Об Иосифе и целомудрии

 

Кормчие среди бурного моря, когда ни материк, ни горы, ни холмы, ни мысы какие-либо не помогают им определить положение, обращают свои взоры к некоторым звездам и, по ним направляя свое судно, продолжают благополучное пла­вание. А ученики Церкви, обуреваемые морем этой жизни, не к звездам каким-либо обращают свои взоры, но, к отцам своим устремляя духовные очи и им последуя с любовью ду­шевною, достигают той же самой (что и они) пристани небес­ного царства. Потому-то конечно и Господь наш в священ­ных книгах раскрыл жизнь их, чтобы не только, слушая о них, мы похваляли, но чтобы и поревновали подражать их жизни. Зная, что естество людей по природе своей стремится к добру и всегда из честолюбия стремится к лучшему, как бы в качестве некоторых украшений предложил подвиги отцов, чтобы каждый из вас уготовлял себя на какой пожелает по­двиг. Итак, лучшим уроком терпения является жизнь блаженного Иова, незлобия — жизнь Моисея, крепости — Давида, поста и молитвы — Даниила, целомудрия — Иосифа и блаженной Сусанны. Прилична и пригодна для юношей жизнь Иосифа, а для юниц, особенно для проводящих брачную жизнь, добродетельный по­двиг блаженной Сусанны: ведь у тех и других борьба рав­носильная. Один из целомудрия поборол страх пред гос­пожой, другая из любви к целомудрию презрела смертоносные угрозы старцев. Но прежде нам должно описать жизнь блаженного Иосифа, так как он древнее, а потом и жизнь бла­женной Сусанны. Итак, блаженный Иосиф, происходивший от благородных родителей, будучи еще молодым, с едва пробив­шимся пушком на щеках, с прекрасной наружностью, похожей на розу, расцветающую на золотистом подбородке, с зрачками глаз, напоминающими весенние фиалки, с белыми как молоко зубами, пунцовыми губами, с густыми бровями, простирающи­мися под челом, цвета лилий. По зависти братьев он продается, как им казалось, в рабство, а как Богом было предрешено — на царство; его вели в Египет отроком, почти слабым ребенком, купившие его еще не видели богат­ства его добродетелей и не подозревали, что добродетель воздержания доставит ему господство над всем Египтом и что вся страна будет спасена им от голодной смерти. И вот приводится он в Египет и продается вторично и тем не менее ни разу не порабощается. Конечно, свободный по духу, хотя бы тысячу раз был продан, никогда не делается рабом; на­против того, кто имеет нрав раба, хотя бы тысячу раз осво­бождался, никогда не получит свободы, потому что кого соб­ственный характер не освобождает, того безчисленные хартии и чернильные расписки освободить не могут. Итак, ведется в Египет, продается в египетский дом, делается любимцем сво­его господина, приобретает расположение госпожи. Но любовь господина была добрая, а госпожой овладела нечистая страсть. Тот любил его за его честность, а она воспылала к нему как к орудию наслаждения; и по мере того как тянулось время и его красота расцветала, с тем вместе возрастала ее постыд­ная страсть и огонь любви пожирал ее сердце тем сильнее. Стараясь обольстить юношу, она пускала в ход все обычные средства для обольщения юных взоров, расцвечивая лицо свое как какой-нибудь луг, натирая щеки румянами, а лоб белилами, и подводя глаза чернью, украшая шею свою и руки золотом, и свои роскошные одежды, пропитывая различными бла­говониями; одним словом, приготовлена была пагубная ловушка для всех чувств, как она думала, чтобы обольстить юношу, (чаруя) его взоры видимыми украшениями, слух ласками, а обоняние, раздражая благовониями. Но посмотри же, каково мужество этого благородного борца! И я думаю, что Бог попустил юноше подвергнуться искушению, чтобы вместе и скрывающуюся в юноше добродетель обнаружить, и церкви дать в его жизни ве­личайший урок, так как нет никакого блага от отцов, ко­торое не утвердил бы Бог как способ, носящий урок для жизни. Итак, смотри у меня на мужество этого благородного, сколь многое против него сражалось: собственная юность была против него, похоть бушевала внутри, а жена снаружи напа­дала, обольщая обещаниями и увлекая лестью; подсылаемые жен­щины подстрекали его и лесть щекотала и слух и чувство его, — но ничто из всего этого не могло одолеть его. Ни ее ласкам он не поддавался, ни ее обещаниями не увлекался, ни угрозам не уступал, и не предавал богатства добродетелей, но все члены тела своего обуздывал целомудренным помыслом. И после того как всеми этими средствами, находившимися в ее рас­поряжении, она не могла обольстить юношу, лично сама в ка­кой-нибудь комнате тайно и силою она хотела увлечь его на безпорядочное ложе. Нужно было видеть это величайшее зре­лище, не земное, но небесное. Иосиф боролся против угрожав­шего искушения, поприще было раскрыто, борьба совершалась, труба звучала, распорядитель борьбы свыше смотрел на состя­зание и лики ангелов внимательно следили за ней; снизу бесы предлагали награды египтянке, а сверху ангелы увенчивали Иосифа венками; именно египтянке  содействовали  бесы, а ангелы принимали сторону Иосифа. Велика была борьба, — кто кого победит; ангелы очень заботились об Иосифе, чтобы благовония женские как-нибудь не вскружили голову юноше, или мягкие одежды, или взоры, или внешний вид, или походка, или слух или ласка, или обольщения не ослабили юношу; велика была забота для ангелов, велики были надежды у бесов. Иосиф бо­ролся из-за венца, египтянка сражалась из-за стыда; один — о жизни, другая — о смерти. И что говорилось египтянкой? С одной стороны — обольщения, с другой — угрозы; угрозами она хо­тела устрашить юношу, а обольщениями очаровать. Угрожая, она говорила: "я — твоя госпожа, ты куплен на мои деньги; с этою целью я тебя и купила; если ты будешь противоречить, тебя ожидают узы и темница, и затем неизбежная смерть; если же послушаешься меня, почести, награды и власть над всем мо­им домом — все будет в твоих руках. Ты боишься обличе­ния? Ничего не узнают ни муж, ни домашние, положись на меня, согласись со мною — и ты будешь господином всего". Услышав это, Иосиф сказал египтянке: "о, женщина! Я никогда не был рабом: ведь я сын благородных родителей: Авраам и Исаак, беседовавшие с Богом, мои деды, а Иаков, боровшийся с ан­гелом, мой отец, почему и я смело борюсь с тобой. Я про­дан тебе по зависти братьев, но имя раба ничем не может повредить благородству моей души. Ведь нередко завистливая туча, набежав, помрачает не надолго светлые лучи солнца, но не производит совершенной тьмы, потому что тотчас разго­няется силою солнечных лучей; точно также и имя раба не по­тушит сияния моего благородства, потому что спустя немного оно будет рассеяно блеском моего нрава и во всем Египте про­сияет красота моего благородства. Я куплен тобою — согласен, не отрицаюсь: я и исполняю подобающую мне службу. Я не обма­нывал тебя, не вредил тебе, не поступал против чести, — чужд коварства, хитрости, безпорочен: ни в чем ты меня обвинить не можешь. И теперь ты принуждаешь меня совершить безумное дело и тайно нашептываешь мне, как змея, думая обольстить меня и смертоносными угрозами склонить к желае­мому тобою делу невоздержания? Не обманывайся, госпожа, не смотри на мою юность; может и молодой мех заключать в себе старое вино и новая оправа содержать в себе старинный жем­чуг. Ты считаешь меня молодым зеленым побегом, но по­смотри на древность моего корня. На вид по природе я очень молод, но сердце мое застарело в исполнении закона. Не обма­нывайся, жена, ты не победишь мой добродетели, ты не побе­дишь Иосифа, сына Иакова, того Иакова, который еще во чреве матери послужил запинанием для своего брата и потом был в состояния бороться с ангелом: не обманывайся, я борюсь так же, как и отец мой. Напрасно ты думаешь соблазнить меня обещаниями. Что ты можешь, скажи мне, обещать мне столь же великое, как целомудрие? Какое царство может пре­взойти его, какое сокровище может с ним сравняться? Ты не знаешь, что целомудрие есть небесное приобретение, удел анге­лов, дар Божий? Оставь при себе твои обещания: твои почести только обесчестят меня; почет, который ты обещаешь, есть на­чало стыда; твое золото — порождение земли и добыча тления. А мое золото — порождение Бога, вечное растение. Но ты думаешь скрыть это дело? Ты не знаешь, что глаз Бога не дремлет, что все дела, совершающиеся во тьме, он усматривает? А сколько, подумай, предстоит теперь здесь ангелов? При сколь­ких свидетелях должно совершиться это дело? Вспомни, жена, о твоем муже, о твоих братьях, о друзьях, соседях, род­ных, которые хвалятся твоей безупречностью; вспомни о предстоящих ангелах и постыдись хоть их, или отсутствующих людей побойся. Какими глазами будешь ты смотреть на своего мужа, изменить которому теперь готова? Какие объятия раскроешь тому, которого убить хотела? Какими речами будешь ублажать того, чье ложе, насколько от тебя зависело, ты осквернила? Вспомни, что ты ему обещала: как ты обещалась хранить вер­ность ему и целомудрие, как клялась любить его больше самой себя. Подражай, жена, горлице; она, соединившись с одним супругом, с другим уже не сочетается; и если случится, что самец ее сделается добычей ястреба или попадет в когти орла, она не отдается другому самцу, но остается ждать всегда любимого и умирает от тоски по нем. И страх Божий, и за­кон евреев, и чистота жизни древних — все научает тебя, жена, подражать ей". Сказав это и увидев, что она все-таки с безстыдством держится за его одежду и объята пламенем страсти (потому что страсть еще более разгорается, когда не мо­жет овладеть предметом желания), как мужественный борец, сбросивши одежды свои и ее вместе с одеждами почти повер­гнув на землю, обнаженный бежал от грязного преступления. Целомудрие восторжествовало над страстью: египтянке остались листья невоздержания, а сын Иакова унес плод правды. Тор­жество на небе сопровождало победу Иосифа: радовались ангелы, плакали бесы, увенчивался Иосиф, предавалась позору егип­тянка. Но ее раздражила эта победа, и она обращается к изве­ту, клевещет своему мужу на Иосифа, приписывая ему намере­ние опозорить ее. "Зачем, говорит, ввел ты сюда молодого еврея потешаться над нами?" Негодует муж и бросает его под стражу. Необходим, конечно, был светильник для си­девших во мраке, питатель для голодных, утешение для обу­реваемых, врач для изнемогающих. В эту же темницу ввер­гаются и два евнуха фараоновы; они видят сны и не могут уразуметь их; обращаются к Иосифу; он разъясняет их зна­чение. Евнухи извлекаются из темницы: на них оправдывается все, что предсказал Иосиф. Видит сон сам фараон; истол­кователя нет; евнух вспоминает об Иосифе; выводят его из темницы. И заметь, какая тайна: из-за сна он был продан, из-за сна и освобожден. Что же дальше? Он изъясняете фараонов сон, царь оценивает остроту его ума и освобождает его для управления царством, вверяет ему власть над всем Египтом. Вступив во власть, Иосиф во время голода благоде­тельствует всем — и туземцам, и иноземцам, и врагам, и друзьям, и пришельцам. Приходит в Египет его отец; вместе с отцом кланяется ему и его мать. Хотя она и умерла во время пути, но, тем не менее, в лице мужа поклонилась и она: ведь муж и жена одна плоть. Приходят и братья его — одиннадцать, кланяются ему, — так и исполнилось видение, какое видел Иосиф: солнце и луна и одиннадцать звезд поклоняются мне (Быт.37:9). Почему один­надцать? Потому что Иуда удавился; ведь проданный Иосиф был прообразом Христа, проданного Иудой. Видишь, как он был оправдан целомудрием, как за целомудрие царствует на не­бесах? Все это сказано нами, чтобы и вы подражали его жиз­ни, воздавали Богу ту же самую славу. Нужно нам сказать и о блаженной Сусанне, тем более, что мы уже обещались; но так как лучше отпустить слушателей тогда, когда они готовы послушать, чем тогда, когда от пресыщения у них явится отвращение, то оставим беседу об этом до другого дня, если будет угодно Богу, теперь же поспешим к таинственной чаше, во Христе Иисусе Господе нашем, Которому слава и держава во веки веков. Аминь.

В начало Назад На главную

Hosted by uCoz