я думаю так, что есть внутренний голос и контроль над нами. Но я не знаю, может быть это тоже ересь. Если мы всё-таки имеем связь с Богом, то какой-то у нас должен быть внутренний контроль и какая-то… Г.Я.: Ну, здесь каждому свои дары даны, таланты.

А.В.: Вот я так и говорю. ИгЛа: Не с любовью, допустим, бывает, говорим – полностью признаю и каюсь. К этому стремимся. Но, так как приходится работать, другой раз сами посмотрите. Вот растение далеко укоренившееся, вредное оно. Я со всех сторон уже руки уколол об него. Тяну его, никак не могу. Я уже пытаюсь его по частям отрывать, – никак. Посмотрите, когда человек напрягается, то вид-то лица его и положение, и запыхавшийся, совсем не ласков бывает. И когда увидел, что вот, душа обращается, а кто-то мешает ему, то Апостол Павел сказал такие слова, которые я от него никак не ожидал: «Сын дьявола, враг всякой правды», - каким голосом он сказал?, – «доколе будешь совращать с прямых путей Господних? Вот на тебе рука Господня!» Раз ты плохо видишь, Господь хорошо ослепит тебя, чтобы ты хорошо видел. Павел думает, что так как он через слепоту пришёл к Богу, то, наверно, всех только ослепляй, и они к Богу пойдут. И Елима-волхв тыкался из стороны в сторону, метался, и ничего не мог найти. Для чего ты, Павел, сделал так? Потому что должно так быть. Вот она, ревность, до чего доводит. Ослепил человека и всё. Если бы нам дано было подобное право, то я бы, конечно, тут не раз уже воспользовался у вас этим средством. Оставил бы вам слепцов, водили бы их сейчас за руки. А.В.: А потом я ещё так думаю, хотя я не знаю, что значит это место. Илья всех пророков заколол, там действительно, реки крови лились. Расправился с ними, конечно, по-человечески. Значит, и Бог его благословил, и Илья был взят на небо живым, и ему это не было во грех. В другом месте, например, когда Христа не приняли, то хотели расправиться, как Илья, так они точно и приводят, что разреши нам, как Илья; так же там написано? А Он сказал: «Не знаете, какого вы духа». Значит, там Он не разрешил расправиться вот так. Наверное, здесь может быть кому дано и кто власть имеет расправиться и прочее, чтоб реки крови пролили, а другому, может быть, всё-таки...

 ИгЛа: А как Пётр с Ананией и Сапфирой расправился? За что? Вообще они не были заблудшие, были члены Церкви, всё имели, но деньги не отдали. Что ты из-за денег убил людей-то? Тем более, деньги они и не обязаны были отдавать. Так за что же Пётр их убил? Практически отрубил им головы. А.В.: Но это был единственный случай, и это был случай, чтоб остановить, чтоб другие боялись. ИгЛа: Однако! Г.Я.: Ну, я согласен, что, допустим, много ошибок, много не того, но Ленин говорил: «Не ошибается тот, кто ничего не делает». Посмотрим, если вы начнёте делать, посмотрим, как будет. ИгЛа: Это не ответ, и это я не признаю за ответ. За тобой я этого права не признаю. «Посмотрим», - нет. «Каждому дано своё», - и с ними я согласен больше. Что огорчаешься, допустим, ты, я, что мы не правы. На все замечания, которые нам говорят, мы должны реагировать положительно. Благодарим за это. Говорим: усильте молитву. Кое-что, может быть, ещё больше откроется. Не с любовью сказала – никакого нам извинения нет. Но вот Господь уже с самой лучшей лаской говорит. Допустим, если люди от нас не принимают, ожесточаются, значит, не с любовью мы сказали. Господь ответил: «Я ничего тайного не говорил». Раб размахивается и бьёт в ланиту Владыку мира. Только Бог мог выдержать это. Что тут сказал Христос такого, чтобы не принять? Почему? Лично этого раба слова Христа задели. Считается, что это был один из тех, которые слушали Христа, и фактически к его свидетельству Христос обратился. Раб этого стерпеть не мог, поэтому размахивается и бьёт Господа Бога. «Чего ты хочешь, раб?» «Я закрываю Ему уста. Перестань!» «Что сказал худо, покажи. А если я хорошо говорю, за что ты бьёшь Меня?» Павел, например, не выдержал такого, когда ударили его. Сразу сказал: «Стена подбеленная, грязь одну только скрыл в одежды свои. Бог будет бить тебя по устам». Но ему напомнили о законе, запрещающем поносить и злословить начальствующего. «Ох, не знал», – и тут же назад. А.В.: Но я думаю, что не будет ошибки, если мы не будем в большой самоуверенности в себе за правоту свою. А будем больше проверять себя и больше смиряться, и даже возьмём на себя ту вину, где её нет, где, может, действительно, так и надо было, но если строго: Господи, проверь моё сердце, и если я не прав, больше не допусти такого. А если прав, то смотри, как. Но если мы всё-таки будем в страхе ходить, отвечая за каждый свой поступок, и больше себя проверять, и даже если совершено правы, а возьмём на себя эту вину, то мы ничего не потеряем. ИгЛа: Аминь. Ты к себе относишь это? А.В.: Отношу, конечно. ИгЛа: Почему между вами и Геной, когда он одно только слово скажет, ты ему сразу вопреки? Он же твоих замечаний вообще принимать не может. Благодарю Бога, дал Господь эту истину понять давно уже. И приходится сразу вас обоих судить. Оба вы верующие, оба понимаете истину. И он реагирует крайне болезненно на всё то, что ему говорим. Понимаю, это не христианское дело, не должно так быть. Но вы сами понимаете, что нужно трудиться. Я вам уже не раз говорил. Ты видишь, что не такое дело? Эта потворствует много, но всё-таки думает, да как бы чего не получилось. Нельзя каждый угол обходить.

 А.В.: Значит, у неё лучше получается, и на мне пример. ИгЛа: Нет, ты много оговариваешься. Уже почти загорелся сарай. Я говорю: «Убери, плитку не ставь сегодня». Не успел обернуться, уже включили, опять на месте стоит А.В.: Ну, что есть, то есть, это у меня по природе моей. ИгЛа: А природа у тебя не изменилась, ничего нового Христос не сотворил? Или всё новое? Где это целомудренное отношение наше? Тем более, у женщины. Знаете, вам дано право: «учить жене не позволяю». Кротко вам делать нужно замечание, тем более, брату, а вы знаете, что он авторитет какой! Приехал сюда, с какими мыслями, с какими истинами. И вдруг та, которая должна его поддерживать, рядом находящаяся, и она начинает противоречить. Его ведь легко понять. «И она меня учит, она мне при всех делает замечание», - он аж весь из себя. Представь себе. Я секретарь, практически получается, а какой-то бы там маленький комсомолишка ему бы всё время шпильки ставил. Он бы съел его, задавил. Но теперь он этого сделать не может – он христианин. А в тебе именно такой образ для него видится: «Как так, на каждом шагу она мне всё шпильки вставляет». А.В.: Да, вот так. Я согласна, что у Тамары больше смирения. У меня слишком простоты много. Не потому, что я там унизить хочу или что. И у меня получаются вот эти два переживания. Переживание, чтоб был тут успех, что время коротко, и чтоб было побольше пользы от ваших бесед здесь. И, с другой стороны, переживаешь за его состояние. И эти два переживания больше, чем за своё собственное, и упускаешь своё собственное состояние. ИгЛа: Что упускаешь, это ясно видно; и то, что переживаешь за него, и это тоже понятно. И его состояние, оно не то, которое должно быть. Что раздражается, не целомудренно ведёт разговор Гена, настаивает. У него чёткая задача, и он добивается её выполнения только так. Он с первого раза кричит: «Приди и становись там сзади, или, в крайнем случае, около меня!» Обратился, - продвигаемся подальше. Гена их по иерархии ставит сразу. Вперёд себя он ни в жизнь не запустит никого. Как он меня терпит, я ещё понять не могу. Как-то признаёт, от меня замечание ещё принимает. Это, ясно, качество не христианское. Он никак не может понять, что он здесь уже не комсомольский секретарь республиканского масштаба, каким он был ещё вчера на Украине, что он уже не в горкоме работает. И он первое время пытался этими своими старыми регалиями бравировать, что его дядя в Москве, в Кремле, Суслов Михаил Андреевич, главный идеолог СССР. Значком о высшем образовании, этим поплавком, бахвалился. Я его отговорил, он его снял. Я говорю: «Это самый глупый знак». Если в голове нет, так я хоть на пиджак приколю. Считаю, что значок о законченном вузе есть самый глупый знак. Разговор был очень серьёзный.

 Благодарю Бога, что он понял, снял, и больше его нет. Он даже на кафедру со значком восходил. Теперь ваши замечания его очень бьют. Считаю, что через такие замечания вам нельзя было многое в его пользу сделать, но Господь и их в пользу положил, через это он больше увидел себя. Я думаю, что наступит момент, когда он и против меня восстанет, и в очень скором времени. Удачно это будет, неудачно, но ему придётся это испытать, получить крепкий удар, и даже потрясающий. Но я до этого не довожу. Я часто употребляю слово «целомудрие». Целомудренное отношение с людьми. Знать, где прикрутить, где немножко отпустить. И вот вас мне приходится всё время мирить. Вас ли мирить? Сколько раз уже. Вот она свидетель у меня. Скажи. А.В.: Ну, я сознаю, что я не права, и это у меня вообще. Т.У.: Я считаю, что Аня совершенно не права. Я ей это всё время говорила каждый день и сейчас вот прямо при всех скажу: совершенно не права. Я ей говорила, что ты имеешь что-то, ты себе это возьми в сердце или в голову, или на бумажку запиши. Потом, в какой-то удобный момент вот как-то спокойненько, оно и примется тогда. Но если же ты встреваешь, как вот брат Игнатий только что тебе сказал, то Аня уже тут поперёк. Она считает, что так, как она никто не скажет. И это так заметно. Вы только ему что-то, Аня тут вклинилась, и ему тоже свой голос. А.В.: Это не потому что я… Это потому, что я согласна. Т.У.: И поэтому я, например, Гену очень понимаю. У него, конечно, такая отрицательная реакция. И у другого бы такая же тоже была. Оно неприятно даже со стороны смотреть. Только Вы слово сказали, Аня подключилась и сама тоже. И уже вдвоём. И, конечно, он от Вас принимает, и мы от Вас принимаем больше, чем от него. Он как-то нам говорил, а Вы как-то вот иначе. И он от Вас принимает больше. Так почему же нам не дать Вам власть, и Вы можете ему сказать, и это будет лучше. А то, что я там покровительствую, в отношении Гены, вот я искренне, я очень хочу, чтобы ему хорошо было, и мне его какими-то лишними замечаниями не хочется расстраивать. Что он внутри как-то переживает и недовольный. И я стараюсь всякие углы обходить, чтобы сохранить у него внутренний мир. ИгЛа: А как считаешь, что, тяжело ему со мной или нет? Вот со стороны как думаешь? Т.У.: Нет, ну, в некоторых моментах, может, и тяжело. Иногда я думаю, что немножко Вы несправедливы к нему всё-таки в строгости такой. Потому что ему тоже тяжело. А в основном, как правило, так лучшего для него места даже не можем думать.

 ИгЛа: Когда мою жену жалеют и говорят, что сурово ты с ней поступаешь, я её сразу на арену. Так, ну, давай скажи, Михайлович, как, строго с тобой поступаю или милостиво? Г.Я.: Нет, я считаю, что не строго, но просто кое-что я умом понимаю, но не могу ещё победить свою плоть. ИгЛа: Понятно? А вы потворствуете этому. Ну, а понимаешь, как милостиво всё-таки поступаю с тобой ещё? Г.Я.: Я вижу в этом именно проявление любви. ИгЛа: Ну, куда обвинители мои делись? Г.Я.: И ещё я считаю, что Вы можете вынуть мои сучки из моих глаз, потому что не имеете таких брёвен, а остальные имеют брёвна, которые не позволяют им подойти на такое расстояние, чтоб вынуть мои сучки. ИгЛа: Но ты это оставь. А.В. Ну, я хочу в отношении брёвен сказать вот что. ИгЛа: Задело-то кого? А.В.: Я вижу целый воз в себе брёвен. Бывает такое, что я хочу вынуть, потому что просто обвиняю другого, а сама и не имею любви. Но к тебе именно потому так отношусь, что хочу твой воз вывезти первым, потому что я тебя люблю, а себя на второй план. Г.Я.: Нет такого, это не по Писанию. ИгЛа: Тем более, я начинаю с ним разговаривать и, ты видишь, как по возрасту старший, считаю его дитём. И в это время, вот как сказал Тамара, ты сразу же встреваешь, чисто по-женски. Если бы ты была замужем, каждый день колотушки получала бы. И каждый день бы ты освящалась от мужа. А.В.: Ну, так это просто тут мой недостаток, как женщины. ИгЛа: Этот недостаток можно было выбить. А это дух советизма, как я его называю, что женщина не знает своего места. Я с ним разговариваю и вижу, что ты нецеломудренно подходишь к нему. Не понимаешь, что здесь нельзя, это больно. И причину-то его ожесточения не можешь понять. Это ему не приносит пользы. Нет. Иоанн Златоуст говорит так: «Вот ты приходишь домой, муж, и жена тебя встречает в дверях, как тигрица. Ты говоришь: «Что-нибудь подобное я делал тебе, как ты со мной поступаешь?» Но вспомни, не поступал ли ты подобным образом с какой-нибудь женщиной. И теперь она в руке Божией, как меч, как скальпель хирурга, она мстит тебе за поруганную ту женщину. Сама же жена твоя не знает про ту женщину. Господь через твою жену напоминает тебе о том». О том! И тебе хочется Гене сказать. Тебе же, Гена, через Аню Господь напоминает о других, быть может, женщинах, с кем ты несправедливо поступил. А тебе, Аня, тоже о чём-то напоминает. Припомнить надо. И когда мне, допустим, не покоряется жена, то она вечером покается. У неё дух покаяния очень близок. И я даже не считаю близко подобно, насколько она впереди меня идёт. Намного дальше. Я грешник из грешников. Но когда она сопротивляется, я сразу вижу. Почему? Это как бы Господь на время допускает, чтобы она отомстила мне за другую. А.В.: Ну, я тоже каюсь. Я не совсем сознаю. Я это делаю в простоте, в простодушии. И по своим недостаткам не всё осознаю ещё, что вот Вы меня обвиняете. Но я Вам верю. Раз Вы говорите, что я не права, значит, я буду стараться исправиться. Не даю гарантии, что абсолютно и сразу же от всего этого избавлюсь, нелегко это, но буду стараться. ИгЛа: Так, хорошо! Практически сейчас Гена остаётся здесь, в Одессе. Ваши исправления… Что, так сразу всё в Вас и изменится? То же самое ведь остаётся? Вы исправитесь, если сегодня он уезжает, и упрекать вам некого, вы исправились?

 Аня: Но если бы он оставался, я бы больше дала права Тамаре, сама бы больше молчала. ИгЛа: Когда она нападает, я заметил, ты всегда сзади. Извини, но у нас дома мы держали три собаки. (Смеются) И вот две собаки, Дунай и Рэкс, между собой не ладили и всегда дрались. А другой был чёрненький такой, мы его звали Пират, а прозвали Жуликом. Очень интересно. И вот Жулик не любил именно второго – учёного Рэкса, а лохматого Дуная очень сильно любил. Вот собака, а привязанность какая была! А сам Жулик страшно трусливый. Бичом если хлопнешь, он целый день из конуры не вылезет, не говоря про ружьё. Но вот когда те, большие, между собой сцепятся двое, а друг друга никто из них не мог победить, прямо клочья и кровь. Жулик тогда ждёт момент, когда его враг Рэкс окажется под низом. Он подскакивает, раз его, уцепил, укусил, отскочил и за меня спрятался. Интересный случай. Г.Я: Так и Аня, когда Тамара нападает, она, как дальнобойное орудие уже. Если уж Тамара обличила, так это меня касается. Почему? Потому что тут обычно то же. Тамара обличает в том, в чём сама не виновна. И это, конечно, действует. ИгЛа: Вот тут ты не прав. Ты так: тебя может обличать только Ангел, но и то только в крайнем случае, быть может, кто-то, и то, если он пониже тебя. Но, в общем-то, только Сам Бог может тебя обличить. Если ты мне ещё сегодня не говоришь, то сохраняешь в арсенале где-то в тайниках, накапливаешь против меня досье. А когда всё это выявится... Потому что я-то самый негодный человек, грешник на земле, вот тогда ты по мне и ударишь. А уж обличения мои прахом пропали все. Нет, друг, кто бы тебя ни обличил, не смотри на достоинство, а смотри на пользу. Вот моё разумение. Ни от одного человека ещё не было, чтобы я не принял обличения. И говорю: «Я ищу обличающих меня». Не выходя с места, обличай. Это лучший бальзам голове моей.

 Г.Я.: Подождите. Вы сейчас вот минуту назад закрыли к этому возможность. ИгЛа: Кому? Г.Я.: Для меня хотя бы. То есть Вы хотите, чтоб Вас не критиковали, чтоб Вас, значит, не затрагивали. ИгЛа: На момент, пока ты находишься в состоянии ученика, послушника, сие запрещается. Если для тебя не будет никакого авторитета, а ты ведь вообще ни от кого не принимаешь. Тебя мог обличать только Генеральный секретарь коммунистической партии Советского Союза, и вдруг кто-то над тобой имеет власть. Тебе только беспрекословно, вплоть до того, что есть, и сколько на ложку горошку: «Будешь делать только так!» Это и означает полнейшее послушание. Диктаторство над твоей душой я беру. Думаю, что если только выйдешь из повиновения, не окончив курс, то ты неприятностей не оберёшься. Больше заниматься тобой так никто и нигде не будет, насколько мне известно. Это подтвердят и сёстры. Так? Вот и прими это. Поэтому я требую беспрекословного подчинения. Жарко, не жарко, надевай шапку, иди, вот и весь сказ. Как только из этого состояния выйдешь, тогда скажем: «Всё, брат, на самостоятельную работу встаёшь теперь, пожалуйста». Сейчас же требую беспрекословного подчинения, и от тебя я никаких обличений уже не принимаю. Ты не имеешь права меня судить. А она, любая, может говорить. Почему? Потому что в состоянии ученика они не у меня находятся. Только лишь я, когда близким, может быть, человеком стану когда-нибудь для них, сделаю замечания, а у тебя всё взято под контроль. Иначе сказать: я должен нести тебя на своих раменах, насколько это возможно для человека. За всё отвечаю вплоть до прописки, проверяю, чем ты там питаешься, что дорогой ел, с кем разговаривал, где был до минуты. Вот так. Что можешь сказать? Не желаешь ли выйти из повиновения? Или ещё поучишься маленько? Г.Я.: Конечно, пока не выгоните. ИгЛа: Нет, не выгоняю, прошу и меня потерпеть. Ну что, как только видишь, когда бьют, так сзади ухватить да отскочить и спрятаться? Т.У.: Точно. А.В.: Вы знаете, а это как-то по неволе. Просто я тоже единомысленна, и мне хочется помочь. Вот на таком уровне. ИгЛа: Она, как собачка Пират, как мы её звали. Отец говорил, что она очень ценная. Я подивился. Что отец разбирается в собаках и хвалит этого исключительно чёрного пёсика, но за что? Отец на полном серьёзе ответил: «На воротник». (Смеются). А.В.: Но я как-то буду обращать на это внимание. Я не знаю. Г.Я.: Да, пока безнадёжно. ИгЛа: А этого нельзя говорить. Это как раз говорит, что долго ещё придётся мне с тобою заниматься. Слово «безнадёжно» как раз и говорит, что безнадёжно пока ещё, но надежда есть, благодарение Богу. Ну, что же? Миритесь давайте. В последний, быть может, раз в этом дне. А.В.: Как это можно сделать? ИгЛа: Ну, как, скажи: «Больше не буду встревать» - или: «Мне учить не позволено». Гена: Буду молиться по вашему совету, больше говорить уже не буду...

 ИгЛа: Отец Небесный, слава Тебе за чудную милость, которую Ты явил нам в этот день воскресения, день напоминания о Твоём воскресении из мёртвых, что Ты победил врага душ человеческих и что слово проповеди коснулось наших сердец, и наши души воскресли для жизни вечной. Слава Тебе за эту встречу. Ты дал ответ нам, почему мы не могли покинуть этот город, хвала Тебе. Благослови остающихся здесь, чтобы та встреча была не последней. Услышь наши молитвы о друзьях наших. И когда они молятся о нас, услышь и их так же. Распусти нас с миром, благослови для благовестия о Царствии Твоём. Помоги нам, Господи, чтобы души наши не заблудились в потёмках этой жизни. И чтобы мы не смотрели, как действовали наши отцы, оставив нам такие ошибки. Выправи всё это дело, Господи, чтобы мы были причастниками Твоего естества, чтобы мы были причастниками того жертвенника, на котором Ты принёс Тело Своё в жертву в благоухание приятное. За все милости Твои, за любовь, дарованную нам и в этой беседе, хвала Тебе и слава, Отец, Сын и Святой Дух. Аминь. Сердечно Вас благодарим. Иер.33:6 – «Вот, Я приложу ему пластырь и целебные средства, и уврачую их, и открою им обилие мира и истины». Прем.Сол.6:24 – «и открою познание ее, и не миную истины».

 

 Пастух нашёл зимой в пещере Диких Коз;

 Он в радости богов благодарит сквозь слёз;

 «Прекрасно, – говорит, – ни клада мне не надо.

 Теперь моё прибудет вдвое стадо; И не доем и не досплю,

 А милых Козочек к себе я прикормлю

 И паном заживу у нас во всём полесье.

 Ведь пастуху стада, что барину поместье:

       Он с них оброк волной берёт;

        И масла и сыры скопляет.

       Подчас он тож и шкурки с них дерёт;

       Лишь только корм он сам им промышляет,

       А корму на зиму у пастуха запас!»

       Вот от своих овец к гостям он корм таскает;

       Голубит их, ласкает; к ним за день ходит по сту раз;

       Их всячески старается привадить.

 Убавил корму у своих, теперь покамест не до них,

 И со своими ж легче сладить: сенца им бросить по клочку,

 А станут приступать, так дать им по толчку,

 Чтоб менее в глаза совались.

       Да только вот беда: когда пришла весна,

       То Козы Дикие все в горы разбежались,

       Не по утесам жизнь казалась им грустна;

       Своё же стадо захирело и все почти переколело:

       И мой пастух пошёл с сумой, хотя зимой

       На барыши в уме рассчитывал прекрасно...

 Пастух! тебе теперь я молвлю речь:

 Чем в Диких Коз терять свой корм напрасно,

 Не лучше ли бы Коз домашних поберечь? Крылов. 1821-1823