Вопрос 3587: 24 т. Что слышно про епископа Диомида Чукотского? Служит ли он ещё?

Ответ: Я лично его не знаю, только молюсь о нём ежедневно в утренних молитвах, с произнесением его имени. А есть ли в том польза ему, Бог только знает. Газета «Известия» за 27 ноября 2007г. на стр.2 поместила статью о нём, что он патриарха Алексия Ридигера Иудой назвал за то, что тот якобы молился с католиками недавно, и якобы требовал через Интернет от того покаяния. Сама патриархия доказывает, что не молился, а только святыням поклонился, а такое-де было допустимо всегда. Диомида (Дзюба) представляют ревнителем древнего благочестия. Да с ним старообрядцы и разговаривать не будут на эту тему, для них он один из никоньян окаянных. И для старостильных греков он сам уже будет еретиком и вероотступником. Если бы Диомид пошёл на благовестие, как шли Апостолы, он бы не искал такие обвинения, которые ни на кого не оказывают никакого влияния. Допустим, что патриарх в этом году не был у католиков. Ну и что изменилось бы в России? И что бы тогда было с Диомидом, где бы он вдруг появился в Интернете и на какую тему устремился бы? На снимке Диомид стоит вроде бы с книгой. С какой? С «Книгой правил»? Ему бы взять в руки Евангелие и всех своих мобилизовать на проповедь, поучиться у сектантов, которые и в его краях довольно успешно обращают диомидовых мертвецов, его слепых овец в свою веру. Можно было вообще патриарха ему не трогать, ибо это грозит для него запрещением практически не за благовестие. За что пострадает? А когда его запретят, то там и слова вообще не дадут сказать. Почему Диомид ни слова не сказал о заросшей по его вине ниве, о нераспаханных территориях, на которых холод и мрак северных широт он же и пестует? Окажись он здесь, да вряд ли мы бы вообще с ним встретились. Так уж, под ажиотаж, кто-то бы и сказал о нас. Не евангельский он работник. Лично я от него ничего Евангельского не жду и впредь, а так вот, будет цепляться то за патриарха, то за Кирилла, и будет наращивать лишний вес в эфире и на животе. Рим.2:19-21 – «и уверен о себе, что ты путеводитель слепых, свет для находящихся во тьме, наставник невежд, учитель младенцев, имеющий в законе образец ведения и истины: как же ты, уча другого, не учишь себя самого?»

 

 Осёл увидел Соловья

 И говорит ему: «Послушай-ка, дружище!

 Ты, сказывают, петь великий мастерище.

 Хотел бы очень я

 Сам посудить, твоё услышав пенье,

 Велико ль подлинно твоё уменье?»

       Тут Соловей являть своё искусство стал:

        Защёлкал, засвистал

       На тысячу ладов, тянул, переливался;

       То нежно он ослабевал

       И томной вдалеке свирелью отдавался,

        То мелкой дробью вдруг по роще рассыпался.

 Внимало всё тогда

 Любимцу и певцу Авроры:

 Затихли ветерки, замолкли птичек хоры

 И прилегли стада.

 Чуть-чуть дыша, пастух им любовался

 И только иногда,

 Внимая Соловью, пастушке улыбался.

       Скончал певец. Осёл, уставясь в землю лбом:

       «Изрядно, – говорит, – сказать неложно,

       Тебя без скуки слушать можно;

       А жаль, что незнаком

       Ты с нашим петухом;

       Ещё б ты боле навострился,

       Когда бы у него немножко поучился».

 Услыша суд такой, мой бедный Соловей

 Вспорхнул и – полетел за тридевять полей.

 Избави, Бог, и нас от этаких судей.              Крылов.  1811