Вопрос 4025: 29 т

Вопрос 4025: 29 т. Почему понятие о Церкви у всех разное? Даже о Христе столько споров теперь нет, как о Церкви. Есть ли материалы, чтобы в кратком виде пояснили доступно учение православное о Церкви? С чем связано, что у всех еретиков нет практически никакого понятия о Церкви?

Ответ: Таких материалов вполне хватит перегородить реку. У меня есть материалы, но нет авторства, хотя я по стилю могу догадаться, кто написал. Очень похоже на Алфёрова Дионисия.

“Как видимая, Церковь есть богоустановленное общество с определёнными формами. Невидимая сторона Церкви распространяется, прежде всего, на её личный состав, ибо в неё входят не только люди, сейчас живущие на земле, но и в вере отшедшие. Невидимой является так же божественная благодатная сила, действующая в Церкви и её одушевляющая. Невидимым является и божественное основание Церкви, имеющей Главой Господа Иисуса Христа, исполняемое Духом Святым, носящей печать Св. Троицы, во имя Коей крещаются все вступающие в Церковь.

Могут быть два уклона в учении о Церкви: один - ведущий к разрыву между видимой и невидимом частями Церкви; другой – к превращению её в организованное общество единомышленников вроде государства или партии. Протестанты учили, что Церковь есть общество святых, которые только вкраплены в земную Церковь, и даже находятся за пределами христианства, и вообще ведомы одному Богу. Здесь ударение лежит на противопоставлении невидимой подлинной Церкви и видимой, в сущности, не подлинной, только вмещающей в себе истинную Церковь. Святые в Церкви действительно неведомы мiру и ведомы одному Богу; однако из этого факта здесь делается вывод, что Церковь, как богоустановленное общество, не свята сама по себе, но освящается лишь святостью святых. Тем самым реформация превращает Церковь лишь в идею, невместимую в мiровой истории. Здесь совершается разрыв между идеей и действительностью, между невидимым и видимым; историческая Церковь, как подлинная носительница благодати Божией и истины, – отвергается.

Решающее значение имеет не столько определение внешних границ Церкви, сколько постижение её внутренней природы. Основное свойство Церкви в том, что под внешними формами и проявлениями её жизни подаётся благодать, совершается действие силы Божественной. Церковь есть благодатная жизнь в этом мiре и за его пределами одновременно. Церковь есть непрестанное благодатное обожение человека. Для Церкви характерно неразрывное соединение Божественной и человеческой жизни, сращённость формы и содержания, без устранения или растворения человеческого естества, наделённого проницаемостью для благодатного претворения. Церковь есть единство премiрного и мiрового бытия. Такое единство есть тайна, открывающаяся только в духовном опыте членов Церкви. В этом смысле Церковь нельзя показать неверующему, но для верующего она вполне осязательна и видима: её бытие подчинено пространственности и временности, общим для всего мiрового бытия. Церковь есть действие Духа Божия, обитающего в человеке, она есть воплощение Христа, живущего в мiре. Вся история Церкви таинственна, и сама она есть непрерывное таинство, которое проявляется в молитвах и Таинствах (в собственном смысле). И как в Таинстве всё видимо, имея свою установленную форму, и всё невидимо-то, что наполняет эту форму. Неверующий глаз видит здесь только внешность, для верующего же ведомо содержание этой внешности. Церковь есть лествица между Небом и землёй, через которую совершается нисхождение Бога и восхождение человеков. Церковь есть благодатная жизнь в Боге, и потому она не может быть описана. Однако по воле Божией она сращена с внешними формами и установлениями, которые и должны быть свято и нерушимо соблюдаемы и могут быть видны.

Церковь на земле основана прямым изволением Христа Спасителя в дни Его земной жизни и утверждена Кровью Его. “Совершилось”, возвещённое с Креста и разодравшее церковную завесу ветхозаветного храма, явилось и основанием Церкви Христовой. Завершила основание Церкви Пятидесятница – излияние Святого Духа на Апостолов, а через них и на всех людей. Говорится иногда о ветхозаветной Церкви, существовавшей ранее пришествия Христова, конечно, силою грядущего явления Христа. Церковь есть неизменное основание и цель мiротворения. Мiр создан Богом ради Церкви, как её вместилище (“Пастырь” Ерма), ибо последний предел мiра будет то, когда “Бог станет всё во всём” – Евр.2:4. Церковь не могла возникнуть из несуществующего, как возникают различные человеческие общества, она не могла быть основана, как основываются человеческие учреждения, которые могут быть или не быть. Её возникновение и основание подчинено высшей внутренней необходимости, заложенной в самом сотворении мiра и человека. Первый человек, созданный по образу Божию, должен был достичь и богоуподобления, т.е. был призван к полному воцерковлению своей жизни, а через это и всей твари, судьбы которой были поставлены в зависимость от человека. Первая заповедь, данная человеку, содержала в себе сокровенно предначертание пути оцерковления человека. Он должен был, прежде всего, явить послушание, выражающее его любовь к Богу. Непослушание явилось нелюбовью к Богу, искажением образа Божия в человеке. Человек отпал от живого и непосредственного богообщения, сошёл с пути оцерковления на путь обмiрщвления. Этим он нарушил собственную природу и увлёк за собой тварь. Для падшего человека был установлен прообраз грядущей Церкви, в него входили люди, вступившие в завет с Богом и хранящие установленное богопочитание.

Для восстановления падшего человека нужна была новая жизнь, которая при этом не разрушила человеческую природу. Обновление падшего Адама совершилось явлением Христа-Богочеловека, в Котором неповреждённое человечество нераздельно и неслиянно соединилось с Божеством и снова обрело состояние, свободное от тления и порчи. Совершенное обожение человеческой природы во Христе и есть основание Им Церкви. Действительным основанием Церкви является поэтому совершившееся Боговоплощение, при котором совершенная человеческая природа соединилась с истинной божественной природой в лице Второй Ипостаси Св. Троицы при полном взаимном проникновении обеих природ, но без всякого взаимного поглощения. Как в предвечной жизни Св.Троицы Св. Дух почиет на Сыне, открывающим Отца, так и в мiре боговоплощение Христа осталось бы незавершённым, если бы оно не привело с собою и нисхождения Св. Духа, сущего нераздельно со Христом. Посему и обожение человечества совершается боговоплощением Христовым силою Св. Духа, причём и Сын, и Дух Св. посылаются Отцом и Его открывают. Потому основание Церкви является делом всей Св. Троицы, причём каждая Ипостась открывается соответственно Своему ипостасному свойству: Отец посылает, Сын воплощается, Св. Дух нисходит и осуществляет дело Сына.

В смысле совершенного общения жизни со Христом Церковь именуется Телом Христовым: “вы – тело Христово, а порознь члены” - 1 Кор.12:27. “Церковь есть Тело Его, полнота, наполняющего всё во всём” – Еф.1:23. Природа тела в отношении к живущему в нём духу состоит в том, что оно является послушным орудием, велением духа и средством его проявлений. Тело имеет общую жизнь с духом, их можно различать, но нельзя отделять и противопоставлять. При этом первозданное состояние тела, не искажённое грехом, или прославленное тело Христа воскресшего, но под него не подходит теперешнее состояние нашего тела, которое в силу греховности является темницей для духа. Именуя Церковь Телом Христовым, Апостол свидетельствует о таком единении Христа с человечеством. Насколько жизнь в Церкви есть жизнь во Христе, настолько она есть жизнь во Св. Духе: “правда, мир, радость о Духе Святом”. Стяжание Св. Духа есть и цель, и существо, и задача христианской жизни. Без благодати Св. Духа нет жизни истинной и вечной, нет жизни в Боге. Церковная жизнь есть благодатное царство Св. Духа. Церковь есть Дух Святый, благодатно действующий в людях. Он был вдунут воскресшим Христом в Апостолов, которые тем самым были рукоположены Великим Архиереем во священство: Иоан.20:22-23 – “Сказав это, дунул, и говорит им: примите Духа Святого. Кому простите грехи, тому простятся; на ком оставите, на том останутся”. Этими словами им была дана священническая власть. Церковные Таинства совершаются призыванием и силою Св. Духа: освящение Св. Даров на литургии, освящение мира, крещальной воды, елея при елеосвящении, в рукоположении и т.д. Церковь обладает сокровищем вечной жизни во Христе и Св. Духе. Она есть вечная жизнь на земле и в сем веке – начаток века будущего. Хотя сила Церкви есть благодатная жизнь в Боге, невидимая очами мiра, однако вследствие этого Церковь не становится невидимой в своём внешнем бытии в этом мiре. Благодатная жизнь в ней соединяется и с внешним её ознаменованием через посредство видимых знаков и действий, которым присуща благодатная сила. Установить такую связь и единство между внешними знаменованиями и духовной сущностью, его наполняющей, или обрести нужную форму священных символических действий своими силам человеку невозможно. Возможно только откровенно установленное богопочитание и богослужение. Церковь Нового Завета имеет постановление о богослужении и святилище земное, хотя иное, чем ветхозаветное, как и новое священство. Новый Завет также установлен, как видимая Церковь. Церковь основана Христом и исполнена Духом Святым, как общество верующих, имеющее внешние признаки и формы своей жизни. Церковь есть неповреждённое человечество Христово, соединившееся с Божеством и в видимости своей вместившее невидимую присносущную силу Божества. Церковь есть единство двух жизней, двух мiров: божественного и человеческого, природного и благодатного. Посему эта жизнь раскрывается и осуществляется в видимых формах, сверхчувственное в чувственном. Но эти формы даны и установлены Самим Богочеловеком, сообщающим Свою жизнь Своему Телу непосредственно или через посредство Апостолов в дальнейшем предании. Церкви – и только ей одной – присуща сверхприродная благодатная жизнь; она есть источник, орошающий человечество водами жизни вечной, и вне этого источника нет влаги. Общение благодатной жизни даётся человеку не в единоличном обособлении, но по соборной связи с Церковью, как с богоустановленной организацией.

Плоды этой жизни не всегда видимы, как сокровенна и самая жизнь в Боге, но формы её видимы и богоустановлены. В жизни Церкви, как Тела Христова, мы имеем единство двух воль и природ: таинственная жизнь в Церкви и есть это единство богоустановленных форм, в которые подается благодать Божия, и человеческого произволения, подвига, усилия, которым Царство Божие нудится. Поэтому-то Церковь не есть и не может быть “просто обществом единомышленников, как последователей” учения Христова, подобно мiрским человеческим обществам. Она по самой природе своей и задачам своим может быть основана только Самим Богом, она может быть дана человеку, но не может возникнуть естественным путём. Отсюда следует, что Церковь есть всецело и единственно Церковь Предания, и не может быть иной. Просвещённые Св. Духом Апостолы передали учение Христово своим преемникам, и это св. Предание, творчески сохраняясь, т.е. развиваясь и осуществляясь в жизни, кристаллизовалось в формы церковной жизни, имеющие свящ. авторитет и подлежащие сохранению до окончания мiра. Главным таким установлением является церковная иерархия, облечённая свыше власть опосредствовать между Богом и людьми, низводить благодать Св. Духа. Эта власть, первоначально данная Апостолам и ими переданная своим преемникам вместе с учением, и всем преданием, является основанием того, что Церковь есть апостольская в своей силе, она имеет одну и ту же благодатную силу и власть, как и во времена апостольские. Этому самотождеству Церкви во все времена её существования не противоречит то, что Св. Предание сохраняется не как мёртвый капитал, но как живое предание, находящее для себя разные исторические формы выражения: апостольское преемство благодати, остаётся нерушимым. Наличием богоустановленных форм Церкви видимой, даётся внешнее определение, как общества, связанного иерархической организацией и единством предания, а вследствие этого и единством благодатной жизни. Вступление в Церковь совершается через новое рождение водою и Духом, через Св. крещение. За порогом её оказывается всё человечество, жившее до Христа и живущее после Христа в неведении о Нём, хотя и без противления Ему. Пути спасения его остаются для нас тайной.

Церковь земная, воинствующая, состоит из грешников спасающихся, хотя и искупленных Господом, но ещё соделывающих дело своего спасения. Ничья участь и ничьё состояние не может считаться определившимся, пока не закончится земная жизнь, в силу удобопревратности человеческой природы ко греху. Невод Церкви влечёт себе рыб всякого рода (Мф.13:47), и разделение произойдёт лишь тогда, когда будут отделены плевелы от пшеницы, до времени растущие на одном поле (Мф.13:24).

Следует из единства благодатной жизни в Боге. Как Един Бог, Един Христос и Дух Святой, так, по силе этого единства, едина и Церковь. Такое единство есть прежде всего Самотождественность благодатной жизни. Это же свойство есть ее кафоличность или цельность, – не количественное, но качественное определение, присущее благодатной жизни как таковой. Она неделима, хотя и многообразна в проявлениях и формах… Церковь едина, ибо жизнь её единственна, единство есть качество церковности. Жизнь в Боге целостна, всеобща, как в смысле качественного ее тождества в разных местах и в разное время, так и в смысле внешнего её единообразия, проистекающего из внутреннего единства. Духовная жизнь имеет свой особый язык, единый для всех: чудо Пятидесятницы всегда продолжается в жизни Церкви. Внутреннее единство Церкви, как благодатная жизнь, проявляется во многих поместных церквах. Внутренним качественным единством обосновывается и внешнее, количественное выражаемое одинаковостью церковной жизни и иерархической организацией. Единство жизни церковной устанавливается общностью вероучения, догматов, всего предания церковного, совершением Таинств, богослужения и всем богопочитанием. Есть единый, неизмеримый по глубине поток предания, в который вливается всякая община. Это есть не повторение, но общность, не одинаковость, но единство, не “подобосущие”, но “единосущность”. Вся сокровищница церковного предания, благодатно содержимого Церковью, не вмещается в рамки никакого частного церковного опыта. И однако, он возможен лишь на общей её основе, питаясь от общего церковного корня. Каждый член Церкви не может носить в своём религиозном сознании что-либо противоречащее церковному учению и с ним несовместимое, ибо это означает отпадение от Церкви. Быть слабым членом Церкви, малосведущим не значит быть еретиком, извращающим и отвергающим её учение.

При этом члены Церкви содержат обучение не на основании своего личного исследования или личного убеждения, оно может иметь значение только посредствующее, как пути, приводящего к Церкви, – но на основании авторитета самой Истины, жизненно опознанной в Церкви, которая есть столп и утверждение Истины (1Тим.3:15). Не всё церковное достояние доступно и вместимо всякому её члену. Глубина ведения Церкви заведомо превышает силы отдельного человека, как бы он ни был одарён. Но он должен поверять себя по Церкви, учиться у Церкви, вопрошать Церковь, искать истины в ней, а не в самом себе. Для члена Церкви критерий истинности мнений – церковность, он должен желать быть церковным, находиться во внутреннем согласии с Церковью, покоряя ей всякое своемыслие и самочиние. Однако такое послушание Церкви не есть внешнее, пассивное, но внутреннее, творческое – послушание не раба, но сына, не страха, но любви. Любящий заботится быть в согласии с любимым, сын – быть в единении с Отцом Небесным и Матерью-Церковью. Это единение только тогда возможно, когда является искренним и свободным. Церковь для своих членов есть не просто власть и авторитет, но и любимая мать. Для того, кто ведает в Церкви излияние Духа Божия, противление Церкви есть противление Духу Святому. Церковная дисциплина, внутренняя и внешняя, тогда только жизненна и крепка, когда опирается на свободное сознание своего долга и любви. Но на каждого члена Церкви возлагается долг – узнавать свою веру, воцерковляться в отношении учения церковного и стремиться доступными для него средствами, наипаче жизненным подвигом – к постижению его. “Кто любит Бога, тому дано знание от Него” (1Кор.8:3). Источником научения, для всех доступным и равно необходимым, служит богослужение, участие в Таинствах церковных. Сам Христос, вселяясь в верных через Таинства Тела и Крови, подаёт им ум Свой; Сам Дух Святой, живущий в Церкви и сообщающийся в Таинствах церковных, научает их всякой истине. Весь чин богослужения учит и назидает верных.

Своё место в утверждении и хранении церковного предания имеет и человеческое усилие в виде богословской науки в духе церковности. С первых веков христианства богословие оказывало Церкви свои услуги. Потребность в богословии, опирающемся на все доступные средства научного исследования, была во все времена. Церковное предание хранится не как талант, зарытый в землю, но как непрестанно обращаемый и преумножаемый. Единство предания и богопочитания есть жизненное осуществление единства Церкви. Но это единство выражается и в одинаковом для всех частных церквей общей организации Церкви. Рядом с единосущием внутренней жизни в ней имеется и подобосущие внешних её форм, из этого внутреннего единосущия вытекающих. Церковь есть общество иерархически организованное, имеющее церковную власть и пасомых. Власть в Церкви связана со священным саном, присуща этому последнему. Господь посвятил на священнослужение Апостолов, и эта апостольская власть преемственно сохраняется в священстве. Эта власть состоит в праве совершения Таинств, поучении и управлении Церковью. Эта власть не может быть ни отнята, ни умалена, ибо она дана Самим Господом. Различие между мiрянами и священством не может быть умалено, ибо священство обладает особым даром Св. Духа, низводимым при хиротонии. Священство существует не силою человеческого избрания, не поручением от общины, как учит протестантизм, но Таинством рукоположения. Древнейшее предание Церкви свидетельствует, что руководство церковной жизнью находилось в руках иерархии, во главе общин стояли епископы. Преемство епископской власти от Апостолов устанавливается списками епископов древнейших церквей. Основание учения о степенях иерархии и её апостольском происхождении имеется и в Писании, где говорится, что Апостолы возлагали руки на пресвитеров и епископов. Превращение священников в простых избранников общины, которая этим избранием всецело их порождает и передает им права служения слова и священнодействия, вносит ложный демократический принцип поставления “снизу” через избранное, и тем разрушает иерархическое начало, которое держится не на избрании, но на поставлении или посвящении. Иерархия вносит начало внешнего единства Церкви наряду с внутренним. Благодаря иерархии Церковь есть организованное общество, имеющее законную власть и порядок; единство догматическое и таинственное восполняется единством каноническим. Высшая церковная власть естественно связана с саном епископским. Естественное строение Церкви, как организованного общества, выражается в ряде епископий, живущих полнотой жизни в своих собственных пределах. Эти частные епископии соответствуют множественности поместных церквей.

Таким образом, единообразие церковной организации соответствует её множественности. Это соответствует избранию Господом 12 Апостолов, как соборного возглавления Церкви. Епископии находятся между собой в организованном общении. Согласно 34 апостольскому правилу, епископы каждой страны должны иметь первого между собою, который и является центром единения (в форме архиепископий, митрополий, патриархатов). Последние также находятся в общении между собою. Наиболее ярким выражением этого общения являются вселенские соборы, получившие авторитет высшей власти для Вселенской церкви и установившие ряд церковных канонов, имеющих общую значимость для всей Церкви. При отсутствии вселенских соборов, соборность Церкви проявляется в общении отдельных церквей по разным вопросам для установления общих мнений и духовным единением в молитвах и таинствах. Итак, как организованное общество, Церковь подразделяется на ряд автокефальных церквей, руководящихся общим церковным законодательством, св. канонам, общностью веры и жизни. Для католиков единство Церкви прежде всего выражается в наличии “единого главы Церкви” – Римского Папы, облечённого всей полнотой власти. Римская церковь есть церковная монархия, никем и ничем не ограниченная; прежде всего единство власти, а не единство жизни. Перенесение в область церковной жизни норм государственного права извращает её существо: церковь приравнивается к гос. организации и проникается духом юридизма. Внешние удобства, связанные с церковным централизмом, связаны с ослаблением внутреннего таинственного единства. Единство Церкви есть внутренняя норма, которая не должна извращаться внешним централизмом.

По православному взгляду сама Церковь даёт права и устанавливает авторитет той или иной кафедры, в частности и римской; по-латинскому – Папе принадлежит власть над всею Церковью по Бож. установлению. Римское понимание Церкви, как папской церковной монархии, неизбежно извращает природу церковного единства, подменяет единство жизни единством власти. Это сосредоточение в руках главы всей церковной власти, догматизированное Ватиканским собором, означает сосредоточение в его лице всей церковности. Вся церковная жизнь сводится единственно к повиновению, свободе христианской места не остаётся. Власть папы, как абсолютная, не знает апелляций; папа принципиально может приказывать всем, всё и обо всём; он становится над Церковью, выше Церкви, он сам есть церковность, по которой должны мерить себя все члены Церкви. Это есть рецидив иудейства в христианстве. В церковной жизни сочетаются начала послушания и свободы: послушание вне христианской свободы, снятие личной ответственности, возложенной Богом на каждого, есть “иго рабства”. Свобода, понятая как своеволие, не есть церковная свобода. Церковь не есть государство, и не должно определять себя по образу государства. Глава Церкви есть Христос, и поэтому она не имеет земного главы, она не может иметь и единственного “наместника Христова”, заслоняющего собою Невидимого Главу. Всякий епископ, как носитель благодати сана, есть наместник Христов, но не в своём обособлении, а в связи со всем епископатом. Господь избрал 12 Апостолов, которые и образуют соборную власть в Церкви, имея первого среди равных (Петра), но не имея “князя Апостолов”, – ибо Глава Церкви – Господь, сидящий одесную Отца. Купол здания церковной власти всегда остаётся недостроен, - и не может быть достроен, дабы, было открыто Небо. Пёстрая совокупность автокефалий, не всегда внешне объединяемых, более соответствует природе церковного единства, нежели централизованный папизм. Церковь всегда имеет наличную власть на местах: местного епископа и собор епископов, – и потому никогда не страдает безвластием. Эта власть в законных своих пределах имеет всю полноту и требует себе подчинения в вопросах церковной дисциплины. Но вместе с тем каждая из этих местных властей не есть абсолютная и безапелляционная, она не снимает с каждого члена Церкви личной ответственности не только за неподчинение, но и за подчинение. Христианское подчинение церковной власти не есть слепое и рабское, но сознательное и свободное. Церковная власть не лишает своих членов права и обязанности суждения о вере, которая и есть основание, соборности церковной. Единоличная власть, не допускающая апелляции, фактически всегда непогрешима, не оставляет места для суждений, зная только повиновение. Посему церковное единство есть соборная множественность, основанная на Христе; от этого не должно отступать к папизму во имя мнимого единства. Церковный раскол коренится не в отсутствии административного центра в церкви, а в различии церковного опыта, в разном чувстве Церкви, в разной церковной психологии. Исходя из разного церковного опыта, одни и те же вещи люди видят и понимают по-разному.

Часто полагают, что разница православия с католичеством в вопросе о догматической непогрешимости заключается только в органе этом непогрешимости: у католиков это единоличный орган – Римский Папа, у православных это орган коллективный – собор епископов. Но православие отличается от католичества не только органом непогрешимости, но и невозможностью иметь внешним авторитет непогрешимости. Авторитетным выражением православного сознания является Послание восточных патриархов 1849 г., в котором выражена мысль об отсутствии в православной Церкви внешнего авторитета непогрешимости, ибо соблюдение истины вверяется здесь церковному народу, как телу церковному. (“У нас ни патриархи, ни соборы не могли ввести никаких новшеств, ибо хранитель благочестия у нас есть самое тело Церкви, т.е., самый народ, всегда желающий сохранить свою веру – неизменной”). Это положение развил А.С. Хомяков. “Разумная свобода верного не знает над собой никакого внешнего авторитета, но ограждение этой свободы в единомыслии его с Церковью, а мера оправдания определяется сознанием всех верных. Посему вся Церковь принимала или отвергала определения соборов, смотря по тому, находила ли сообразным или противным своей вере и своему преданию, и присваивала название вселенских тем из них, в постановлениях которых признавала выражение своей внутренней мысли. Собор вселенский становился голосом Церкви. Почему – отвергнуты еретические соборы, не представлявшие никаких наружных отличий от соборов вселенских? Единственно потому, что их решения не были признаны за голос Церкви всем церковным народом, тем народом, где, когда это нужно по усмотрению Божию, отрок получает дар ведения, ересь учёного епископа опровергается безграмотным пастухом”. Хомяков сбил католическую ложную дилемму: папа или собор? Эта постановка вытекает из католического понимания Церкви, как организации власти и авторитета.

Церковь не есть только учение, но первообразная глубина единого, целостного духовного опыта, по отношению к которому все слова, его выражающие, являются вторичными выражениями его отдельных моментов. Словесные выражения догматов является логическими проекциями сверх – логического начала, выражением в слове того, что невместимо в слове. В основе правильных или ложных формулировок лежит правильный или неправильный духовный опыт. Если духовный опыт истекает из целостной жизни Церкви, то и догматическое его определение соответствует своему назначению; но если этот опыт есть уклонение от истины, отделение от единой церковной жизни, то логическая его проекция есть ложь и ересь. Отсюда ересь есть не просто словесная или логическая ошибка, но результат глубокого духовного повреждения еретика. Всякая ересь есть отделение от Церкви, от её духовного опыта, самость греховного индивидуализма. Православие не может не быть Церковью Предания. Но это подчинение авторитету Предания не есть слепое повиновение власти; послушание Преданию есть следствие любви к нему. Ибо любовь знаменует единство, а действие самочинное, как отделение от Церкви, отпадение от её единства, есть разрушение любви. Предание, хотя и находится вне нас, выражает совокупное церковное сознание. Поэтому оно свободно подчиняет себе всякого, кто также причастен этому сознанию. Церковная свобода соединена с церковной дисциплиной и послушанием. Отрицая её, мы отрицаем самую идею Церкви, заменяя её мёртвым юридическим механизмом административного подчинения, выпадая из православия в иудаизм. В Православии послушание всегда связано со свободой сынов Божиих. Поэтому духовная свобода является неотъемлемым свойством Православия. Она часто ощущается как страшная ответственность, неприемлемая для слабых, которую так легко переложить на плечи иного. Но сделать так – значит поддаться соблазну иудаизма и папизма. В соблазне отречься от духовной свободы и личной ответственности – сущность папизма. Протестантизм есть религия возгордившейся и обособившейся личности, стремящейся найти обоснование только в себе. То, что в папизме отрицается во имя организации и власти, в протестантизме приносится в жертву гордости человека. Протестантизм оказывается эго-папизмом, в котором каждый хочет быть для себя папой, притязая на непогрешимость в делах веры. Предание им вовсе отвергается, чем разрушается то единство церковности, которому Предание служит внешним выражением.

Подлинный церковный авторитет является не внешним, навязанным, но любимым и дорогим, в котором выражается собственная воля и заключается подлинное чувство церковности, одинаково отличающее Православие как от католицизма, так и от протестантизма. Свобода православия нисколько не мешает Церкви быть иерархической, что выражается в её разделении на клир и мiрян. Именно клиру принадлежит право властного суждения в вопросах веры и богопочитания и проповедь Слова Божия, связанная с совершением богослужения. Поэтому и соборы православные являются собраниями епископов. Однако это не значит, что мiряне совершенно устранены от участия в вероучении – как в католичестве. Блюдение церковной истины, живое сохранение её в сознании и чувстве принадлежит всему церковному народу, всему телу церкви. Каждый член её не только пассивно приемлет, но и активно утверждает в своём личном сознании общецерковный опыт. Семь Вселенских соборов имеют для Православия авторитет безусловной обязательности, и определения их имеют высший характер церковной непогрешимости. Однако Православие существовало и до них, не исчерпывается их определениями; соборы, бывшие в Константинополе после 7-го Вселенского, также имеют обязательный авторитет. Реальное представительство всего христианского мiра на Вселенских соборах было и фактически невозможно, и вовсе не требовалось церковным сознанием. Соборы эти происходили в пределах Византии и были представлены греческими епископами, из западных присутствовали только представители папы, да и то не на всех. Наименование “вселенских” принадлежит соборам потому, что они собирались христианскими императорами-держателями вселенской власти. Авторитет этих соборов признавался далеко не сразу после их окончания (напр. Никейского, Ефесского, Халкидонского). Новые соборы подтверждали значение предыдущих, придавая им значение Вселенских. Это принципиальный момент, ибо сам факт подтверждения одного собора другим указывает на то, что внешнего формального авторитета собор не имеет (напр., новый папа не подтверждает постановлений своих предшественников как непогрешимые). Авторитет собор приобретает вследствие своего согласия с церковным сознанием. Установить же это согласие может только сама Церковь. Поэтому второстепенным является вопрос о полном и формально каноничном представительстве на соборе. Мысль богодухновенного подвижника (напр. преп. Максима), являющего в себе лик Церкви и пребывающего с нею в непрестанном внутреннем соборовании, церковно может значить больше, чем многочисленное подобранное собрание епископов. В догматическом сознании Церкви основным является факт, что далеко не все истины выражены на соборах, но многие приняты внутренним соборным разумом церковным. Соборные определения - только рифы в океане церковной жизни”.

Еф.3:10 – “дабы ныне соделалась известною через Церковь начальствам и властям на небесах многоразличная премудрость Божия”. 1Тим.3:15 – “чтобы, если замедлю, ты знал, как должно поступать в доме Божием, который есть Церковь Бога живого, столп и утверждение истины”.

С друзьями мне сугубо повезло,

Неискренних и лживых будто сдуло.

Объединялись с недругом на зло,

Показывали, косоротясь, дулю.

А искренние, видя, за врагов молились,

Не ставили подножку даже ярым.

И обстановка чудно как-то изменилась,

Не стало недругов ни новых и ни старых.

Затишье, может, как перед грозой,

Но мы воспользовались дивной передышкой,

Вражду не приняли, считая за позор, –

Закон любви других законов выше.

Для благовестия коронные часы,

И средства собранные вкладывали в книги.

Ты на издания Евангелий отсыпь,

Чтоб просветить приход поповско-дикий.

Друзья умеют строго обличать,

Наедине и даже принародно,

И на молитву призовут тотчас…

Со стороны взглянуть – тихони вроде.

Но горше смерти друга потерять,

Когда из близкого в чужого превратится.

В засаду выведет злодеев он отряд,

С трудом и верится, что был когда-то близким.

“Чтоб потерять?! Да лучше б не иметь!” –

Так возгласит старообрядец тёмный.

Э, нет! Пускай охаживает плеть –

Бог слово-семя оплодотворит и в коме.

Звонки не в праздники, не только с днём рожденья,

Но постоянно, с просьбой помолиться.

Я знаю, как не любит это демон,

Что все мы – ягодки на виноградной кисти.

Я мирен, но лишь вслух заговорю, –

Враги к войне, истошно завывая.

Под видом дружбы затевают трюк.

Но Друг Христос нам обещал: “Я – с вами!” 06.07.08. ИгЛа