Глава 4

 

Еще скажу: наследник, доколе в детстве, ничем не отличается от раба, хотя и господин всего: он подчинен попечителям и домоправителям до срока, отцом [назначенного]. Так и мы, доколе были в детстве, были порабощены вещественным началам мира (ст. 1-3).

 

Против соблюдения иудейских праздников и новомесячий. – Нежность Павловой души. – Неблагоразумно, вопреки прообразованиям, подчинять себя игу рабства.

 

1. (Апостол) говорит здесь от детстве не по возрасту, а по уму, и показывает, что Бог с самого начала хотел даровать нам свои благословения, но так как мы находились еще в состоянии младенчества, то и оставил нас под стихиями мира, т. е. новолуниями и субботами, потому что эти дни зависят у нас от течения солнца и луны. "Поэтому те, которые и теперь приводят вас под иго закона, делают не иное что, как возвращают вас, уже достигших совершенного возраста, снова в младенчество". Видишь ли, что значить наблюдение дней? Господина, хозяина дома, имеющего полную власть над всем, оно низводит в состояние раба.

"Но когда пришла полнота времени, Бог послал Сына Своего (Единородного), Который родился от жены, подчинился закону, чтобы искупить подзаконных, дабы нам получить усыновление" (Егда же прииде кончина лета, посла Бог Сына Своего, раждаемаго от жены, бываема под законом, да подзаконныя искупит, да всыновление восприимем) (ст.4-5). Здесь он приводит две причину и два благих действия воплощения: избавление от зол и дарование благ, чего никто другой не мог совершить кроме Него одного. Какие же это были блага? Искупление от проклятия закона и усыновление: "чтобы искупить подзаконных, – говорит он, – и дабы нам получить усыновление". Прекрасно сказал он – "получить усыновление" (да усыновление восприимем), показывая этим, что (усыновление нам) принадлежало. Действительно, оно давно было обещано, как и сам он многократно указал на это, упоминая об обетованиях относительно этого, данных Аврааму. "Но откуда видно, – скажут, – что мы сделались сынами?" Одно доказательство на это он уже представил, когда сказал, что мы облеклись во Христа, который есть Сын; а теперь приводит другое, – то, что мы получили духа усыновления.

"А как вы - сыны, то Бог послал в сердца ваши Духа Сына Своего, вопиющего: "Авва, Отче!" Посему ты уже не раб, но сын; а если сын, то и наследник Божий через Иисуса Христа" (И понеже есте сынове, посла Бог Духа Сына своего в сердца ваша, вопиюща: Авва Отче! Темже уже неси раб, но сын: аще ли же сын, и наследник Божий Христом) (ст.6-7). И в самом деле, мы не могли бы называть (Бога) Отцом, если бы не сделались прежде сынами Его. Итак, если благодать сделала нас из рабов свободными, из младенцев совершеннолетними, из чужих наследниками и сынами, то не безрассудно ли и крайне неблагодарно будет оставить эту (благодать) и возвратиться в прежнее состояние?

"Но тогда, не знав Бога, вы служили [богам], которые в существе не боги. Ныне же, познав Бога, или, лучше, получив познание от Бога, для чего возвращаетесь опять к немощным и бедным вещественным началам и хотите еще снова поработить себя им?" (Но тогда убо не ведуще Бога, служисте не по естеству сущим богом: ныне же, познавши Бога, паче же познани бывше от Бога, како возвращаетеся паки на немощныя и худыя стихии, имже паки свыше служити хощете) (ст.8-9). Здесь (апостол), обращаясь к уверовавшим из язычников, говорит, что и служение идолам таково же, как и наблюдение дней, и что оно теперь заслуживает большего наказания. Потому и богов называет он стихиями, а не (богами) по природе, что желает убедить их в том же самом и привести их в больший страх. Слова же его имеют такой смысл: "Тогда вы, пребывая во тьме и проводя жизнь в заблуждении, прикованы были к земле; а теперь, после того как вы познали Бога, или лучше, получили познание от Него, не навлекаете ли вы на себя большего и жесточайшего наказания, если, несмотря на столь великое попечение о вас, снова добровольно подвергаете себя той же самой болезни, которою страдали прежде? Не своими усилиями вы обрели Бога, но проводили жизнь в заблуждении, а Он сам привлек вас к Себе". Стихии же называет он немощными и бедными потому, что они не имеют никакой силы к доставления обетованных благ.

"Наблюдаете дни, месяцы, времена и годы" (Дни смотряете и месяцы и времена и лета) (ст.10). Из этих слов видно, что (иудействующие) проповедовали галатам не только обрезание, но и необходимость соблюдения иудейских праздников и новомесячий.

"Боюсь за вас, не напрасно ли я трудился у вас" (Боюся о вас, еда како всуе трудихся в вас) (ст.11). Видишь ли искреннее участие апостола? Те подвергаются опасности, а он боится и трепещет за них. Поэтому и слова " трудился у вас" (трудихся в вас) он сказал для того, чтобы сильно пристыдить их, как бы говоря этим: "Не сделайте напрасными моих великих трудов". Сказав же – "боюсь" и прибавив затем – " не напрасно ли", он и возбудил в них страх, и внушил им благие надежды. В самом деле, он не сказал: "я напрасно трудился", но – "не напрасно ли я трудился" (еда како всуе трудихся). "Пока, – говорит он, – не произошло кораблекрушения; но я вижу еще бурю, которая может причинить его. Поэтому я боюсь, однако же не отчаиваюсь, так как в вашей власти все это исправить и возвратиться к прежней тишине". Затем, как бы простирая руку помощи находящимся в опасности кораблекрушения, представляет им в пример самого себя, говоря: "Прошу вас, братия, будьте, как я, потому что и я, как вы" (будите якоже аз, зане и аз якоже вы) (ст.12). Это говорит он к верующим из иудеев, а потому и приводит в пример себя, чтобы этим убедить их оставить древние обряды. "Если бы вы, – говорит, – и не имели никакого другого примера, то довольно вам посмотреть только на меня, чтобы безбоязненно решиться на такую перемену. Итак, посмотрите на меня: и я прежде испытывал то же самое состояние, и притом в сильной степени, и горел ревностью по законе; но, несмотря на это, после не убоялся оставить закон и переменить жизнь. Хорошо вы знаете также и то, с какою великою ревностью я держался иудейства, и как еще с большею готовностью потом оставил его". И весьма благоразумно (апостол) представил этот пример после всего. В самом деле, многие люди, хотя бы нашли и бесчисленное множестве доказательств, притом справедливых, все-таки, скорее увлекаются примером кого-нибудь из своих собратий, и когда видят другого делающего что-нибудь, скорее склоняются к тому же и сами.

"…Братия… вы ничем не обидели меня" (Братие… ничимже мене обидесте). Смотри, как он опять называет их почтительным именем, а тем самым напоминает им и о благодати. После того как он сильно уличил их в преступлении закона и со многих сторон нападал на них, он теперь снова умеряет речь свою и утешает их, употребляя более ласковые слова, потому что как беспрестанные ласки расслабляют человека, так и постоянные упреки еще более ожесточают. Поэтому хорошо везде соблюдать умеренность. Смотри же, как он оправдывается в сделанном им обличении, показывая, что не просто по ненависти, но побуждаемый заботою о них, он сказал им все это. Сделав, таким образом, глубокую рану, он тотчас возливает на нее елей утешения. А чтобы доказать им, что сказанное не было следствием ненависти или вражды к ним, он приводит им на память любовь, которую обнаружил по отношению к ним, и присоединяет к своему оправданию похвалу им.

2. Поэтому он и говорит: "Прошу вас, братия… Вы ничем не обидели меня: знаете, что, [хотя] я в немощи плоти моей благовествовал вам в первый раз, но вы не презрели искушения моего во плоти моей и не возгнушались им" (молю вы, ничимже мене обидесте. Весте же, яко за немощь плоти благовестих вам: и искушения моего, еже во плоти моей, не уничижисте) (ст.13, 14). Но еще не великая заслуга – не обидеть: даже и самый обыкновенный человек едва ли захочет вредить человеку, который ничем не обидел его, или оскорбить его напрасно и безвинно. "А вы не только меня не обидели, но еще и проявили ко мне великое и несказанное расположение; и не может поэтому быть, чтобы тот, кто пользовался у вас таким почтением, стал говорить это по злобе. Итак, я говорю это не по ненависти к вам, но по чрезмерной любви и заботливости о вас". "Прошу вас, братия… Вы ничем не обидели меня: знаете, что, [хотя] я в немощи плоти моей благовествовал вам" Никакая душа не может быть благосклоннее, нежнее и любвеобильнее этой святой души. А потому и прежде сказанное было следствием не безрассудного гнева и не страстного возмущения души, но великой заботливости. "И что я говорю – «не обидели?» Напротив, вы обнаружили великое и сердечное расположение ко мне". "Знаете, – говорит он, – что, [хотя] я в немощи плоти благовествовал вам в первый раз, но вы не презрели искушения моего во плоти моей и не возгнушались [им]" Что же этим он хочет сказать? "Проповедуя вам, – говорит, – я был гоним, бичуем, подвергался тысячам смертей, и, несмотря на все это, вы не презрели меня". Это именно значат слова – "вы не презрели искушения моего во плоти моей и не возгнушались [им]" (искушения моего, еже во плоти моей, не уничижисте, ни оплевасте). Видишь духовную мудрость? В самом оправдании он снова укоряет их, когда представляет им на вид, сколько он пострадал за них. "И все-таки, – говорит, – это нисколько не соблазнило вас, и вы не погнушались мною за эти страдания и гонения", – так как именно эти (страдания и гонения) называет он немощью и искушением.

"…А приняли меня, как Ангела Божия" (Но якоже ангела Божия приясте мя). Итак, не странно ли – преследуемого и гонимого принимать как ангела Божия, а научающего необходимому – не принимать?

"Как вы были блаженны! Свидетельствую о вас, что, если бы возможно было, вы исторгли бы очи свои и отдали мне. Итак, неужели я сделался врагом вашим, говоря вам истину?" (Кое убо бяше блаженство ваше? Свидетельствую бо вам, яко, аще бы было мощно, очеса ваша извертевше дали бысте ми. Темже враг вам бых, истину вам глагола) (ст.15-16). Здесь он недоумевает и изумляется, и старается от них самих узнать причину их перемены. "Кто вас обольстил, – говорит он, – и убедил относиться к нам иначе? Не вы ли заботились и служили, и считали дороже очей своих? Что же такое случилось? Откуда эта неприязнь, откуда подозрение? Неужели оттого, что я говорил вам истину? Но за это, во всяком случае, вам надлежало бы еще более почитать и угождать мне, – а между тем теперь я сделался вашим врагом, говоря вам истину. Подлинно, – говорит, – я не знаю другой причины, кроме той, что говорил вам истину". И смотри, с каким смирением он защищает себя. Невозможность того, чтобы он говорил это по зложелательству к ним, доказывает не тем, что он для них сделал, а тем, что они для него сделали. Не сказал он: "как возможно, чтобы я, который для вас подвергался бичеванию, гонению и бесчисленным страданиям, стал теперь злоумышлять против вас?" – но заимствует доказательство из того, чем они могли бы гордиться, говоря: "как возможно, чтобы тот, кого вы почитали и приняли как ангела, стал платить вам за это враждою?"

"Ревнуют по вас не добре, а хотят вас отлучить, чтобы вы ревновали по них" (Ревнуют по вас не добре, но отлучити вас хотят, да им ревнуете) (ст.17). "Бывает ревность и похвальная, кода кто-нибудь ревнует подражать другому в добродетели; но бывает ревность и злая – желание отклонить добродетельного от добродетели; этого именно они (лжеучители) и добиваются теперь, стремясь лишить вас совершенного ведения и привести к поверхностному и ложному, не с какою-либо иною целью, но для того, чтобы самим занять положение учителей, а вас, которые теперь выше их, поставить на место учеников". Это именно и показал (апостол) словами: "чтобы вы ревновали по них" (да им ревнуете). "А я, напротив, желаю, – говорит он, – чтобы вы были лучше их и служили примером для совершеннейших. А это действительно так и было, когда я пребывал у вас", – почему он и прибавляет: "Хорошо ревновать в добром всегда, а не в моем только присутствии у вас" (добро же еже ревновати всегда в добром, и не точию внегда приходити ми к вам) (ст.18). Здесь он дает разуметь, что его отсутствие служило причиною этого зла, и что блаженно то состояние, когда ученики содержат здравое учение не только в присутствии своего учителя, но и во время его отсутствия; а так как они не достигли еще этой степени совершенства, то он и употребляет все способы, чтобы довести их до этого.

"Дети мои, для которых я снова в муках рождения, доколе не изобразится в вас Христос" (Чадца моя, имиже паки болезную, дондеже вообразится Христос в вас) (ст.19). Смотри, как смущается, как беспокоится он. "Братия моя, прошу вас"; "Дети мои, для которых я снова в муках рождения" (чадца моя, имиже паки болезную). Он подражает матери, которая боится за детей своих.

"…Доколе не изобразится в вас Христос" (Дондеже вообразится Христос в вас). Видишь ли любовь отеческую? Видишь ли скорбь, достойную апостола? Слышишь ли, какой он испустил вопль, более горький, чем вопль рождающей? "Вы уничтожили, – говорит, – образ, утратили высокое сродство, изменили подобие; вам нужно другое возрождение, новое воссоздание; но, несмотря на это, я все еще называю вас детьми, – вас, выкидышей и недоносков". Впрочем, он не говорит именно так, но иначе, так как щадит их и не хочет ожесточать, налагая раны на раны; подобно тому как искусные врачи лечат подвергшихся продолжительной болезни не сразу, но с промежутками, для того, чтобы они, впав в малодушие, не умерли, – точно так же поступает и блаженный (Павел). А эти мучения его тем были болезненнее мучений телесных, чем сильнее была его любовь и чем важнее был грех их.

3. Впрочем, – как я всегда говорил, и не перестану говорить, – и малое преступление обезобразило всю красоту и повредило образ (Божий в человеке). "Хотел бы я теперь быть у вас и изменить голос мой" (Хотел бых приити к вам ныне, и изменити глас мой). Заметь, как он нетерпелив, как пылок, как не может этого снести. Таково уже свойство любви: она не довольствуется (заочными) словами, но ищет и свидания. "Чтобы изменить голос мой", – говорит он. Это значит – изменить его в плачевный, проливать слезы, и заставить плакать всех. Но в письме ведь невозможно было показать слезы и рыдания, а потому он и горит желанием видеться с ними.

"…Потому что я в недоумении о вас" (Яко не домышляюся о вас). "Я не знаю, – говорит, – что сказать; не знаю, что подумать. Как это вы, достигши такой небесной высоты, и чрез тяжкие бедствия, которые вы претерпели за веру, и чрез знамения, которые вы совершили верою, теперь внезапно снизошли до такого унижения, что обращаетесь к обрезанию и субботам, и соединяетесь с иудеями?" Вот почему он и вначале сказал: дивляюсь, что вы… так скоро переходите к иному благовествованию" (дивлюся яко тако скоро прелагаетеся) (Гал.1: 6), и здесь говорит: "я в недоумении о вас" (недомышляюся о вас), – как бы говоря этим: "Что мне сказать? С чего начать речь? Что подумать? Недоумеваю. Поэтому остается только плакать, как поступали и пророки в безнадежных случаях". Но и такой способ врачевания немаловажен – чтобы не только увещевать, но и плакать. Об этом сказал он и в беседе к милетянам: "три года со слезами я не преставал учить вас" (Деян.20: 31). То же говорит и здесь словами: "изменить голос мой" (изменити глас мой). Да и мы, побеждаемые постигающими нас против ожидания безвыходными и затруднительными обстоятельствами, чаще всегда предаемся слезам. Итак, обличив их и укорив и снова утешив, он, наконец, стал плакать; плач же выражает не только порицание, но и ласкательство. Он не раздражает подобно порицанию, и не расслабляет подобно угождению, но есть врачевство смешанное, и в увещаниях имеет великую силу. Таким образом, смягчает их сердце своими слезами; и, более расположив их к себе, он снова вступает в состязание, предлагая на рассуждение предмет еще более важный и показывая, что и самый закон не требует, чтобы его соблюдали. Выше он привел в пример Авраама, а теперь представляет самый закон убеждающим, чтобы его не соблюдали более, но оставили, что, конечно, являлось более сильным (доказательством). "Если вы хотите, – говорит он, – быть послушными закону, то оставьте его, так как он сам этого требует. Впрочем, (апостол) не говорит именно так, но иным образом достигает того же самого, воспользовавшись историей. "Скажите мне, – говорит, – вы, желающие быть под законом: разве вы не слушаете закона?" (Глаголите ми иже под законом хощете быти, закона ли не слушаете) (ст.21). Хорошо сказал он – "желающие быть" (иже хощете), – так как дело зависело не от течения вещей, но от неуместной ревности их. Законом же здесь называет книгу Бытия, что часто он делает, называя так весь ветхий завет.

"Ибо написано: Авраам имел двух сынов, одного от рабы, а другого от свободной" (Писано бо есть, яко Авраам два сына име, единаго от рабы, а другаго от свободныя) (ст.22). Опять он указывает на Авраама; впрочем, не повторяя этим сказанного прежде, но так как этот патриарх был у иудеев в великом уважении, то (апостол) и показывает, что образы в нем получили свое начало, в нем же предначертаны были и настоящие события. И так как он прежде показал, что они (галаты) суть сыны Авраама, то далее, ввиду того, что сыновья этого патриарха имели неодинаковое достоинство, – один был рожден от рабы, а другой от свободной, – он и говорит, что они не только сыновья Авраама, но и такие сыновья, каков был сын его свободный и благородный. Такова сила веры.

"Но который от рабы, тот рожден по плоти; а который от свободной, тот по обетованию" (Но иже от рабы, по плоти родися: а иже от свободныя, по обетованию) (ст.23). Что значит – "по плоти"? Так как он сказал, что вера соединяет нас с Авраамом, а слушателям казалось непонятным, как он называет сынами Авраама тех, которые не происходили от него, то он и показывает, что это необычайное дело совершено Богом. Исаак, родившийся не по естественному порядку, не по закону супружества, а равно, и не от силы плотской, был, однако, сыном и сыном настоящим, рожденным от телес увядших и утробы заматоревшей. Не плоть совершила зачатие, и не семя произвело плод, так как утроба матери была (вдвойне) мертва – и по возрасту, и по неплодству, но образовало его слово, изреченное Богом. Напротив, раб родился не так, но по законам естества и обыкновенного супружества. И все-таки рожденный не по плоти был предпочтен родившемуся по плоти. "Итак, не беспокойтесь и вы, что не родились по плоти (от Авраама), так как, в силу того обстоятельства, что вы не по плоти родились от него, вы являетесь особенно родственными ему". Рождение по плоти не увеличивает, но уменьшает достоинство, так как рождение не по плоти является более чудесным и духовным, что ясно открывается из примера тех, которые родились свыше. Измаил родился по плоти, но был рабом, и не только рабом, но даже был изгнан из родительского дома; а Исаак, рожденный по обетованию, как истинный сын и свободный, остался господином всего.

"В этом есть иносказание" (Яже суть иносказаема) (ст.24). (Апостол) против обыкновения назвал иносказанием образ. Слова его имеют следующий смысл: эта история изображает не только то, что представляется в ней с первого взгляда, но выражает также и нечто другое, а потому и названа иносказанием. Что же она изображала? Не иное что, как настоящие события. "Это, – говорит, – два завета: один от горы Синайской, рождающий в рабство, который есть Агарь" (Сия бо еста два завета, един убо от горы Синайския в работу раждаяй, иже есть Агарь). Кто эти – "сия"? Матери упомянутых сыновей – Сарра и Агарь. Что означают два завета? Два закона. Но так как в истории это были имена жен (Авраамовых), то (апостол), держась общего значения этих названий, и из самых имен выводит великое следствие. "Ибо Агарь, – говорит он, – означает гору Синай в Аравии" (Агарь бо Сина гора есть во Аравии) (ст.25). Агарью называлась раба, а гора Синай на языке той страны и означает это (рабу).

4. Таким образом, все рождавшиеся в ветхом завете по необходимости были рабы. В самом деле, та гора, на которой дан был ветхий завет, будучи одноименна с рабою, обнимает и самый Иерусалим, что показывают дальнейшие слова – "соответствует нынешнему Иерусалиму" (прилагается же нынешнему Иерусалиму). Это значит – сродна ему и близко указывает на него.

"…Потому что он с детьми своими в рабстве" (Работает же с чады своими). Что же из этого следует? То, что не только Агарь была рабою и рождала рабов, но и самый завет, образом которого была раба. Иерусалим и по местоположению лежит не далеко от той горы, имя который означает рабу, а на этой горе и дан был закон. Но что прообразовала Сарра? "А вышний Иерусалим свободен" (А вышний Иерусалим свободь есть) (ст.26). Поэтому и рождающиеся в нем не рабы. Образом нижнего Иерусалима была Агарь, и очевидно – от горы, носившей это название; а образом вышнего – Церковь. Впрочем, (апостол) не довольствуется одними образами, но в подтверждение слов своих приводит свидетельство Исаии. Действительно, сказав, что вышний Иерусалим есть наша матерь и назвав этим именем Церковь, он указывает на пророка, который говорит то же самое, что сказал и он. "Возвеселись, – говорит, – неплодная, нерождающая; воскликни и возгласи, не мучившаяся родами; потому что у оставленной гораздо более детей, нежели у имеющей мужа" (Возвеселися неплоды не раждающая, расторгни и возопи не болящая, яко многа чада пустыя паче, нежели имущия мужа) (ст.27). Кто же эта неплодная, и кто эта оставленная прежде? Не очевидно ли, то это Церковь из язычников, лишенная прежде познания о Боге? А кто имеющая мужа? Не ясно ли, что иудейская синагога? И все-таки неплодная превзошла ее многочадием. Первая обнимала собою только один народ, а чада Церкви наполнили Грецию и варварские страны, землю, море и всю вселенную. Видишь ли, как Сарра самым делом, а пророк словом предвозвестили нам будущее? Но смотри – Исаия сначала назвал неплодною, а потом показал, что эта неплодная сделалась потом многочадною. Это прообразовательно случилось и с Саррой, так как и она, будучи сначала неплодною, сделалась потом матерью многочисленного потомства. Однако Павлу и этого недостаточно, но он тщательно исследует еще и то, каким образом неплодная стала материю, чтобы и отсюда показать близость образа к рассматриваемой истине. Вот почему он и прибавляет: "Мы, братия, дети обетования по Исааку" (мы же, братие, по Исааку обетования чада есмы) (ст.28). Ведь и Церковь не только была неплодна, как Сарра, и не только, подобно последней, оказалась многочадною потом, но и стала рождать одинаковым с нею образом. В самом деле, как Сарра сделалась материю не по природе, но по обетованию Божию (Тот, Кто сказал: "В это же время приду, и будет у Сарры сын" (Быт.18: 10), сам, войдя в утробу, образовал младенца), – точно также и в деле нашего возрождения природа не имеет никакого значения; но божественные слова, произносимые священником, – они известны верующим, – и только они, воссозидают и возрождают крещаемого в купели водной, как бы в материнской утробе. Итак, если мы дети неплодной, то вместе и свободные. "Но что это за свобода, – скажет кто-нибудь, – если иудеи повсюду господствуют и наказывают бичами верующих, а считающие себя свободными подвергаются преследованию?" Действительно, так было в то время, когда верные были повсюду гонимы. "Но это обстоятельство не должно смущать вас, – говорит (апостол), – так как и оно было предначертано в том же образе: ведь и Исаак, будучи свободным, был гоним рабом Измаилом". Вот почему он и говорит далее: "Но, как тогда рожденный по плоти гнал [рожденного] по духу, так и ныне. Что же говорит Писание? Изгони сына рабы, ибо сын рабы не будет наследником вместе с сыном свободной" (но якоже тогда по плоти родивыйся гоняше духовнаго, тако и ныне. Но что глаголет писание? Изжени сына рабы,не имать бо наследовати сын рабынин с сыном свободныя) (ст.29, 30). Что же? Неужели в том и состоит все утешение, чтобы свободные узнали, что они будут терпеть гонение от рабов? "Нет, – говорит (апостол), – я не останавливаюсь на этом; но послушай и дальнейшее, – и тогда получишь достаточное утешение, чтобы не малодушествовать в гонениях". Что же такое далее? Изгони сына рабы, так как он не будет наследником вместе с сыном свободной. Видишь ли возмездие за кратковременную тиранию и неуместное высокомерие? Отрок лишается отцовского наследия и делается изгнанником и скитальцем вместе с материю. А ты заметь мудрость сказанного. Он не сказал, что изгоняется только потому, что гнал, но – чтобы не был наследником. Он понес наказание не за временное преследование (это и неважно, и нисколько не относится к делу); но потому, что (Бог) не допустил его быть участником в том, что приготовлено было сыну, показывая этим, что и независимо от преследования это было предопределено ему свыше, и причиною своею имело не гонения, но Божие определение. И не сказал он: "Не будет наследником сын Авраама", но – "сын рабы", давая ему название от низкого рода. Но Сарра была неплодною: такова же была и Церковь языческая. Видишь ли, как во всем содержится прообразование? Как та, не рождая во все ранние годы, становится материю в глубокой старости, так и Церковь языческая стала рождать, когда пришло исполнение (времен). Это самое предвозвестили и пророки, говоря: "Возвеселись, неплодная, нерождающая; воскликни и возгласи, не мучавшаяся родами; потому что у оставленной гораздо более детей, нежели у имеющей мужа" (возвеселися неплоды нераждающая, возгласи и возопий не чревоболевшая, яко многа чада пустыя паче, нежели имущия мужа) (Ис. 54: 1), – называя этим именем Церковь. Действительно, последняя прежде не знала Бога, но когда познала, то превзошла многочадием синагогу.

"Итак, братия, мы дети не рабы, но свободной" (Темже, братие, несмы рабынина чада, но свободныя) (ст. 31). Все это объясняется и раскрывает (апостол), желая показать, что случившееся не было делом новым, но было прообразовано Богом и за много веков. Итак, не безумно ли избранным за столько веков прежде и получившим уже свободу добровольно подчинять себя под иго рабства? Затем (апостол) приводит и другую причину, убеждающую их твердо стоять в догматах веры.

В начало Назад На главную

Hosted by uCoz