Вопрос 3344:
19 т. Столько писали против экуменизма и показывали всегда на таких иерархов,
которые живут по меркам мира сего – торгуют водкой и табаком, лгут и участвуют
в экуменизме. А теперь к ним идут на поклон. Как они теперь их оправдывают, что
говорят в их защиту?
Ответ:
У беспринципности и бессовестности нет границ. Там остаётся пепел и его
развеивает ветер пустозвонства и пустословия.
«Действительно, в советские
годы некоторые иерархи Церкви в России шли на определённые уступки. Это не
секрет, как и не секрет, что когда апостол Павел был ещё Савлом, он был ярым гонителем христиан... Патриарх
Алексий принёс покаяние – он, совершая литургию почти ежедневно (более 300 раз
в год!), вымаливает и свои грехи, и грехи своей паствы. При его
Первосвятительстве ежедневно открывается по три храма в день!.. Суждение о
значении и качестве разных явлений в России при нашем недостаточном
осведомлении не могут иметь пока окончательного значения и, в большинстве
случаев, носят характер не директивы, а мнения отдельных лиц... Взаимная любовь
и забота о единстве церковном, особенно важная в дни ересей и расколов, требует
от каждого из нас сугубой осторожности в наших выступлениях... Положение в
России не имеет прецедента и потому никакие нормы не могут
предписываться никем из нас в отдельности». «Декларация эта – часть истории
нашей Церкви. Будучи церковным человеком, я должен принимать на себя
ответственность за всё, что было в жизни моей Церкви: не только за доброе, но и
за тяжёлое, скорбное, ошибочное. Слишком просто было бы сказать: я её не
подписывал и ничего не знаю...
Сегодня же мы можем
сказать, что неправда замешана в его [митрополита Сергия] Декларации...
Отстаивая одно, приходилось уступать в чем-то другом. Были ли другие
организации или другие люди из числа тех, кому приходилось нести
ответственность не только за себя, но и за тысячи других судеб, которым в те
годы в Советском Союзе не приходилось поступать так же? У людей же, которым эти
уступки, молчание, вынужденная пассивность или выражения лояльности, допускавшиеся
церковным возглавлением в те годы, причиняли боль, – у этих людей, не только
перед Богом, но и перед ними [людьми], я прошу прощение, понимания и
молитв». (Алексий II. ЖМП, № 10, 1991). «Грех цареубийства, происшедшего
при равнодушии граждан России, народом нашим не раскаян. Будучи преступлением и
Божеского, и человеческого закона, этот грех лежит тяжелейшим грузом на душе
народа, на его нравственном самосознании. И сегодня мы от лица всей Церкви, от
лица всех ее чад – усопших и ныне живущих – приносим пред Богом и людьми
покаяние за этот грех. Прости нас, Господи!» (Из Послания Патриарха
Московского и Всея Руси Алексия II и Священного Синода Русской Православной
Церкви к 75-летию убиения Императора Николая II и его семьи, 1993.). Как
пример можно привести церковного историка Сергея Фирсова, который в октябре
с.г. дал интервью на радио «Радонеж», и не одобряя политику митрополита Сергия,
однако, не сомневался в его искренности и жертвенности. Но даже при искренности
бывают ошибки, промахи. Господь нас смиряет и приводит к покаянию, без
которого невозможно спасение».
1Тим.4:2 – «через лицемерие лжесловесников, сожжённых в
совести своей». Такие дельцы от религии, как Ридигер и Гундяев никогда
не пойдут по примеру папы Маркеллина и патриарха Павла, предшественника св.
патр.Тарасия. Они пали, но покаянием восстали и конечно же, никогда уже не
претендовали на свою бывшую должность. Эти же мёртвой хваткой вцепились в
греховное прошлое и в свою доходную должность славолюбия.
Если бы они открыто раскаялись, то могли бы
быть прощены, конечно же, оставив свои должности навсегда. Лук.15:21 – «Сын
же сказал ему: отче! я согрешил против неба и пред тобою и уже недостоин
называться сыном твоим». 1Кор.15:9 – «Ибо я наименьший из Апостолов, и
недостоин называться Апостолом, потому что гнал церковь Божию».
Меня спросили, что
бы я хотел
У Господа повыспросить, в
чём не согласен.
Бог у меня в гостях, на
табурет присел,
И у меня вопросов нет, всё
стало ясно.
И всё, о чём мечталось и ждалось,
Не чаялось, чтоб сбылось, воплотилось;
Но посетил, как мытаря, Христос,
И все вопросы испепелила милость.
Всё разрешилось как бы само
собой...
Отпущенное время истекало,
Душа свободно пела, не была
рабой –
Всё рабство из души ушло по
капле.
Не высказать, что сделалось внутри,
Не в теле, нет, не в сердце, много глубже,
Когда Иисус со мной заговорил.
Слова Его вошли сначала в уши.
И в жилах… нет, не те слова
пишу,
А много глубже и прочней
стократ,
Как будто бы уже свершился
Суд,
И мой Господь со мной – Он
лучший Брат.
И разделенья не было между нами, –
Настолько близко-близко, как одно,
Вошёл привычными Библейскими словами,
Которые люблю, уча давным-давно.
Меня спросили: было то во
сне,
Не наяву же, лишь в
воображенье?
Но стало именно тогда
ясней:
Христос – Тот Свет, и перед
Ним всё меркнет.
Мне кажется, мы так и не расстались,
Он, рядом наклонившийся, со мною,
Своим дыханьем Библию листает,
Прохладу создаёт при искушенье знойном.
Господь, нам хорошо и на
прогулке,
Не покидай и в тягостном
труде;
Напоминанье милости – в
колечке круглом,
И в полукруге радуги: «Молись и не робей!». 20.12.06. ИгЛа