ГЛАВА 7

 

"И было во дни Ахаза, сына Иоафамова, сына Озии, царя Иудейского" (Иса. 7:1).

 

1. Я часто говорил и теперь скажу, что в древности пророчества изрекаемы были не для того, чтобы иудеи только узнавали будущее, но чтобы, узнав, получали отсюда пользу, чтобы от страха угроз они делались более благоразумными и от обещания благ – более усердными к исполнению добродетели, познавая из того и другого силу Божью и попечение Его о них. Подлинно, по этой причине были изрекаемы предсказания, и для того, чтобы иудеи не думали, будто события совершаются просто и случайно, по какому-либо порядку природы и естественному течению дел, но знали, что и то и другое происходит по мановению свыше и по определению Божьему; а это весьма много способствовало им к богопознанию. Но так как пророчества, – как я и прежде говорил, – исполнялись не тотчас по изречении их, но предсказания тогда были изрекаемы, а сами события совершались спустя долгое время, так и некоторые из слышавших часто умирали прежде и не могли судить о последствиях предсказаний, то, смотри, что делает и устраивает Бог. Он соединяет одно пророчество с другими пророчествами, ближайшее с отдаленнейшими, бывшее в их поколение представляя величайшим доказательством того, что должно совершиться спустя долгое время. В евангелиях же пользу такого рода Он устраивает другим образом: соединяет с пророчествами чудеса и подтверждает одни другими. Так, например, к Христу некогда подошел прокаженный и был очищен, а после него отрок сотника был исцелен от известной тяжкой болезни, и знамени эти были велики; но Он не ограничился этими знамениями, а присовокупил и пророчество. Так как сотник оказал дивную и великую веру, за которую отрок и был исцелен от болезни, то Христос присовокупил: "многие придут с востока и запада и возлягут с Авраамом, Исааком и Иаковом[1]: а сыны царства извержены будут" (Матф 8:11). В этих словах Он предсказывает образование Церкви из язычников, и отверждение иудеев, что теперь исполнилось на самом деле и для всех видно яснее солнца; но тогда было пока неясно и невероятно для неверующих. Для того предварительно и совершенно было тогда знамение, чтобы внушить великую веру в то, что имело совершится после, равно как и самое пророчество, исполнившееся ныне на самом деле, служит твердым подтверждение бывшему тогда знамению. Скажет ли неверующий, что прокаженный не очистился? Но пусть он посмотрит на истину пророчества, и от этого пусть верит и в знамение. Сказали ли бы тогдашние иудеи, что предсказания Его не истинны? Но пусть они посмотрят на очистившегося прокаженного и после бывшего с ним не сомневаются и касательно будущего. Таким образом, для тех знамение служило величайшим залогом истинности пророчества, а для нынешних пророчество – действительности знамения. Видишь ли, как одно подтверждается другим? ТО же можно видеть в ветхом завете. Так, когда Иеровоам тяжко неистовствовал и поставил золотых тельцов, то пришедший пророк и предсказал будущее и тогда же совершил знамение. Чтобы никто не сомневался в том, что должно было случиться через триста лет, он разрушил жертвенник, пролил тук и иссушил руку царя, посредством совершившегося перед глазами ясно подтвердив то, что имело свершиться спустя много времени (3 Цар. гл 13). И таких событий много можно видеть и в ветхом и в новом завете, так как Бог различно устраивает наше спасение. Так точно было и здесь, и притом с великим преимуществом; не только дано было знамение, но и пророчество соединено с знамением. Впрочем, чтобы сказанное было более ясным. Рассмотрим обстоятельно само сказание. "И было во дни Ахаза, сына Иоафамова, сына Озии, царя Иудейского, Рецин, царь Сирийский, и Факей, сын Ремалиин, царь Израильский, пошли против Иерусалима, чтобы завоевать его, но не могли завоевать. И было возвещено дому Давидову и сказано: Сирияне расположились в земле Ефремовой" (И бысть во дни Ахаза, сына Иоафамля, сына Озии, царя Иудина, взиде Расин царь Арамль, и Факей, сын Ромелиев, царь Исраилев на Иерусалим, воевати на него, и не возмогоша разорити его. И возвестися в дому Давидове. Глаголя: совещася Арам со Ефремом) (ст. 1, 2). Это – история, повествование о событиях но кто имеет ум и острое зрение, тот и отсюда может получить великую пользу, познав великую премудрость Божью и попечение Его об иудеях. Он и не остановил войны в самом начале, и наступавшему не допустил овладеть городом но, дозволив сделать угрозу на словах, остановил ее исполнение, возбуждая и избавляя иудеев от беспечности, и показывая свою силу, что он может и тогда, когда бедствия достигнут своего конца, сохранить невредимыми подвергшихся им так, как будто эти бедствия и не начинались. Это, как можно видеть, Он часто делает, напр. в пещи вавилонской, во вру львином и в других бесчисленных случаях. Так и эти пришли, осадили город, коснулись стен, привели в трепет ум жителей, но больше не могли сделать ничего.

2. Отсюда можно видеть беззаконие десяти колен, в том, что не только начали междоусобную войну и подняли оружие на своих братьев, но и соединились с чужеземцами и иноплеменниками и, будучи обязаны даже не иметь с ними простого общения, призвали их к себе на помощь, вооружились вместе с ними и восстали против своего города. Они побудили иноплеменника Рецина идти против их столичного города. И обстоятельства войны были неравны. У тех было  бесчисленное войско, и города, и племена, и народы; а здесь ничего такого но был один только столичный город, так что сила Божья открылась со всей ясностью. Тогда как здесь никто не брал оружия, не выходил и не противоборствовал, злые замыслы тех разрушились. "Но не могли", говорит пророк, "завоевать" (и не возмогоша разорити его). Что же препятствовало этому? Не что иное, как рука Божья, которая невидимо отражала их. Впрочем, как я сказал, Бог хотя и отвратил войну, но от страха не тотчас избавил. "И было возвещено," говорит, "дому Давидову, как[2] Сирияне расположились в земле Ефремовой, и всколебалось сердце его и сердце народа его" (И возвестися в дому Давидове, яко совещася Арам со Ефремом, и ужасеся душа его и душа людей его). Когда Бог намеревается совершить что-нибудь необыкновенное, то Он не вдруг совершает чудо, но сначала попускает тем, к которым оно относится, чувствовать бедствия, чтобы по избавлении от бедствий они не оказались неблагодарными. Так как многие из людей, частью по гордости, частью по беспечности, забывают бедствия по избавлении от  бедствий, или, не забывая, приписывают успехи самим себе, то Бог попускает им сначала потрясение от скорбей, а потом освобождает от затруднительных обстоятельств. Так точно Он поступил и здесь. Он попустил, чтобы сердца их пришли в трепет, попустил быть великой скорби, а потом и послал избавление. То же Он сделал и с великим Давилом. Намереваясь вывести его на борьбу и воздвигнуть руками его славный трофей, Бог сделал это не в начале войны, но оставил израильтян мучиться от страха в течение сорока дней, и когда они уже отчаялись в своем спасении, когда иноплеменник произнес бесчисленное множество укоризн, и, не смотря на то, никто не осмеливался выйти и противостоять врагу, тогда только, именно тогда, когда они признали свое поражение и слабость их сделалась явной, Он вывел на борьбу этого отрока и совершил дивную победу. Если и после этого, после такого обнаружения их слабости, спасенный царь, побуждаемый ненавистью и завистью, строил козни Давиду и, предавшись страсти, оказался неблагодарным к благодетелю, то чего не сделал бы он, если бы Господь не доказал таким очевидным образом трусости как его, так и всего войска? То же самое, как можно видеть, Бог делал и во многих других случаях. Точно так делается и здесь. Намереваясь освободить иудеев от войны и избавить их от оскорблений, Он попускает им сначала чувствовать бедствия. "И всколебалось," говорит пророк, "сердце его и сердце народа его, как колеблются от ветра дерева в лесу" (и ужасеся душа его и душа людей его, якоже в дубраве ветром восколеблется). Пророчеству свойственно – обнаруживать сокровенные чувствования людей. Так и здесь он выражает состояние души каждого из них и для ясности приводит сравнение, чтобы показать силу скорби. И поколебалась, говорит, душа их, смирилось высокоумие; они отчаялись в своем спасении, думали, что находятся в крайности, не ожидали ничего доброго, и каждый из них сокрушался собственными помыслами. Что же Бог? Он предсказывает избавление и потом совершает его, чтобы они опять не приписали освобождения города кому-нибудь другому, Он посылает пророка возвестить будущее. "И сказал Господь Исаии: выйди ты и сын твой Шеар-ясув навстречу Ахазу, к концу водопровода верхнего пруда, на дорогу к полю белильничьему, и скажи ему: наблюдай и будь спокоен; не страшись и да не унывает сердце твое от двух концов этих дымящихся головней, от разгоревшегося гнева Рецина и Сириян и сына Ремалиина" (и рече Господь ко Исаий: изыди во сретение Ахазу, ты, и оставшийся Иасув сын твой, к купели горняго пути села белилнича, и речеши ему: блюди еже молчати, и не бойся ниже душа твоя да изнеможет: ниже убойся[3] от двою древу главень дымящихся сих; егда бо гнев ярости моея будет паки изцелю) (ст. 3, 4). Что значит: "выйди навстречу" (изыди во сретение)? От страха и скорби царь не был спокоен и не мог оставаться дома, но, как обыкновенно бывает с осажденными, постоянно выходил, обозревал стены, подходил к воротам, распоряжался и исследовал, в каком положении находятся дела неприятелей. Потому Бог и говорит: "выйди навстречу". А что значит: "ты и сын твой Шеар-ясув" (ты, и оставшийся Иасув сын твой)? "Шеар-ясув" (Иасув) на еврейском языке значит: обращение и деятельность. Потому и Иессей, посылая Давида к братьям его, говорил: "и Иасув их возмешь"[4], т.е. скажешь мне об их обращении и о том, что они делают (1 Цар. 17:18).

3. Итак, здесь, мне кажется, пророку повелевается взять с собой народ, чтобы по окончании событий царь не мог оставаться неблагодарным, как бы не слышавший ничего такого от пророка. Смысл приведенных слов следующий: выйди на встречу ты и обращающиеся с тобой, оставшиеся от народа. Не удивляйся, что Бог называет народ сыном его, – и далее пророк говорит: "вот я и дети, которых дал мне Господь" (Иса. 8:18). Действительно, святые были вместо отцов и даже превосходили всех плотских отцов своей любовью и попечением об этом  народе. "Оставшимися" он называет их потому, что многие были уведены врагами. "На дорогу к полю белильничьему" (горняго пути села белилнича). И здесь мне представляется немалое затруднение, – как те, которые были заключены и осаждены и не смели выйти вон, явились за воротами города; ведь этот путь виден ныне вне стен его. Чем же разрешить это недоумение? Тем, что в древности он был огражден еще другой стеной; у этого города было две стены, как любознательные легко могут видеть из другого пророка. Итак, пророк, вышедши, ободряет упавший дух их и внушает надежду относительно будущего. Успокойся, говорит он, и не бойся; и называет царей древесными головнями, выражая как силу их, так и непорочность; потому он и присовокупляет: "дымящихся", т.е. находящихся близко к тому, чтобы погаснуть. Потом, желая показать, что нападение врагов произошло не от силы их, а по Божьему попущению, говорит: "Сирия, Ефрем и сын Ремалиин[5] умышляют против тебя зло, говоря: пойдем на Иудею и возмутим ее[6], и овладеем ею[7] и поставим в ней царем сына Тавеилова. Но Господь Бог так говорит: это не состоится и не сбудется; ибо глава Сирии – Дамаск, и глава Дамаска – Рецин; а чрез шестьдесят пять лет Ефрем перестанет быть народом; и глава Ефрема – Самария, и глава Самарии – сын Ремалиин. Если вы не верите, то потому, что вы не удостоверены" (егда бо гнев ярости моея будет, паки изцелю. Сын же Арамль, и сын Ромелиев, яко совещаста совет лукавый Ефрем и сын Ромелиев¹⁾ на тя, глаголюще: взыдем во Иудею, и озлобим ю ²⁾ и собеседовавшее ³⁾ отвратим я к нам, и воцарим в ней сына Тавелиева. Сия же глаголет Господь Саваоф: не пребудет совет сей, ниже сбудется: но глава Араму Дамаск, и глава Дамаску Расин: но еще шестьдесят и пять лет, оскудеет царство Ефремово от людей: глава же Ефремова Соморон, и глава Соморону сын Ромелиев: и аще не уверите, ниже имате разумети) (ст. 5–9). Опять пророк представляет величайшее подтверждение пророчества. Так как слушатели были поражены страхом, и бедствия были пред глазами, а отрадное было только в надежде и даже превосходило всякое ожидание, и притом они были не очень доверчивы, то смотри, что он делает. Он дает величайшее знамение того, что предсказанное сбудется, обнаруживая замыслы противников. Он открывает, с каким намерением они осадили город, о чем совещались между собой, на каких условиях приступили, и показывает, что или это событие есть предательство ("собеседовавшее", говорит, "с ними, отвратим я к нам") или враги обезумели от великой гордости, думая, что им не нужно ни браться за оружие, ни вступать в борьбу и сражение для того, чтобы взять город. Для нас достаточно, говорили они, только явиться и поговорить, и возвратиться, взяв всех в плен. Потом, как обыкновенно бывает с гордыми, они, надмеваясь такою надеждою, совещаются об избрании царя, как будто город уже взят и нужно поставить кого-нибудь царем в столице. Таковы, говорит пророк, замыслы их; но воля Божья ниспровергает все это. Потому он продолжает: "но Господь Бог так говорит" (Сия же глаголет Господь) и не останавливается на этом, а прибавляет "Саваоф", потому что когда он намеревается возвестить что-нибудь великое, то напоминает о силе Божьей, высшем царстве, о чудном и дивном владычестве Его. Что же говорит Бог? "Это не состоится и не сбудется; ибо глава Сирии – Дамаск." Начальство его, говорит, власть его ограничится Дамаском, и не будет простираться далее. "И глава Дамаска – Рецин." Начальником и правителем Дамаска, говорит, будет Рецин, т.е. он останется при своем и не увеличит своего могущества. "А чрез шестьдесят пять лет Ефрем перестанет быть народом." (но еще шестьдесят и пять лет, оскудеет царство Ефремово от людей)

4. Это величайшее доказательство истины, когда пророки предсказывают и время событий, предоставляя желающим исследовать с точностью значение пророчества. Теперь, говорит пророк, они отступят от города, но по истечении шестидесяти пяти лет погибнет весь народ; враги возьмут его и уведут всех; а теперь, прежде того плена, они не получат ничего больше того, чем владеют. Чтобы царь, слыша, что израильтяне погибнут через шестьдесят пять лет, не сказал в самом себе: что же? – если они теперь возьмут нас, а тогда погубят, какая нам польза? – пророк говорит: не бойся и за настоящее; тогда они будут выселены совершенно, а теперь не получат ничего больше того, чем владеют. "И глава Ефрема", т.е. десяти колен, будет "Самария" (потому что там была столица их) и далее не распространится, "и глава Самарии" – царь израильский. Что говорил он о Дамаске, то же выражается и здесь, т.е. они не будут иметь ничего больше того, чем владеют теперь. Далее, так как он сказал о делах превышающих разум человеческий и превосходящих обыкновенные соображения, и сказанное было пророчеством, то справедливо присовокупил: "если вы не верите, то потому, что вы не удостоверены." Не спрашивай, говорит, как и каким образом это будет; Бог есть свершитель, а тебе нужна только вера, и ты уразумеешь силу Совершающего; ты получил полное доказательство сказанного. Так и пророк Давид говорил:  "я веровал, и потому говорил" (Пс. 115:1). И Павел, повторяя это изречение, приложил его к высшим предметам, сказав: "но, имея тот же дух веры, как написано: я веровал и потому говорил, и мы веруем, потому и говорим" (2 Кор. 4:13). Если ветхозаветное, которое так отстоит от новозаветного, как земля от неба, имело нужду в вере, то тем более – познание догматов столь высоких, которые и на ум никогда никому не приходили. Это выражает и сам апостол, когда говорит: "но, как написано: не видел того глаз, не слышало ухо, и не приходило то на сердце человеку, что приготовил Бог любящим Его" (1 Кор. 2:9). " И продолжал Господь говорить к Ахазу, и сказал: проси себе знамения у Господа Бога твоего: проси или в глубине, или на высоте. И сказал Ахаз: не буду просить и не буду искушать Господа. Тогда сказал [Исаия]: слушайте же, дом Давидов! разве мало для вас затруднять людей, что вы хотите затруднять и Бога моего? Итак Сам Господь даст вам знамение: се, Дева во чреве приимет и родит Сына, и нарекут[8] имя Ему: Еммануил" (ст. 10–14).  Велико снисхождение Божье, и велика неблагодарность царя. Выслушав пророка, он должен был нисколько не сомневаться в сказанном; а если усомнился, то принять знамение и уверовать, как поступали многие из мужей иудейских. Бог, будучи человеколюбивым, часто не отказывал в этом (в знамении) для чувственных, пресмыкающихся долу и привязанных к земле (иудеев), как напр. сделал при Гедеоне. Так как Ахаз был несовершеннее всех и весьма груб, то смотри, как Бог опять снисходит к нему. Он сам привлекает его и предлагает ему просить знамения, хотя и то было не малым знамением, что Он открыл его тайные мысли, обнаружил все его душевное расположение и обличил все притворство. Так как пророк сказал: "проси себе знамения", а царь, притворяясь вполне верующим, отвечал: "не буду просить и не буду искушать Господа", то смотри, с какой силой пророк поражает его, справедливо употребляя при обнаружении его притворства тягчайшее обличение. Потому, не удостаивая  царя ответа, он обращается к народу и говорит: "слушайте же, дом Давидов! разве мало для вас затруднять людей, что вы хотите затруднять и Бога моего?"Эти слова неясны; поэтому нужно обстоятельно разъяснить их. В них пророк говорит следующее: разве мои эти слова? – разве мое определение? Если не верить людям напрасно и без причины жестоко и достойно осуждения, то гораздо более – Богу. Итак, " затруднять" значит не что иное, как – не верить. Разве малая вина, говорит, разве незначительна обида – не верить людам? Но если это – жестоко, то гораздо более – не верить Богу.

5. Он говорил это  для того, чтобы все знали, что пророк не был обманут и судил не по сказанным словам, но произносил определение по мыслям в душе Ахаза. Так поступал часто и Христос, по сказанию евангелий. Прежде, чем показывать какое-либо знамение, он обличал злобу иудеев, скрывавшуюся в мыслях их, и в этом самом показывал не малое знамение, – как напр. Он поступил при исцелении расслабленного. Когда Он сказал ему: "дерзай, чадо! прощаются тебе грехи твои", а они говорили в себе: "он богохульствует", тогда Он, прежде, чем исцелить расслабленного, сказал: "для чего вы мыслите худое в сердцах ваших?", представив величайшее доказательство божества своего в том, что Он знает сокровенные помышления (Мат. 9:2–4). "Ибо Ты один," говорит Писание, "знаешь сердце всех сынов человеческих" (яко Ты един токмо, говорит Писание, веси сердца) (3 Цар. 8:39). И Давид также говорит: "Ты испытуешь сердца и утробы, праведный Боже!" (Пс. 7:10). Ведение этого Бог часто сообщал и пророкам, чтобы слушатели знали, что сказанное ими было не человеческое, но всякое определение приносилось свыше, с небес. Потому и этот громогласнейший Исайя, беседовав с царем весьма кротко, возвестив избавление от бедствий, повелев не бояться за настоящее и представив ему доказательства этого открытием намерения врагов, обличением предательства, предсказанием совершенного и всецелого пленения Израиля и назначением времени, не ограничился этим, но идет далее и не ожидает, чтобы царь сам просил знамения, но предлагает ему, не желающему этого по крайнему неверию, и притом – не просто, но предоставляет выбор на его волю; не говорит: такое и такое знамение, но: где хочешь. Господь богат, всемогуща сила Его, неизреченна власть; захочешь ли знамения с неба, - нет никакого препятствия; захочешь ли с земли– и этому ничего не препятствует; таков смысл слов: "в глубине, или на высоте." Но когда царь не убедился и этим, то пророк и тогда не замолчал, но, прибавив обличение для исправления слушателя и для показания того, что тот не обманул и не обольстил словами, открывает таинственное пророчество, которое послужит к спасению вселенной и исправлению всего, и говорит, что это знамение дается уже не Ахазу, но всему народу иудейскому. Сначала пророк обращал речь к нему, но когда он показал себя недостойным, то обращается к целому народу. "Итак Сам," говорит, "Господь даст" не тебе, но "вам знамение" "Вам," – кому? Находящимся в доме Давидовом: оттуда произошло это знамение. Какое же знамение? "Се, Дева во чреве приимет и родит Сына, и нарекут имя Ему: Еммануил." Надобно помнить, как я выше сказал, что знамение дается уже не Ахазу, а что это не догадка, можно видеть из того, что сам пророк, сказав в обличение и укоризну: "разве мало для вас затруднять людей," присовокупил: "Итак Сам Господь даст вам знамение: се, Дева во чреве приимет"[9]. Если бы это была не дева, то не было бы и знамения. Знамение должно выходить из общего порядка вещей, превосходить обычный порядок природы, быть дивным и необыкновенным, так, чтобы каждый из видящих и слышащих замечал это. Потому оно и называется знамением, что заключает в себе нечто знаменательное; а знаменательным оно не было бы, если бы не выходило из общего порядка прочих вещей. Так и здесь, – если бы шла речь о жене, рождающей по закону природы, то для чего пророк назвал бы знамением то, что бывает ежедневно? Потому и в самом начале пророчества он не сказал: "се, Дева (παρθένος)", но: ή παρθένος, прибавлением члена указывая нам на некоторую особенную, единственную Деву. А что такое прибавление выражает именно это, можно видеть и из евангелий. Когда иудеи послали к Иоанну спросить: "ты кто есть", то не говорили: ты ли "Христос" (Χριστός), но: ты ли ό Хριστός; и не говорили: ты ли "пророк" (προφήτης), но: ты ли ό προφήτης (Иоан. 1:19, 25)? Каждое из этих выражений означало нечто особенное. Потому и в начале Евангелия Иоанн не сказал: "в начале было Слово (λόγος)", но: "в начале было  ό λόγος, и Слово (ό λόγος) было у Бога" (Иоанн 1:1). Так точно и здесь пророк не сказал: "се παρθένος", но: "се ή παρθένος", и с свойственным пророку  достоинством: "се", потому что он почти видел эти события, представляя их себе и имея полную уверенность относительно сказанного. Пророки яснее наших глаз видели невидимое. Чувству свойственно обманываться; а благодать Духа сообщала непреложное решение.

6. Но почему, скажешь, он не прибавил, что рождение будет от Духа Святого? Сказанное было пророчеством, и потому, как я часто говорил, нужно было возвещать прикровенно, по причине неблагодарности слушателей, чтобы они, узнав все ясно, не сожгли всех книг. Если они не щадили пророков, то тем более не пощадили бы их писаний. А что сказанное мной не догадка, можно видеть из того, что другой царь, при Иеремии, взяв самые книги, разрезал их и предал огню (Иер. 36:23). Видишь ли невыносимое безумие? Видишь ли безрассудный гнев? Он не удовольствовался тем, что изгладил письмена, но сжег и книги, желая удовлетворить своей безумной страсти. Впрочем, хотя этот дивный пророк сказал прикровенно, но выразил все. Дева, оставаясь девою, как иначе могла бы зачать, если не от Духа Святого? Превзойти закон природы не мог никто другой, кроме творца природы. Таким образом, сказав, что родит дева, он выразил все. Возвестив о рождении, пророк называет и имя Рожденного, не то, которое дано Ему, но которое приличествует Ему по делам. И Иерусалим он называет "городом правды", хотя никогда он не назывался городом правды, но удостоился такого имени по делам, по причине значительной перемены к лучшему и защиты справедливости (если "блудницей" пророк называет его не потому, чтобы этот город когда-нибудь имел такое название, но приписывает ему это имя за порочность, то и после этого называет его городом правды за добродетель – Иса. 1:21, 26). То же самое нужно сказать и о Христе, т.е. что пророк приписал Ему имя по делам. Действительно, тогда особенно Бог был с нами, когда Он явился на земле, обращался с людьми и показал великое о нас попечение. Не ангел и не архангел был с нами, но сам Господь нисшел и принял на Себя исправить все, беседовал с блудницами, возлежал с мытарями, входил в дома грешников, подавал надежду на спасение разбойникам,  привлекал волхвов, обозревал и исправлял все, соединил с Собой и самую природу. Все это предсказывал пророк, возвещая как о рождении, так и о неизреченных и беспредельных плодах этого рождения. Когда Бог с людьми, то уже не должно ничего бояться и трепетать, но относительно всего быть уверенным, что действительно и исполнилось. Древние и неподвижные преступления разрешены, осуждение всего рода человеческого уничтожено, силы греха сокрушены, власть дьявола прекращена, рай, бывший недоступным для всех, отверзся сперва для человекоубийцы и разбойника, своды небесные раскрылись, человек соединился с ангелами, наше естество вознеслось на престол царский, темница ада сделалась праздной, смерть по имени осталась, но в существе дела уничтожилась, сонмы мучеников и жены сокрушили жало ада.

Провидя все это, пророк радовался и восхищался, и одним словом изобразил нам это, предвозвестив нам Еммануила. "Он будет питаться молоком и медом[10], доколе не будет разуметь отвергать худое и избирать доброе; ибо прежде нежели этот младенец будет разуметь отвергать худое и избирать доброе" (…прежде, неже разумети Отрочати благое или злое, отринет лукавое, еже збрати благое… -  дальше в тексте идет Отрок) (ст. 15, 16). Так как рожденный Отрок был   не простым человеком, и не Богом только, но Богом в человеке, то пророк справедливо разнообразит свою речь, высказывая то одно, то другое, излагая дивное и не допуская, чтобы не верили домостроительству Божьему, но необычайности чуда. Когда он сказал, что родит дева, – а это было выше природы, – и что рожденный будет назван Еммануилом, – а это также было выше разумения, – то, чтобы кто-нибудь, слыша об Еммануиле, не впал в ересь Маркиона и болезнь Валентина касательно домостроительства, он отдельно прибавляет и яснейшее доказательство домостроительства, указывая на пищу. Что именно он говорит? "Он будет питаться молоком и медом". А это свойственно не Божеству, но нашей природе. Потому Он не просто вселился в человека, созданного Им, но зачался, бал носим во чреве в течение девяти месяцев, переносил и рождение, и пелены, и пищу приличную первому возрасту, чтобы всем этим заградить уста тем, которые дерзают отвергать домостроительство (воплощение Божье). Таким образом прок, издалека провидя это, говорит не только о зачатии и дивном рождении, но и о пище первого возраста, которой Христос питался в пеленах и которая нисколько не отличалась от пищи прочих людей и не имела в сравнении с нею ничего особенного. У Него не все было отличное от нам, и не все общее с нами. То, что Он родился от женщины, есть общее с нами; а что Он родился от Девы, это – выше нас. То, что Он принимал пищу по обыкновенному закону природы и одинаковому для прочих людей, есть общее с нами; а что этот храм был недоступен для греха, и не испытал греха, это необыкновенно и дивно и свойственно только Ему одном. Потому пророк и сказал о том и другом. Не после испытания зла, говорит, Он отстал от зла, но еще прежде, и от самого начала являл всякую добродетель. Об этом и сам Христос говорил: "Кто из вас обличит Меня в неправде? " И еще: "ибо идет князь мира сего, и во Мне не имеет ничего" (Иоанн. 8:46; 14:30).

7. И этот самый пророк далее говорит: "потому что не сделал греха, и не было лжи в устах Его" (Ис. 53:9). То же говорит он и здесь, т.е. прежде, чем Отрок будет в состоянии узнавать или отличать злое, с самого неопытного во зле возраста, с самого рождения Он станет являть добродетель и не будет иметь ничего общего с пороком. "Ибо прежде нежели этот младенец будет разуметь отвергать худое и избирать доброе". Опять теми же словами прок выражает ту же мысль и останавливается на этом предмете. Так как сказанное им было весьма высоко, то повторением изъяснения он удостоверяет в его истине. То же, что он выше сказал в словах: "доколе не будет разуметь" или "отвергать худое", он и далее выражает в словах: "прежде нежели этот младенец будет разуметь" и прибавляет опять те же выражения: "отвергать худое и избирать доброе". Это было особенно свойственно Ему одному. Потому и Павел постоянно повторяет то же и Иоанн, увидевший Его, воскликнул эти слова:  "вот Агнец Божий, Который берет [на Себя] грех мира" (Иоанн. 1:29).  А кто взял на Себя грехи других, тот сам тем более был безгрешен. И Павел, как я выше сказал, постоянно повторяет то же. Так как Христу надлежало умереть, то, чтобы кто из неверующих не подумал, что Он был наказан за собственные грехи, апостол постоянно поставляет на вид безгрешность Его, желая показать, что смерть Его есть искупление за наши грехи. Потому он и говорит: "Христос, воскреснув из мертвых, уже не умирает: … ибо, что Он умер, то умер однажды для греха" (… еже бо умре, греху умре) (Рим. 6:9, 10). И этой смерти, говорит, Он подвергся не как виновный, не за собственный грех, но за общий грех всех. Если же Он и прежде не подлежал смерти за какой-нибудь свой грех, то совершенно очевидно, что Он уже не умрет. "Земля та, которой ты страшишься, будет оставлена обоими царями ее". (и оставится земля, ея же ты боишися, от лица двух царей) Что часто делает пророк, то же делает и здесь: после пророчества он обращается к историческим событиям. Так поступил он и в сказании о серафимах, как мы ясно показали; также поступил и здесь. Сказав о благах, уготованных вселенной, он теперь обращает речь к царю. Потому и продолжает: "земля … будет оставлена". Что значит "оставлена"? Будет неприкосновенной, будет свободной, не испытает неприятного, не подвергнется бедствиям войны. "Земля та, которой ты страшишься, будет оставлена", за которую ты страшишься, за которую трепещешь, "обоими царями ее", т.е. дамаским и израильским. Дале, чтобы царь от предсказания о благах не сделался более беспечным и вследствие мира не сделался более нерадивым, пророк опять возбуждает его душу, говоря: "Но наведет Господь на тебя и на народ твой и на дом отца твоего дни, какие не приходили со времени отпадения Ефрема от Иуды, наведет царя Ассирийского" (ст. 17). Этими словами он возвещает нашествие иноплеменников, которые разрушили город до основания и, взяв жителей в плен, ушли; возвещает не для того, чтобы это случилось, но чтобы они, вразумившись страхом, отклонили от себя угрожавшее бедствие.  Но так как они ни от благ, которыми не по достоинству пользовались, не сделались лучшими (а что действительно они пользовались ими не по достоинству, видно из душевного расположения царя и крайнего его неверия), ни от угроз страшными событиями не исправились, но упорно противились и тому и другому полезному врачеству, то пророк наконец употребляет глубочайшее сечение, чтобы истребить гнилую рану и отсечь неисцельно больные члены. Что же значит: "со времени отпадения Ефрема от Иуды, наведет царя Ассирийского"? Иноплеменники сделали нападение, чтобы увести всех их; но потом, оставив Иуду и два колена, обратились против Израиля. Таким образом, слова его означают следующее: с того дня, когда десять колен привлекут к себе войско иноплеменников, отвлекши его от вас, по своим крайне великим грехам, и, привлекши их к себе, будут уведены, с того дня нужно будет и вам бояться и страшиться. Простираясь далее, они нападут и на вас, если вы не исправитесь. "Со времени" того, говорит, "наведет" их Господь. Не в то же время когда уведены израильтяне, взяты были и эти, но спустя немного времени.

8. Таким образом, по смыслу слов пророка, Бог тогда же навел бы эти дни, но Он медлил и долготерпел, хотя грехи их по своей важности требовали тогда же наказания, как Он и часто делает, т.е. медлит и отсрочивает при наступлении назначенного дня. Это служит с одной стороны величайшим свидетельством Его человеколюбия, а с другой яснейшим доказательством неблагодарности тех, которые не хотят надлежащим образом пользоваться Его человеколюбием. Так и здесь пророк говорит, что уже тогда постановлено определение, уже тогда был гнев Божий, чтобы, представив близость наказания, расположить к раскаянию. Сделать их лучшими, и по взятии десяти колен привести остальные два в уныние, чтобы они не сделались более беспечными, после пленения одних и избежания плена другими. "И будет в тот день: даст знак Господь мухе, которая при устье реки Египетской" (и будет в той день: позвиждет Господь мухам, яже владеют частию реки Египетской) (ст. 18). Видишь ли, как ненапрасно я говорил, что он, желая усилить в них страх, произносит угрозу с того же дня? Это доказывают последующие слова, которыми он увеличивает страх, представляя им войска, которые были для них весьма страшны, объясняя легкость нашествия врагов, что крайне могло тронуть их, и указывая на множество войска, что особенно поражало их ум. Все это он выразил последующими словами: "И будет", говорит. " в тот день: даст знак Господь мухе".(и будет в той день: позвиждет Господь мухам)  Мухами здесь он называл египтян по их наглости и бесстыдству, потому что они, будучи постоянно прогоняемы, постоянно вновь нападали и не давали ни малейшего отдыха, но часто причиняли иудеям множество беспокойств, беспрестанно приставая к ним во время несчастья, как мухи к ранам. Их, говорит, приведет Бог. Впрочем, не сказал: приведет, а: "даст знак" (позвиждет), выражая легкость их нашествия и непобедимость силы Божьей, для которой достаточно одного мгновения и все совершается. Справедливо пророк угрожает им наперед такими врагами, которых нападение они уже испытали. "И пчеле, которая в земле Ассирийской" (у св. И. Зл. "пчел"- мн. число). В сирском и еврейском тексте, как говорят, сказано не "пчел", но "осам" (σφήхας). Так как этих врагов они еще не очень испытали, то сравнением с таким насекомым пророк внушает им великий страх, выражая названием этого насекомого их силу, стремительность, мстительность, тяжесть ран, скорость прибытия, трудность остеречься от них. "И прилетят и усядутся все они по долинам опустелым и по расселинам скал, и по всем колючим кустарникам, и по всем деревам" (и придут вси и почиют в дебрех страны. И в пещерах каменных, и в вертепах, и во всякой разселине, и во всяком древе) (ст. 19). Сказав, как те народы страшны и как войско их быстро, он говорит теперь и об их множестве. Не сказал: ополчатся, но: "усядутся" (почиют), как бы не в неприятельскую страну прибыв, но наслаждаясь в собственной, и как бы не на утомление и труды приготовившись, но выступая на явную победу и собирая готовую добычу. Потому он говорит: "прилетят и усядутся" (придут и почиют), что свойственно тем, которые победили, воздвигли трофей и после многих подвигов и убийств отдыхают. Они будут отдыхать не только на полях, но, по бесчисленному множеству их, страна недостаточна будет для помещения тел их, и потому телами иноплеменников покроют пропасти, и скалы, и горы, и леса, и все. Если бы они были не так сильны и не так быстры, то многочисленности их достаточно было бы для поражения иудеев; но когда соединяется и то и другое, и такая многочисленность и такая сила, и, – что всего тяжелее, – когда гнев Божий предводительствует ими, – тогда какая остается надежда на спасение? Впрочем выражение: "по всем колючим кустарникам, и по всем деревам" (во всякой разселине, и во всяком древе), сказано преувеличено. Конечно, не на деревьях они будут отдыхать, но здесь, как я сказал, пророк допускает и преувеличение. И вместе продолжает сравнение с осами.

"В тот день обреет Господь бритвою, нанятою" (ст. 20). Внушив сильный страх войсками неприятелей, пророк еще более усиливает его, обращаясь к небу, и показывая, что не какие-нибудь иноплеменники, египтяне и персы, но Бог  вдет войну против иудеев. "Бритвою" здесь он называет невыносимый гнев Божий, против которого никто не может устоять, который легко настигает и истребляет. Как волосы на теле не могут устоять против острия бритвы, но тотчас уступают и падают, так точно, говорит он, и дела иудейские не могут устоять против гнева Божьего.

9. Таким образом "бритва нанятая" показывает нам сильный, полный гнев Божий, окончательное определение Его. А выражение: "по ту сторону реки, царем Ассирийским" значит: по ту сторону Евфрата, – потому что Иудея и вся Палестина от Персии лежала по другую сторону этой реки. Все это, говорит пророк, Господь совершенное "отнимет". А называя голову, волосы, бороду и ноги, Он называет всю страну в форме сравнения с телом, обнимая словом всю их страну, как он говорил и в начале: "вся голова в язвах, и все сердце исчахло. От подошвы ноги до темени головы нет у него здорового места" (Иса. 1:5, 6), разумея не одного человека, но сравнивая всю страну с одним телом. То же он говорит и здесь, т.е. что вся земля подвергнется тяжкому наказанию. Одно он выразил "бритвой", а другое подобием тела, объясняя, что угрожающее определение Божье, тяжелее всякой бритвы, истребит и людей и произведения земли, и оставит ее обнаженной и пустынной. Далее он изображает это запустение другим сравнением, и делает это для того, чтобы в них страх остался всегда живым, и скорбь не ослабела от продолжительности речи. Людям невнимательным кажется, что следующие слова содержат обещание некоторых благ; но обстоятельно вникающие знают, что в них изображается великое запустение. В самом деле, что он говорит? "И будет в тот день: кто будет содержать корову и двух овец,  по изобилию молока, которое они дадут, будет есть масло; маслом и медом будут питаться все, оставшиеся в этой земле" (ст. 21, 22). Здесь. Как я выше сказал, изображается великое запустение. Земля, производящая пшеницу и ячмень, будучи лишена людей. представит обильное пастбище для овец, и столь обильное, что по избытку корма даже две овцы и одна телка будут в состоянии доставить владельцу их источники молока. Таким образом, избыток корма для бессловесных служит величайшим доказательством недостатка людей. То же означает и мед: пчелы обыкновенно любят обитать в пустынях, где они находят обильную пищу  где никто не беспокоит их. А чтобы ты убедился, что здесь изображается великое запустение, служат дальнейшие слова. "И будет в тот день[11]: на всяком месте, где росла тысяча виноградных лоз на тысячу сребренников, будет терновник и колючий кустарник.
Со стрелами и луками будут ходить туда, ибо вся земля будет терновником и колючим кустарником" (ст. 23. 24). И это служит знаком великого бедствия, что не только горы и леса,  но и пахотная и тщательно обрабатываемая земля приносит тернии. Пророк не напрасно означил цену винограда, но чтобы показать и свойство земли, и великое прилежание земледельцев. Между тем и эту землю, говорит, столь плодородную и обработанную руками землевладельцев, Бог обратит в такую пустыню, что она будет производить тернии вместо винограда и внушать такой страх проходящим, что никто не посмеет вступать на нее обнаженным и безоружным. Это он говорит желая показать и пустынность места, и множество живущих там зверей. Потрясши таким образом ум слушателей и произведши в них сильный страх, пророк опять несколько смягчает речь, прибавляя и приятное, и перемену к лучшему, чтобы они и из того и из другого познали силу Божью. Но на страшном он останавливается долго, а приятное, сказав, тотчас оставляет. Почему? Потому, что они тогда особенно нуждались во врачесте угрозы; поэтому-то, изложив ее пространно, он потом, желая дать им некоторый отдых и таким образом опять призвать к добродетели, прибавляет и приятное: "и всяка", говорит, "гора оремая возорется" (ст. 25). Как во время гнева Божьего и плодородная земля сделается пустынею, так наоборот, по умилостивлении Его, и грубая покажет свойства земли тучной, приняв плуг и семена. А когда это свершится тогда будет и все, следующее отсюда, – мир и безопасность, уверенность и безбоязненность, как было прежде. "Не пойдешь, боясь терновника и колючего кустарника: туда будут выгонять волов, и мелкий скот будет топтать их" (не найдет, говорит, тамо страх: будет от лядины и от терния в паству овцам и в попрание волу). Этим он опять указывает на благополучие, как и далее он говорит: блажен сеющий[12] "при всех водах и посылающие туда вола и осла" (при всякой воде, идеже вол и осел попирает) (Иса. 32:20). Как тогда, когда он желает изобразить запустение, он представляет в речи своей "сиринов" и "онокентавров" (Иса. 13: 21, 22), так тогда, когда желает изобразить мир и безопасность, всегда представляет животных кротких, ручных и содействующих нам в земледелии, выражая через них то, что от них происходит, – возделывание земли и прочее их служение.