Вопрос 2918: 15 т. Считаете ли Вы Николая Михайловича Рубцова поэтом и что в нём Вам особенно нравится? Почему из его поэзии в свои книги ничего не взяли?

Ответ: Я как раз в эти дни читаю его сборники. Бедный, несчастный,  погибший – жалкий человек. Думаю, что он находится в аду. Сиротство, неустроенность, никакого понятия о нравственности, о душе, о вечности. Работать не хотел, жил на подаяния. Как заброшенное животное скитался и погиб, как отстрелянная шатоха-собака. Вот воспоминания его жены-сожительницы Людмилы Александровны Дербиной, которая удушила его, защищая себя от него:

 «А то колобродил по Вологде смурной, расхристанный, и знакомые с торопливой готовностью одалживали ему трёшки-пятёрки, лишь бы не лез со своим душевным неуютом в их благополучный  размеренный мир. Запои эти становились всё дурнее, всё безобразнее, просветы – всё короче. Летом 70-го: ударил кулаком по стеклу, прорезал артерию. Кровь хлестала фонтаном. Спасли чудом. Октябрь 70-го: писательский секретариат в Архангельске – Михалков, Ананьев, Белов. Рубцов учиняет дебош в гостиничном номере у инструктора ЦК – едва потушили скандал.

Крещенская ночь 1971 года. О, Господи. Это была не одна, а две бессонные ночи подряд, когда в слепом пьяном сумасбродстве он швырял в меня всё, что попадётся, когда держал меня у стены под двумя ножами. Тупое терпение вдруг сменялось звериной яростью: «Да я тебя разорву на кусочки!». В яростной схватке за своё достоинство она передавила ему сонную артерию». («Август» №2-96. стр.17-19. Баранул. Авторский альманах). Газета «Труд» 12-18 янв. 2006 г. стр.9. «Творческая несостоятельность... низкая культура. К вечеру частенько бывал навеселе. Не смотря на маленький рост и хилое телосложение. он отменно дрался. В этом сумасбродном и неприкаянном человеке... с женщинами он бывал особенно бесцеремонен. Приходили они с другими ребятами, в нём видели лишь сочинителя стихов, который развлекал их,  не мужчину,  а сочинителя – трудно вообразить себе что-то, что уязвило бы его сильнее. Собеседнику он говорит: «ты не говоришь, но чувствую, тебе нравятся мои стихи». Рубцов подумал, покивал лысой головкой и тщательно зачёсанными набок волосиками»... хозяин ответил, что пригрозил выкинуть гостя (Рубцова Николая) в окно, поскольку он стал хамить Гале (жене). Дома как такового, у Рубцова попросту нет. Жил, где придётся, у кого придётся. Некролог был маленький в «Литературной России» без всяких подробностей, и, кажется, без фотографии. Никакие другие газеты, в том числе «Литературная» не обмолвились о смерти поэта ни словом». Тираж 1.580.000 экз.

  Не могу найти у него ни одного стихотворения нужного, полезного для вечности. Он как Александр Блок колобродит словами, под стать Набокову. У меня очень зримое представление его фигуры-натуры – похоже, что он был явно бесноватый и лодырь – не хотел обеспечить ни себе, ни дочери нормальную жизнь, чтобы работать и одновременно учиться. 35 лет и прожил только. По меркам поэзии стихи его хорошие и мне они нравятся, но они все надуманные, ничего в его жизни такого и не было – он лукавил. Прожил на задворках жизни, а из него героя, как из пьяницы, наркомана и блудника беспросветного Высоцкого, сделали. С ним не то что в одной комнате, но даже по соседству невозможно было бы жить. Еккл.5:15 – «И это тяжкий недуг: каким пришёл он, таким и отходит. Какая же польза ему, что он трудился на ветер?»  Еккл.6:3 – «Если бы какой человек родил сто [детей], и прожил многие годы, и еще умножились дни жизни его, но душа его не наслаждалась бы добром и не было бы ему и погребения, то я сказал бы: выкидыш счастливее его». Мф.16:26 – «какая польза человеку, если он приобретет весь мир, а душе своей повредит? или какой выкуп даст человек за душу свою?» Сир.31:19 – «Какая польза идолу от жертвы? он ни есть, ни обонять не может».

 

Гл.23. Непостижимый взору и уму

Ты, без Кого ни слова нет, ни дела,

Определяющий предел всему

И только Сам не знающий предела;

       Нам без Тебя ни света нет, ни тьмы,

       Ты слышишь наши стоны, зришь несчастья,

       Невидим Ты, но все, что видим мы,

       Померкло бы без Твоего участья.

Ты недоступен для рабов Своих,

Но близок в вышине Своей нездешней,

Целитель жесточайших ран людских

И утешитель боли неутешной! 

       Узри, о Боже, взор мой безутешный

       И сердце, что раскрыл я пред Тобой,

       На путь наставь мой разум многогрешный,

       Но будь Целителем, а не Судьёй. 

Неверью и сомненьям нет предела,

И чтоб греха избегнуть, дай мне сил:

Мой дух еще не отрешен от тела,

И страшен грех, что тело осквернил.

       Скорблю, что дух и разум не едины,

       Что на добро надежды нет в сердцах.

       Скорблю, что создан человек из глины,

       Замешанной на низменных страстях.

Скорблю, что нас, людей, наш ум усердный

Не сделал совершеннее скотов,

И грязью мы отмечены, и скверной,

И памятью содеянных грехов.

       Что каждый совершил и что утратил

       Мутит молитву нашу, застит взгляд,

       И мы, сжимая плуга рукояти,

       Дрожа от страха, все глядим назад. 

Мы, смертные, пленяемся ничтожным,

И не умеем мы глядеть вперёд,

И в поединке истинного с ложным

Неистинное верх берёт.

       И боль утрат идёт вослед за нами,

       И всюду тьма и пелена у глаз,

       И приговор возмездья пишет память

       В суде сознанья каждого из нас. 

О горе, если Бог наш отвернётся

И поразит нас гром его речей

И вечное величие столкнётся

С мгновенною ничтожностью людей.

       Растратил я, гонясь за наслажденьем,

       Свой драгоценный дар, пропал мой труд.

       Пусть Божьей справедливости каменья

       Меня, греховного, нещадно бьют.

Я путь прошёл, но свет моих трудов

В потемках неусердья был не ярок.

Я не оставил по себе следов,

И свет погас, и догорел огарок.

       Мой слабый ум немногое постиг

       Я потерял возможность постиженья,

       И онемел греховный мой язык

       Без права отвечать на обвиненья.

Чадит лампада тусклая моя,

Мое напоминая нераденье,

И стёрто имя в книге бытия,

И вписаны укор и осужденье. 

       Я вижу воина – и смерти жду,

       Церковника я вижу – жду проклятья,

       Идёт мудрец – предчувствую беду,

       Идёт гонец – могу лишь горя ждать я.

       Кто сердцем чист, порог мой обойдёт.

       Благочестивый горько упрекнёт,

       Навстречу мне не сделает и шага.

Водой испытан буду – захлебнусь;

От испытанья зельем не очнусь;

Услышу тихий шорох – устрашусь;

Протянут руку – в страхе отшатнусь,

Учую зло во всем, сулящем благо!

На пир я буду призван – онемею,

Ниц упаду, слезами обольюсь,

Как будто говорить я не умею. 

       Мне стрелы изнутри пронзили грудь.

       Слились в большую рану все сомненья,

       Терплю я муку, не могу вздохнуть,

       Ни днесь, ни впредь не жду отдохновенья.

Услышь, о Боже, вопль души моей,

Последний стон мой, ставший песнопеньем,

Стон, слившийся со стонами людей,

Тебя молящих о своём спасенье.

       Нас, жалких обитателей земли,

       Ты Сам из праха сотворил земного!

       Что делать нам, наставь и повели!

       Услышь моё беспомощное слово!

Ты, сущий в каждой твари, что живёт,

Превозносимый всякой тварью сущей,

Покой душевный от Своих щедрот

Даруй нам в жизни сей быстротекущей! Григор. Нарекаци