Вопрос 3529: 23 т. Была ли статья в «Российской газете» после приезда к вам из Москвы журналиста? Как бы с ней ознакомиться?

Ответ: Статья появилась не сразу. И прислал нам газету сам автор, сделав вот такую приписку: «Не Бог весть что получилось у меня, но думаю, что не совсем худо. На всякий случай высылаю вам несколько экземпляров моей заметки, опубликованной в «Российской газете» (20 июля 2007г, №156). Газетный механизм сложен, там свои пружины, нам, людям со стороны, в нём не разобраться и повлиять на его работу невозможно. Так что приходится принимать то, что есть в итоге. Заметка ждала своего часа более двух месяцев, рукопись даже потерялась в столах редакторских. И хорошо, что у меня была копия. Частично при подготовке текста к печати произошло сокращение, которое однако заметку не испортило, а даже улучшило, так как всякое похудение, сброс лишнего веса организму на пользу (вот так бы книги Игнатия при печатании кто-нибудь бы сократил раза в два! Польза была бы заметная). Я представляю, как потеряевцы, читая мою заметку, будут возмущаться, что фото, украшающее её на газетной полосе, к Потеряевке не имеет отношения». 25.07.07.

 «В посёлок Потеряевку Ал­тайского края ехать поездом от Барнаула в сторону Кулунды — через пару часов¹ бу­дет краткая остановка на без­людном разъезде «Подстеп­ное». Поезд покатится далее, ты один на один останешься в оглушительной тишине. А дальше — пшеничные поля. И белые берёзы в обхват. Ещё километра через четыре в зелени трав откроется тихая, зага­дочной судьбы деревушка. Четверть века назад она без следа исчезла с лица земли, а спустя ещё несколько лет взя­ла и воскресла. «У нас тут ни гостиницы, ни сто­ловой, — сказал Потеряевский свя­щенник о. Иоаким. — Я вас постав­лю на постой к Андрею Устинову. Это племянник мой. У него четве­ро детей. Будете пятым. Хорошо? А дом у него просторный, второй этаж целиком пустует». Дети встретили меня у крыль­ца. Никита. Исаак. Анфиса. Лизавета. У всех взгляд доверчивый и открытый. На мальчиках руба­шонки навыпуск и кушачок-опо­яска, завязанная на животе. Каж­дый как мужичок-с-ноготок из старинного времени. На девочках белые платочки и платьица почти до самой земли. Чистой воды ба­рышни-крестьянки. Забегая вперёд, скажу, что вся Потеряевка щеголяет в похожих нарядах, как из музея, и бороду непременно носит. В понятии потеряевцев безбородый и при жиз­ни не человек, и умрёт — не покойник.

 Однако всё по порядку. В 1818 году мужики-кержаки Сапожковского уезда Рязанской губернии — Потеряевы, Кубасо­вы, Рыжковы, дюжины две се­мей — погрузились на скрипучие телеги и двинулись на поиск воль­ного житья-бытья. Сколько ископытили они дорог, какие тяго­ты и лишения претерпели в ски­таниях, никто о том летопись не составил. Лишь в алтайской сте­пи, изрядно утомлённые, встали станом. Слава Богу, приехали: пашню пахать, сеять пшеницу-белотурку простора более чем до­статочно. Обширные выпаса. Сенокосы. Истинно воля. Будем, ре­бята, здесь в землю врастать. И посёлок Потеряевкой окрестили по фамилии вожака, кто их вывел из-под Рязани. Сто лет спустя в Потеряевке числилось уже 345 жителей. 81 крестьянское хозяйство. И всё, что скопилось за сотню лет, лопнуло-фукнуло в одночасье – власть советская задумала стро­ить колхозы, а кто помехой мог стать, тех упрятали подальше сил­ком, в Нарымский край, откуда возврата не было, где на корню был загублен цвет сибирского крестьянства.

В Потеряевке колхоз возник. Из колхоза совхозное отделение сделали. Обещали светлое завтра, а дело шло явно к закату. И наконец в деревне не осталось ни еди­ного жителя. Последним покинули её безрукий пастух, инвалид с войны Тихон Лапкин и жена его Мария. Дружная была семья. Двенадцать² человек детей. Вера в Христа была у них на первом месте. Без молитвы ни шагу. Чужого не тронь. Слабому помоги. А власть, какая она ни будь — терпи. Впрочем, старики говорили: «Хорошая наша власть. Кто спорит? Да что-то долгонько держится. Дожить бы да посмотреть её последние дни. Чем она кон­чится?» А что власть «хорошая» кон­чится, старые люди не сомнева­лись.

До предела терпения Мария и Тихон не покидали обжитого гнезда, ждали, надеялись на пере­мену к лучшему — возможно, и перетерпели бы — да кто-то³ пал пустил, поджёг сухие бурьяны вокруг брошенной деревни, в том огне сгорела дотла последняя изба Потеряевки. Тихон всем многодетным своим выводком перебрался жить в Казахстан⁴. Минуло ещё двадцать лет. И вот однажды на перроне остался стоять человек, обвешанный уз­лами-баулами. К чемодану приторочены топор и лопата. В пле­тёной корзине — куры-несушки. Аккуратным движением пере­крестив пространство перед со­бой, человек с передышками по­шагал туда, где раньше была Потеряевка. Там выпустил из корзи­ны кур с петухом, насыпал им пшена из пакета и принялся ста­вить шалаш⁵ на случай дождя. В запасах его нашлось с ведро се­менной картошки, до вечера⁶ ус­пел вскопать огород и высадить её в землю. «Вот и порядок, теперь будем жить. Господи, благослови». Это был сын Тихона и Марии Иоаким Лапкин, священник. Иоаким уже успел поработать каменщиком на стройке. После семинарии в Троицко-Сергиевой лавре возведён был в сан и слу­жил в одном из приходов Омска. Как ревнитель Священного Писа­ния он чутко подмечал многие на­рушения со стороны иных священнослужителей, что было ему поперёк души. И тогда он решил перейти под юрисдикцию зару­бежной православной церкви и стал искать место, где можно на­чать новую жизнь в строгости и чистоте. Лучше Потеряевки не нашёл. Кстати, шалаш он поставил рядом с местом⁷, где когда-то стоял от­цовский дом. Одиночество в шалаше про­длилось недолго. Через неделю⁸ объявился родной брат Павел и следом ещё трое верующих, тоже искавших уединения. Для пропи­тания, сложив⁹ скудные деньги, они купили в ближайшем селе мо­лочную корову и приготовились к зимовью. «Легко сказать «приготови­лись». Ведь у нас ни гвоздя, ни рубля¹⁰, — рассказывал мне позд­нее о. Иоаким. — На голое место приземлились. Единственное упование было на Христа. И Гос­подь нас не оставил; как-то подка­тывает на газике совхозный ди­ректор. А мы саман готовим, топчем ногами глину с соломой. Он осмотрел нас скептически и отзывает меня в сторону. «Завтра с утра пораньше при­ходи ко мне в кабинет». «Зачем?» «А затем, что своими ногами вам много не наработать. Вам ло­шадь нужна глину месить. Прав­да, лошадь продать частным ли­цам мне запрещает закон. Но за копеечную цену мы оформим её, как падаль¹¹. Так что приходи...»

 И так всякий раз. Как по заказу в нужный момент являлись доброхоты. То ящиков пустых само­свалом привезут с торговой базы — каждая досочка на строй­ке годилась, — то гвоздями одарят, то оконным стеклом. «У Бога милости много. По нашим молитвам Он помогал нам через добрых сердечных людей. Всем наш низкий земной поклон». Ныне в Потеряевке 16 изб в один и в два этажа. Есть саман­ные. Есть кирпичные. Есть шко­ла, и в школе 23 школьника. Есть коровье стадо в 50 голов. Есть церковь под куполом. Жителей всех 72¹² человека. Это не считая почётного гражданина. Почёт­ный — это Игнатий Тихонович Лапкин, старший брат Иоакима, бывший политзэк. Убеждения и характер у него кремнёвые.

 При коммунистах Священное Писание, поучения отцов Церкви и жития святых в ти­пографиях не печатались. А Иг­натий придумал множить духов­ную литературу через магнито­фон. Работал он печником, зара­батывал неплохо, но всё зарабо­танное тратил на приобретение плёнки и записывающих уст­ройств разных систем. Включал сразу до 15 магнитофонов. Начи­тывал тексты и безвозмездно рас­пространял среди верующих. Тем же способом тиражировал люби­мого Солженицына, за что в итоге и парился за решёткой по статье 190 прим. Ради Потеряевки раз­любезной он положил полжизни. Это небезоблачная была идил­лия — её воскресение из небытия. Чего стоило, например, добиться, чтобы поселенцам вернули хотя бы часть земельных угодий, ра­нее принадлежавших деревне. А бесконечные судебные процессы? Он не проиграл ни единого. И за его тяжкие хлопоты деревня на общем собрании даровала ему «Почётного». А по прописке он горожанин. С раннего детства любит голубей. В Барнауле де­ржит превосходную голубятню — голуби его слабость. Третий брат — Павел. Если Иг­натий и Иоаким воспаряют духом в небеса, то Павел за грешную зем­лю держится. Вокруг Павла пчёлы летают, коровы мычат, как трубы трубят — домашняя скотина Павла слушается без слов и готова следо­вать за ним куда угодно, как на по­водке. И хоть оглох почти и достиг зрелого возраста, ему не сидится без дела. Прознал, допустим, о коровах голштинской породы — подавай ему голштинку. Она втрое больше молока даёт в сравнении с обычной коровой. Павел немедля кинулся в поиски. Доехал до Института кормов имени Вильямса возле города Лобни под Москвой. За наличную денежку ему подоб­рали там молодую корову. Таинс­твенным образом — в багажный вагон не принимают, в самолёт тем более — хитроумный Павел доста­вил голштинку в Потеряевку, и вся деревня ходила на неё посмотреть. Теперь дочь той москвички Мете­лица стоит на дворе моего квар­тирного хозяина Андрея Устино­ва, её молочко с удовольствием пьют Никита, Лизавета, Исаак и Анфиса. Каждое утро Никита как старший — ему уже десять лет — провожает Метелицу в стадо пас­тись. Метелица в сутки даёт аж тридцать литров молока.

 Так или иначе, Потеряевка крепнет. Жаль, однорукий Тихон до обновления не дотянул. А Ма­рия вернулась, приехала к сыно­вьям и успокоилась в родной зем­ле, не на чужбине.

Было и ещё событие, о кото­ром не умолчать. Из Нарымского края, словно из иных миров, ше­потом старческим прозвучало письмо по почте. «Добрый день, отец Иоаким. Мир вам! Недавно из газеты узна­ли, читали и от радости плакали, что Потеряевка, наша родина, вновь оживает... Господь сподо­бил вновь соприкоснуться с род­ным гнездышком... Я, Евдокия Титовна, урожден­ная Рыжкова, а муж мой — Иван Нифантьевич Потеряев. Мы ещё живы... Мы молодые были, когда нас раскулачивали. Мы, Рыжко­вы, жили в одноэтажном брусовом доме, занимались хлебопашест­вом... Сенокосилка, жатка-са­мосброска, молотилка, веялка, те­лега... На берегу пруда была баня, кузница, мельница... Всё конфис­ковано в 1930 году. Отца забрали в тюрьму. Из Потеряевки было вы­слано семь семей: Рыжковы, Каре­лины, Скоковы, Потеряевы, Ширяевы, Кубасовы, Шахурины... Нас увозили сначала поездом, потом перегрузили на баржу. С баржи выгрузили в дикой тайге, на голый берег. Очень скоро люди стали сильно умирать, иногда хоронили всех в одну могилу. Тела складывали друг на друга, некому было рыть могилы – такие ходили все ослаб­ленные. Потеряеву Агафью Логантьевну мы, девочки, хоронили сами, и могилку рыли и несли. Пережили мы многое...

А с вашей мамой и отцом мы когда-то дружили в детстве. Спа­си, Господи, вашу православную общину, цветник духовности и чистоты. Сделан ещё один шаг к спасению нашей многострадальной России. Господи, помилуй нас, грешных. Дай нам сил и уте­шения. С низким поклоном — Иван Нифантьевич Потеряев и Евдо­кия Титовна Потеряева (Рыжко­ва).

P.S. Душа неспокойна всё-таки. Ивану Нифантьевичу доро­гу до Потеряевки уже не одолеть, старый стал. А я, пожалуй, вместе с сыном приеду показать ему нашу родину. Пусть знает. Бог ве­дает, может, и захочет он там остаться...».

 

 Вот 12 основных неточностей, которые допустил Макаров С.С. в этой своей маленькой статье. А если бы статья была размером с мою книгу в 740 стр., то в ней бы было соответственно 1776 явных неточностей, не считая по мелочи. Да ещё и снимок поместили, который совершенно не относится к нам. Какой-то чужой дядька идёт на фоне храма. И эти неточности сделаны Сергеем Сергеевичем не со зла, а по журналистской привычке плести поскладнее, не взирая на истинное положение вещей. А для нас, верующих, эта статья была настолько неприятна, что её даже не стали зачитывать перед жителями, а дали келейно прочитать во всей общине. И все до одного весьма подивились столь многим неправдам в сей статье. «И непонятно, для чего эта статья вообще нужна была», – удивлялся немало о.Иоаким, с которым мы ещё раз прочли эту статью, подметив столь явные и многие несоответствия с действительным положением вещей. Ис.59:9 – «Потому-то и далёк от нас суд, и правосудие не достигает до нас; ждём света, и вот тьма, - озарения, и ходим во мраке». 1Макк.9:69 – «и решился возвратиться в землю свою».

Я написал в письме Макарову С.С.: Почему совершенно не указана главная цель восстановления этой деревушки и как это осуществляется на деле? Именно потому, что автор статьи это не ставил во главу угла, или у него изъяли сие из текста? Да ещё и фото совершенно не наше, а только вводящее в заблуждение.  Сразу же спросили местные: «Почему же нет ни одной нашей фотографии, как он это сделал 7 лет назад?»  Могу сказать, что за 7 лет многое сделано в деле благовестия Царства Небесного. В соседние деревни наши ездят почти каждое воскресенье. И везде жуткая картина бездуховности и смертельного обрядоверия, которое насаждают невозрождённые попы. Они буквально всё отравляют ядовитым неверием в Слово Божие. У них вся сила в мощах. Вот привезли на Алтай с Афона мёртвые и замшелые греческие монахи якобы руку Иоанна Крестителя. Ажиотаж, бум! Летом привезли голову якобы  Евангелиста Луки. Ажиотаж, бум! А народ как ничего не знал, так и гибнет во тьме суеверия и диких традиций, ничего не имеющих общего с истиной Христовой. Языческое некрофильство, некролатрия (обожествление умерших). Вся Библия и история говорит, что голову показывают только тогда, когда враг повержен, и этим убеждают всех, что победа над умершим полная. Иез.21:29 – «чтобы, тогда как представляют тебе пустые видения и ложно гадают тебе, и тебя приложил к обезглавленным нечестивцам, которых день наступил, когда нечестию их положен будет конец». Кощунники и святотатцы глумятся над умершими и народу это нравится. 2Цар.4:12 - «И приказал Давид слугам, и убили их, и отрубили им руки и ноги, и повесили их над прудом в Хевроне. А голову Иевосфея взяли и погребли во гробе Авенира, в Хевроне». Милиция охраняет, ибо привыкла к мертвецам. И, конечно же, крестные ходы. Помешались на них. Гонят людей по кругу лютые враги истины.

 Лето прошло  благополучно, дети были вполне управляемы в лагере-стане, мирские власти совершенно к нам не заезжали и не трогали нас. Приезжал на крещение (29 июля) о.Иоанн Суворов из Тулы (МП) и у нас в  Потеряевке и в Барнауле впервые служилась литургия совместно с патриархийным священником. Они с о.Иоакимом дружат уже 20 лет. Сир.10:12-13 - «Не оставляй старого друга, ибо новый не может сравниться с ним; друг новый — то же, что вино новое: когда оно сделается старым, с удовольствием будешь пить его».

 

Нас к муравью премудрый отослал

Учиться трудолюбию у твари;

Как многого избегнуть сможем зла,

В свой опыт прохудившийся затарить.

       Вот неподъёмное так дружно подхватили,

       Один другому не мешая вовсе;

       Не опускают ног своих в бессилье,

       Здесь с полной кладовой приходит осень.

По муравьям барометры сверяют

Синоптики с воздушными шарами;

Дорожки выметены без метлы опрятно,

И муравейник с куполом как в храме.

       Не слышим мы рабочих голоса,

       Наставников, надсмотрщиков не знаем.

       Нам объясняют, что их язык в усах,

       Для них они, как полковое знамя.

Как дружно бросятся на тех, кто потревожит,

Всё новые спешат из подземелья.

Вход запечатывают, предвещая дождик.

К ним за версту не подползают змеи.

       У них есть матка – общая царица,

       Рождающая неустанно рать;

       К ней посторонних не подпустят близко –

       Охрана неподкупнее людской стократ.

Как часто Соломон склонялся к муравьям,

Слюнявил бережно травину или стебель,

Как много тайного от них он перенял,

Полезность доказал на превосходном деле.

       Тысячелетия к тем муравьям влекомы

       Не миллионы – только единицы.

       Не потому ли житницы неполны,

       Что не приучены трудиться и молиться.

Послушный трудолюбец – муравей…

Блажен, кого в труде Господь застанет.

К позору нашему букашки нет мудрей.

При непогоде запирайте ставни!                   03.10.07. ИгЛа