Вопрос 3872: 26 т

Вопрос 3872: 26 т. Приветствовавшие революцию не разочаровались ли в ней потом? И каково им жилось при той власти, которую они так желали?

Ответ: В ком была совесть, они потом поняли звериную сущность безбожия и всепотопляющую ложь. А остальных большевики расстреляли, и их мнение нас уже не достигло. Кто-то приспособился и говорил только то, что угодно сатанинской власти.

Бродский Иосиф. В 1964-м в Ленинграде состоялся ханжеский, невыносимо тупой суд над Бродским как над «тунеядцем». Надо отдать ему должное, он вёл себя на суде достойно, защищая право на независимость поэта. Его выслали в Архангельскую область на 5 лет. Однако благодаря мужественной журналистке Фриде Вигдоровой, сделавшей стенограмму этого позорного процесса, имя Бродского стало известно в широких кругах советской интеллигенции и за рубежом, где опубликовали его книгу. В защиту Бродского выступили многие советские писатели, в том числе составитель этой антологии (Евтушенко Евгений). В результате этого нажима и неожиданной доброй помощи навестившего его местного секретаря райкома, о чём мало кто знает, Бродскому было разрешено вернуться в Ленинград уже в 1965 году… Вслед за Буниным и Пастернаком он стал третьим русским поэтом, получившим Нобелевскую премию.

Введенский. С 1936 года перебрался в Харьков, что в сентябре 1941 года его и погубило: его «превентивно» арестовали за попытку дождаться прихода немцев, вывезли из Харькова, дата его смерти «20 декабря 1941 года» в официальных документах сомнительна; по разным свидетельствам, Введенский то ли умер в тюремном поезде от дизентерии, то ли был пристрелен конвоем. Абсурдная власть боялась абсурдистов. Власть, конечно, не понимала того, что они писали. Но власти мерещилось в обэриутах издёвка над ней, презрение, и в своём зверином трусливом инстинкте она не ошибалась.

Высоцкий Владимир. На его похоронах говорили:

Михаил Ульянов: В нашей актёрской артели - большая беда. Ушёл один из своеобразнейших, неповторимых, ни на кого не похожих мастеров. Эти песни были как крик, эти песни были как стон сердца, как хруст разрываемого сердца. Его песни любили, не любили, его песни шокировали, удивляли, восхищали, но они были выражением каких-то таких народных струн, которые сегодня проявились в полной мере. Володя, в одной из песен ты обещал нам: «Я не уйду от вас, и не надейтесь, я буду с вами». Половину ты выполнил, половину - нет. Это не в силах бренного человеческого тела — победить воровку-смерть. Ты ушёл. И ушёл в такую страну, откуда возврата нет. Спеть за тебя никто не сможет, но слушать тебя будут, как слушали при жизни во всех уголках нашей огромной родины, ибо твои песни что-то такое выражали, очень глубинное, очень сердечное.

Валерий Золотухин: Ты как будто предчувствовал свою кончину, когда написал свои предсмертные стихи, в которых звучали такие слова: «Мне есть что спеть, представ перед Всевышним,
Мне есть чем оправдаться перед Ним». И десятки тысяч людей сейчас толпятся на улице. Десятки тысяч людей хотели и не сумели придти сюда, чтобы поклониться ему. Он был нужен им, такова их любовь и благодарность за то, что он сделал для них.

Григорий Чухрай: Бывают артисты любимые - он был своим, он был нужен миллионам людей нашей страны, потому что в том, что он делал, было так много души, так много правды, так много хорошей злости. Хорошей злости. Он был злобным, он был злым. Он был непримиримым к тунеядцам, трусам, негодяям.

Никита Михалков: Многие любили, многие его не любили. Но и те, кто его любил, знали, за что его любят, и те, кто его не любил, знали, за что его не любят. Потому что он был ясен, конкретен, чрезвычайно талантлив.

Станислав Говорухин: У него была изумительная память, а слушать он умел, как никто. Это редкий дар. Мне кажется, не умеющий слушать, слушающий самого себя (таких мы часто встречаем в компании), как художник слова - конченый человек. Ему уже не узнать ничего нового, поскольку ничего не услышать… Нет, форму я не надену ни за что! Для него милиционер сталинских времен ассоциировался с теми людьми, которые творили то страшное беззаконие. Он столько был наслышан об этом и так больно это переживал, что все, что было связано с милицией, не переносил на дух…

Булат Окуджава: Не должно быть ни обожествления, ни хулы, - тем более, что обожествляют в основном либо восторженные невежды, либо сознательные спекулянты. А хулители? Как ни печально, это чаще всего стихотворцы, братья по цеху, не стяжавшие поэтических лавров, или же критики, отчаянно привлекающие к себе литературное внимание.

Роберт Рождественский: Давно уже замечено, что когда умирает известный человек, то число его «посмертных друзей» сразу же начинает быстро расти, в несколько раз превышая количество друзей реальных, тех, которые были при жизни. И объяснить это явление, в общем-то можно: ведь всегда находятся люди, жаждущие погреться в лучах чьей-нибудь славы - хотя бы и посмертной. Тем более, что обладатель этой славы уже не в силах никому возразить, не в силах что-либо опровергнуть.. Он был невероятно популярен. Достать билет на его выступление было намного труднее, чем «пробиться» летом в сочинскую или ялтинскую гостиницу. Но если для нормальных людей Владимир Высоцкий был своим, был близким, необходимым и любимым актером, то для мещанствующих снобов он, прежде всего, был «модным».

Горький Максим. Однажды в архивах Е.Евтушенко натолкнулся на хроникальное сообщение в казанской газете о том, что на обрыве у реки Казанки был найден в бессознательном состоянии нижегородский цеховой Алексей Пешков, неудачно пытавшийся покончить жизнь самоубийством. Он пророчил, и поддерживал революцию, не подозревая, какая пакость может подняться с этого дна, когда оно будет так безответственно взбаламучено. По общественной популярности Горький был вторым после Льва Толстого. Не было человека в предреволюционной России, который не знал бы «Песни о Буревестнике». Однако революция, накликанная Буревестником-Горьким, оказалась совсем не такой, какой она ему виделась в молодых красивых пророчествах. Поддерживавший большевиков задолго до революции, Горький резко выступил против красного насилия, пришедшего на смену одряхлевшему, распадающемуся самодержавию. Сейчас принято считать Горького виноватым во всем, что случилось с российской культурой при большевизме. Приехав в СССР, Горький затем хотел снова вернуться в Италию, но Сталин отказал ему в этом, не без мрачного юмора ссылаясь на то, что воздух нашего советского Крыма не хуже. В документальном фильме «Власть Соловецкая» есть эпизод, наталкивающий на размышления. Лагерники, когда в их «потёмкинскую» читальню входит Горький, держат газеты перевернутыми, давая ему понять, что все происходящее - липа, показуха. Горький подходит к одному из них и переворачивает газету, показывая, что он не слепой. Скорее всего Горький в конце концов понял всю глубину происходящей в России трагедии и даже на Соловки ездил только затем, чтобы впоследствии уехать и рассказать всему миру о сталинской тирании. Но тиран догадался звериным чутьём о намерениях писателя и прикончил его в сужавшемся кольце облавы - то ли ядом чекистской атмосферы, то ли просто ядом. И вот новая статья: (АиФ» 26 марта 2008 г. «Горько ли думать о Горьком?» Кто же в конце концов добил знаменитого писателя – грипп или советская власть? Стр.26-27).

Есенин Сергей воспевал революцию, но иногда, по собственному признанию, не понимая, «куда несёт нас рок событий», опускался в трюм кабака накреняющегося от бурь корабля революции. Он повесился, написав кровью последнее стихотворение. По другим версиям - был убит.

Мандельштам Осип родился 3 января (15 н.с.) в Варшаве в семье мастера-кожевенника, мелкого торговца. Н.Чуковский написал: «...у него никогда не было не только никакого имущества, но и постоянной оседлости - он вел бродячий образ жизни, ...я понял самую разительную его черту - безбытность. Это был человек, не создававший вокруг себя никакого быта и живущий вне всякого уклада». Много времени Мандельштам отдает переводческой работе. В совершенстве владея французским, немецким и английским языком, он брался (нередко в целях заработка) за переводы прозы современных зарубежных писателей. С особой тщательностью относился к стихотворным переводам, проявляя высокое мастерство. В 1930-е, когда началась открытая травля поэта и печататься становилось все труднее, перевод оставался той отдушиной, где поэт мог сохранить себя. В эти годы он перевел десятки книг. Осенью 1933 пишет стихотворение «Мы живем, под собою не чуя страны...», за которое в мае 1934 был арестован. Только защита Бухарина смягчила приговор - выслали в Чердынь-на-Каме, где пробыл две недели, заболел, попал в больницу. Был отправлен в Воронеж, где работал в газетах и журналах, на радио. После окончания срока ссылки возвращается в Москву, но здесь ему жить запрещают. Живет в Калинине. Получив путевку в санаторий, уезжает с женой в Саматиху, где он был вновь арестован. Приговор - 5 лет лагерей за контрреволюционную деятельность. Этапом был отправлен на Дальний Восток. В пересыльном лагере на Второй речке (теперь в черте Владивостока) 27 декабря 1938 О.Мандельштам умер в больничном бараке в лагере.

В.Шкловский сказал о Мандельштаме: «Это был человек... странный... трудный... трогательный... и гениальный!»

Маршак Самуил родился 22 октября (3 ноября н.с.) в Воронеже в семье заводского техника, талантливого изобретателя, поддерживавшего в детях стремление к знаниям, интерес к миру, к людям. С помощью Стасова он переезжает в Петербург, учится в одной из лучших гимназий, целые дни проводит в публичной библиотеке, где работал Стасов. В 1904 в доме Стасова Маршак познакомился с М.Горьким, который отнесся к нему с большим интересом и пригласил его на свою дачу на Черном море, где Маршак лечился, учился, много читал, встречался с разными людьми. Когда семья Горького вынуждена была покинуть Крым из-за репрессий царского правительства после революции 1905, Маршак вернулся в Петербург. Через несколько лет для завершения образования Маршак уехал учиться в Англию, сначала в политехникуме, затем в Лондонском университете. Во время каникул много путешествует пешком по Англии, слушает английские народные песни. Уже тогда начал работать над переводами английских баллад, впоследствии прославившими его.

Маяковский Владимир. По силе таланта и размаху литературной деятельности М. принадлежит к числу титанических фигур русского искусства. Маяковский - истинный певец Октября, он как бы живое олицетворение нового типа поэта - активного борца за светлое будущее народа. Стих Маяковского опирается не на музыку ритма, а на смысловое ударение, на интонацию. В 1908 г. оставил гимназию, отдавшись подпольной революционной работе. В пятнадцатилетнем возрасте вступил в РСДРП(б), выполнял пропагандистские задания. Трижды подвергался аресту; в 1909 г. сидел в Бутырской тюрьме в одиночке. Там и начал писать стихи. Застрелился.

Гумилёв Николай Степанович. Добровольцем пошёл на Первую мировую войну, служил в Русском экспедиционном корпусе в Париже. Гумилев, предсказавший свою смерть в стихотворении «Рабочий», был расстрелян за участие в контрреволюционном заговоре. Говорят, что перед расстрелом он запел «Боже, царя храни», хотя никогда не был монархистом. Гумилев вел себя со своими палачами как истинный заговорщик,- гордо, презрительно. Впоследствии оказалось, что ни в каком заговоре он на самом деле не участвовал. Как можно судить по воспоминаниям Одоевцевой, его, видимо, подвела склонность к разговорчивой таинственности, которой он по-мальчишески щеголял. Лишь при Горбачеве состоялся пересмотр «дела Гумилева» и с него было полностью снято обвинение в контрреволюционном заговоре.

Жигулин Анатолий никогда не был человеком состоятельным и особенно сильно бедствовал в последние годы. Он никогда не был суетным и многословным. Он прошел лагеря Колымы и урановые рудники, навсегда подкосившие его здоровье. Он всегда был честным и прямым, что, впрочем, подчеркивать излишне. По материнской линии он был потомком поэта-декабриста Владимира Федосеевича Раевского. Видно, декабристский дух вольности и чести через поколения ожил в нем, когда вскоре после войны вместе с несколькими сверстниками он создал в Воронеже подпольную антисталинскую организацию. Они были вчерашние школьники, почти дети. Но это не смягчило свирепости приговора. Долгие годы, всю свою молодость он обречен был провести во глубине сибирских руд, на ледяной, усеянной человеческими костями, Колыме, на обогатительной фабрике уранового рудника, откуда уходили только в могилу. Он чудом остался жив, но на всю последующую жизнь, вплоть до недавнего семидесятилетия, болел чуть ли не всеми болезнями, которые есть. Мало кто от всего этого не озлобился бы на людей и судьбу. В последние несколько лет из-за болезни и нужды жизнь его была особенно трудной. Все это теперь уже непоправимо. Несколько утешает лишь мысль, что весь свой путь он прошел, ничем себя не запятнав. В наши дни это такая редкость! А также вера в то, что, по словам отца русской поэзии, «истинный поэт умирает не весь».

Феликс Светов (муж Зои Крахмальниковой): Я знал Толю Жигулина более 40 лет, и я думаю, что судьба Жигулина - поэта непросто характерна для судьбы русских поэтов в ХХ веке вообще, но это именно та самая судьба поэта, без которой поэт не существует в России. Русская тюрьма, на самом деле - образ нашей жизни, русская жизнь, доведенная до абсурда, приведенная как бы под увеличительным стеклом. Если она не ломает человека, то она как бы дает возможность понять что-то о том, где он живёт и что происходит. С Жигулиным это и произошло. Он был подлинным поэтом.

Евгений Евтушенко: Анатолий Жигулин был человеком со страниц Варлама Шаламова. Еще одним поэтом стало меньше, еще одним живым свидетелем войны против собственного народа, войны, унесшей миллионы жизней. Ему повезло, потому что он все-таки выжил, выкарабкался в литературу сквозь штабеля остекленевших трупов, навечно примороженных друг к другу внутри той самой земли, по которой мы так забывчиво ходим. Меня ужасает то, с какой лёгкостью мы избегаем малоприятного дискомфорта памяти об этом самогеноциде, хватаясь за такие ложноспасительные аргументы, что убийца стольких так называемых «врагов народа», среди которых были лучшие хозяева земли русской - раскулаченных, рабочих, инженеров, военачальников, учёных, писателей - Сталин всё-таки был «организатором наших побед»; а бесчувственный к десяткам тысяч невинных людей, расстреливаемых в подвалах ЧК, Дзержинский так трогательно помогал беспризорникам. Если идти по логике такого «оправдательства», то и Холокост можно оправдать тем, что «Гитлер любил собак»... В лагерях было много людей, попавших туда случайно. Некоторые из них прозревали, увидев подлинное, страшное лицо великой утопии, лапищи надзирателя над наивными утопистами, некоторые ломались, «ссучивались», становились мелкими стукачами, но 17-тилетний Толя Жигулин, попавший туда в 1948-м году, был одним из немногих, кто попал туда за дело, осмелившись создать подпольную юношескую организацию, ставившую своей целью борьбу против обожествления Сталина, то есть за разоблачение великой утопии, как ловкой политической иллюзионистки. Ужас тогдашнего кровавого цирка был в том, что публично распиливаемые на человеческом лесоповале люди уже не срастались. Жигулин вослед Солженицыну, Шаламову, Евгении Гинзбург, Домбровскому стал одним из послов-призраков этого страшного лесоповала истории. Его стихи «Кострожоги», «Бурундук» стали лагерной классикой, а книга «Черные Камни» - неоценимое свидетельство на суде истории.

Года два-три было почти невозможно издать не за собственный счет книгу стихов. Но, пожалуй, самое потрясающее впечатление произвело на всех, когда Толя Жигулин сиплым голосом колымского кострожога запел лагерную песню о том, как «вставал впереди Магадан, столица Колымского края»... Он пел не только голосом. Казалось, пели его затравленные смеляковские глаза, его согбенная спина сахалинского каторжника, описанного еще Чеховым, ноги в невидимых кандалах, перешедших по наследству от Достоевского, были широко расставлены на сцене, как на палубе того самого парохода, который, покачиваясь, приближался к Магаданскому порту - последнему причалу Великой Утопии. Нет, не «Железного Феликса» надо поставить напротив Лубянки, а Толю Жигулина, в бронзе или граните. Если бы я был скульптором, то именно с него я бы слепил лагерника.

Клюев Николай дружил с Сергеем Есениным, который считал его своим учителем. Из-за того, что некоторые его произведения (в частности, поэма «Погорельщина») противоречили официальной советской идеологии, в 1933 Клюев был сослан в Нарымский край, в Колпашево, потом по ходатайству Горького переведён в Томск. В 1937 он был снова арестован и расстрелян. Клюев был реабилитирован в 1957.

Твардовский Александр Тр. писал о себе так: «Стихи писать я начал до овладения первоначальной грамотой. Хорошо помню, что первое мое стихотворение, обличающее моих сверстников, разорителей птичьих гнезд, я пытался записать, еще не зная всех букв алфавита и, конечно, не имея понятия о правилах стихосложения. Там не было ни лада, ни ряда,- ничего от стиха, но я отчетливо помню, что было страстное, горячее до сердцебиения желание всего этого,- и лада, и ряда, и музыки,- желание родить их на свет и немедленно,- чувство, сопутствующее и доныне всякому замыслу.

Лет тринадцати я как-то показал мои стихи одному молодому учителю. Ничуть не шутя, он сказал, что так теперь писать не годится: всё у меня до слова понятно, а нужно, чтобы ни с какого конца нельзя было понять, что и про что в стихах написано, таковы современные литературные требования. Он показал мне журналы с некоторыми образцами тогдашней - начала двадцатых годов - поэзии. Какое-то время я упорно добивался в своих стихах непонятности. Это долго не удавалось мне, и я пережил тогда, пожалуй, первое по времени горькое сомнение в своих способностях. Помнится, я, наконец, написал что-то уж настолько непонятное ни с какого конца, что ни одной строчки вспомнить не могу оттуда и не знаю даже, о чем там шла речь. Помню лишь факт написания чего-то такого. Я переехал в Москву; в 1938 году вступил в ряды ВКП(б); в 1939 году окончил Московский историко-философский институт (МИФЛИ) по отделению языка и литературы. Осенью 1939 года я был призван в ряды РККА и участвовал в освободительном походе наших войск в Западную Белоруссию. По окончании похода я был уволен в запас, но вскоре вновь призван и, уже в офицерском звании, но в той же должности спецкорреспондента военной газеты, участвовал в войне с Финляндией. Иис.Нав.6:9 – «Народу же Иисус дал повеление и сказал: не восклицайте и не давайте слышать голоса вашего, и чтобы слово не выходило из уст ваших до [того] дня, доколе я не скажу вам: «воскликните!» и тогда воскликните». Суд.10:13 - «А вы оставили Меня и стали служить другим богам; за то Я не буду уже спасать вас». 4Цар.22:17 - «За то, что оставили Меня, и кадят другим богам, чтобы раздражать Меня всеми делами рук своих, воспылал гнев Мой на место сие, и не погаснет».

Куда мне голову склонить? Покинут я и сир;

Хотел бы весело хоть раз Взглянуть на Божий мир.

И я в семье моих родных Когда-то счастлив был;

Но горе спутник мой с тех пор, Как я их схоронил.

Я вижу замки богачей И их сады кругом...

Моя ж дорога мимо их С заботой и трудом.

Но я счастливых не дичусь; Моя печаль в тиши;

Я всем весёлым рад сказать: Бог помочь! от души.

О щедрый Бог, не вовсе ж я Тобою позабыт;

Источник милости Твоей Для всех равно открыт.

В селенье каждом есть Твой храм С сияющим крестом,

С молитвой сладкой и с Твоим Доступным алтарём.

Мне светит солнце и луна; Любуюсь на зарю;

И, слыша благовест, с Тобой, Создатель, говорю.

И знаю: будет добрым пир В небесной стороне;

Там буду праздновать и я; Там место есть и мне.

1816. В.А.Жуковский