Исполнение (лично потеряевцам)

Том 1, стр.637.

 tc "Исполнение (лично потеряевцам) "

Каждый год у нас отчет о проделанной работе в лагере-стане в первое воскресенье после 10 октября в Барнауле, когда там бывает батюшка. 12 октября мы, как правило, начинаем занятия в университете и наступает у нас городская жизнь.

За лето в лагере было 98 человек, из них ровно 57% были бесплатно. Часть за натуральную плату – доставляли продукты. От государства за 26 лет ни рубля не получили. Где зарубежная помощь, как у сектантов, там всё есть: врачи и достаток. Они получают оттуда вагонами литературу. А мы у них покупаем – сразу более двух тысяч Новых Заветов на тюрьму за наши кровные. Им дают в преизбытке. Дождемся ли мы чего-нибудь для наших детей, чтобы и обслуга у меня могла получать что-то? 98 человек были летом в лагере-стане; 12 из них – по полной стоимости. А наша полная стоимость по сравнению с самой малой государственной в 4-10 раз дешевле.

Этот 1999 год войдет в историю нашего существования. Нападки коммунистов были страшные: за лето, то есть за 2 месяца и 20 дней было 15 комиссий краевого масштаба. Представить невозможно, что они вытворяли с нами. Не успевали ворота открывать. Вынесено постановление закрыть лагерь-стан, были попытки возбудить против меня уголовное дело. Всё Бог позволил перенести, и меня сохранил еще для чего-то.

Накопали лагерные 525 ведер картошки. Это и для лагеря на следующий год, и для обслуги на зиму (1400 ведер в 2001 г.). Варенья различного более 300 литров наготовили. Деревья корчевали, и на этом месте два склада построили нынче. Есть лунные ночи, вы начинайте по ночам в своих огородах корчевать свои деревья. Мы сумели – и у вас получится. А то у Миши Никмтина огород на половину тополями зарос и не вводится земля в оборот. Торопитесь, чтобы эта работа не досталась другим, и награда от вас опять улетучится. Детям оставьте возделанные участки. Говорю не только о земле. Перечисляю вам 27 позиций, что мы за лето сделали в лагере...

По уставу записано, что наши две религиозные общины содержат лагерь-стан. В действительности же, ничего этого уже давно нет, сами мы всё тянем. Изредка кто что сделает, весной снег с крыш скинут. Лагерь-стан даже много больше помогает деревне и школе вашей дровами и на уборке сена, и при копке картошки. Если мы будем жить по настроению жителей Потеряевки, то наш лагерь-стан исчезнет в один год. Вам это всё не нужно. Вы каждый свою свинью целуете. Брат Павел каждое воскресенье лагерю дает бесплатно ведро молока. У остальных нет этого. Помогает Николай Килячков, иногда приносит от курочек яичек или огурцы. Мы живем внатяг, у нас тут в лагере нет ничего. Ни я, ни обслуга никогда не получали ни зарплаты, ни поощрения от властей. От нас Слава Волков помогал матушке с пчелами при качке мёда, и что добудет – всё тут же на стол, сотовый мёд ребятишкам в радость. А когда он к ней идет утром помогать при качке мёда, мы ему в руки два ведра даем пустых: может быть, матушка забудется, и не по своим банкам на продажу, а в наши посудинки нальет на наших сирых. Воду от мытья медогонки мы выбрасывать не будем. Матушка добрая, ее только ублажить надо, и она отдаст нам оторонки, срезки с рамок, мёд с вощиной. Но если не успеем съесть в ту же ночь, уже беспокойство, чтобы назад не отняла по забывчивости.

У нас бартер людьми, даем кого-то в работу и обратно на живот во спасение от голода.

 То, что законодательная и исполнительная власти в государстве не состыковываются, это понимают все уровни руководства. При диктатуре этого нет. А вот когда идет установление демократического устройства в государстве, такое есть всегда. При диктаторах порядок: не успел и забыл – его сгребли, и нет человека. Новый и спать забудет, пока не выполнит указания старшего подельника.

 Возле дома Павла, брата моего, лежит целая береза, которую приволокли трактором и сучки даже не обрублены и драли весь дерн и дорогу, как пахали сохой. Выявляю, кто это варварство устроил? Если вы так и будете валить на нанятого вами тракториста, который урвал и уехал к себе в Корчино, то я возьму у общины разрешение и на прощанье хлопну вас очень крепко. Напишу в экологию в Мамонтово. Двумя траншеями пробороздили и всю мураву-конотопку, всё уничтожили беззаконники. Вам никто не давал права рвать почву, да и в уставе оговорено это. Мы тоже возили деревья сухие, добытые нами. Но предварительно все сучки гладко зачистили до ствола, и комель впереди в виде лыжины устроили и только траву примнем, и нигде ни черточки на дороге, да еще и лопатами потом пройдем и загладим. Самое настоящее дикое азиатское варварство и рвачество в Потеряевке творите. Старосте Игорю Барабашу: чтоб были со всех взяты объяснительные в письменном виде. Это чтобы было уже готово сегодня к вечеру. Кому не понятно? Беспределу положить предел. Иначе соберу деревенское собрание, и придется кончать это безобразие. Проехал я на велосипеде, нашел, где росло дерево, как его волокли вокруг леса, где кладбище, и тракторист, похоже, ни разу дорогой не обернулся. По-нашему, по-советски всё это варварство. Больше никого не нанимайте, и не будете ссылаться. У нас вокруг растут мизерные околки. Попросили дров корчинские у солдат; а солдаты были на уборке хлеба здесь. Они тут же в наши околочки поехали и махонькие березки в кузов – 80 деревьев сгубили. Плакать будете лет 50 и детям вашим достанется только выжженная пустыня. Я написал об этом в Москву в ЦК. Еще разберись, староста, какую березу завалили. Или она ветром была надломлена или сами похитили. Рядом стоит сломленная сухая. Ее не тронули. Я понимаю, что старосте не удобно этим заниматься, потому что ты, дружок, сам перепортил столько дорог вокруг. Навесное оборудование не отремонтировал и храбастил. Но ты перешагни через это и со всею строгостью размолоти нахалов.

 В субботу храм пустой в Потеряевке. Миши Никитина на вечерне почти никогда нет, редко-редко заглянет. По газам и в город, или по полям рыскать, за плохими хозяевами Кадниковскими свеклу к своему погребу приобщать, реквизировать к своему свинарнику торопится.

Был случай с Пахомием Великим, когда перестали готовить горячую пищу, и ради одного инока молодого столовая работала. Они навязали 500 циновок – на них был большой спрос. Доход. Но авва повелел на средину двора приволочь работу этих стахановцев и всё сжечь без остатка. Вас не благословлял священник, чтобы вы по полям болтались по субботам. Рыскаете, как вечерние волки. Матушка спит на моленье постоянно, потому что ресурс духовный равен нулю, и даже отрицательный, давно за красной чертой давит ограничители.

Из некоторых домов на богослужении не бывает ни одного человека. Будете прокляты впоследствии. За некоторых хотя бы маленькая девчушка пусть придет, пусть она будет за вас ходатайствовать. Здесь же никого нет. Припоминайте случай, когда шла война в Израиле с заклятыми врагами и после окончания войны, когда уже и оружие почистили, и готовы были пойти домой, но сделали пересчет войск и оказалось, что из города Мероза не было ни одного человека. Ни единой души в ополчении. И тогда Ангел восстал и произнес страшный приговор: Суд.5:23 – «Прокляните Мероз, говорит Ангел Господень, прокляните, прокляните жителей его за то, что не пришли на помощь Господу, на помощь Господу с храбрыми». Батюшка тут тоже до конца не доводит дело. А нужно бы всё, что во время моленья ты натаскал, сегодня же выбросить на помойку и – «сдохла собака», больше бы никто не посмел чешуей рыбьей давиться, ездить по рыбалкам в воскресенья во время моленья и во время занятий.

У ямы, где свалка, всё лежит на борту. Так и разносится по сторонам. Вы здесь, лодыри несчастные, живете абы как. Если экология нагрянет, да еще лучше ей подсказать, куда тут посмотреть, то вам железный колпак наденут. Где кто что хочет, туда и валит. Прошу назначить специальную комиссию по экологии в деревне. И обратить внимание особенно на тех, кто живет на скате. На наклонной поверхности. Это матушка, Калашниковы, Женя, Саша, – у них все сносит весной в пруд. Пруда не будет. Там на бугре у свиней набросано, дышать нечем. Выкопать траншею, и чтобы никакую заразу не развозили возле домов; вы не будете держать по 30 свиней. Выносите это хозяйство за пределы деревни. Мы бьем тревогу уже сегодня. Комиссия чтобы имела право ходить по дворам и проверять. И не так, как Петя: «Я вилы возьму и ни кого к себе не запущу. Пойдет кто – я вилами его встречу. Я возьму ружье и любого расстреляю, мне не страшно». Это наши христиане так говорят уже. После причастия такое говорят, в тот же день.

Батюшка сказал: «Видя такое презрительное отношение к службе, у меня руки опускаются». И эти слова от батюшки я слышу уже не первый раз. Помню проповедь Александра Пивоварова: «Когда бабушки в храме еще до службы молятся и не разговаривают, то в душе подъем у нас. А когда так ведете себя…» Выхожу и никого в храме нет, буду лучше каждое воскресенье в город ездить.

Сегодня еще можете говорить такие пакостные слова, как Петя, но вы останетесь ни с чем. Деревня, не имеющая священника, потеряет свое назначение и превратится в помойное место. Вы не нужны никому будете здесь. Я уезжаю, самый ненавистный для вас человек скрыт от вас будет. Вы остаетесь одни гнить, и вы уже даже и не болото здесь, вы хуже болота. Вы собираетесь только за тем, чтобы зубы поточить и на меня грязь лить. Мне это доносят, что и женщины не воздерживаются ни в каком отношении. Но завтра уже вам никто этого говорить не будет. Вы будете жевать свои языки. К вам никто не подойдет и ничего не подскажет. Вы будете только ожидать двух пророков, которые будут мучить людей. Главное качество – мучить. И когда их убьют, все будут поздравлять друг друга. Откр.11:10 – «И живущие на земле будут радоваться сему и веселиться, и пошлют дары друг другу, потому что два пророка сии мучили живущих на земле».

Сегодня Господь посылает шершней, чтобы подумать можно было. Втор.7:20 – «И шершней нашлет Господь, Бог твой, на них, доколе не погибнут оставшиеся и скрывшиеся от лица твоего». Если вам богослужение не нужно, то и вы тут не нужны. Здесь представитель власти один – Игорь Барабаш – староста деревни. Остальные так, вы только для себя трудитесь, а он поля обрабатывает. Если план дадут на кусок мяса, то вы тут сгорите. Вы уже забегали, ища отходы по разным деревням, а там ничего лишнего для вас нет. И будете резать свиней, и это уплывает от вас, потому что не молитесь. Так как тянете на себя каждый свое одеяло, то оно будет слишком узкое, чтобы завернуться. Ис.28:20 – «Слишком коротка будет постель, чтобы протянуться; слишком узко и одеяло, чтобы завернуться в него».

 Необходимо укрепить берег, плотину у храмового пруда, как мы укрепили железными пластинами лагерный пруд. Иначе побежите отсюда: перехожу в Московскую Патриархию. То есть никто никуда и не уходит, а просто растворяется в мире. У нас есть правило, чтобы все, к кому кто в гости приезжает, были поставлены на учет. Вижу, что у некоторых живут гости по несколько дней, и никто не является к старосте, чтобы его записали. У нас в лагере если даже на час кто приезжает, то они уже стоят в журнале. С паспортными данными. Это и в Барнауле в Крестовоздвиженской общине. У нас хороший комендант-эконом; как-то приехал епископ Евтихий. Она и у него спросила паспорт и записала. Извинилась: «У нас такой порядок». Он: «Ничего...» Достал паспорт. Егоренко Надежда Павловна. Вы, если туда приезжаете, то кому разрешено ставить машину, то только через нее. Правила нарушил Игорь Глушков, тут же я попросил его выгнать машину со двора, потому что: «Ты пренебрегаешь нашими правилами и вводишь в нашем монастыре свой устав». Это не пойдет. А ставить с грузом машину на ночь в городе и на улице – грузу в кузове поубавится. Он тут же начал мне звонить и просить прощения. Прощу, но пока погожу, посмотрю, как искренни твои слова. Мы не можем на откуп отдать всё, что вокруг нас.

Вот тут сидят сейчас на занятиях два Игоря. Ехали в городе и перед светофором спятили назад машину с мукой, как с ума спятили. Не вышли из кабины и не посмотрели, стоит ли кто сзади. Был мороз, и они пригрелись в теплой кабинке, и на иномарку наплыли, и 13 миллионов выплатили. Тут же.

Город – это место разврата. Березу бы там так не потащили, там бы тебе хомут надвинули на шею. В городе есть приставы судебные. Ты бы не митинговал: а у меня нет ничего. Нет, тогда корову со двора.

 В подвал, что под храмом у нас в Барнауле – чтобы матушка туда и ноги не клала. Дело в том, что вы тут путаетесь по мелочи с мешками. Я всем подарил даром по 30 и более мешков с одним условием, чтобы вы подписали их. Не сделали этого и опять путаетесь, и недоверие растет. Мои, у кого были, не вернули, значит, думать могу, что хотите присвоить. Поэтому вернуть и сжечь, как оскверненные вашим корыстолюбием. Мы единая семья, и принимаем тех, кто к нам заезжает, но я всё-таки считаюсь по документам хозяином там, в доме на Ползунова 6, это – моя частная собственность, и вас там никто не тронет. Подчинитесь нашему уставу. Не приводить чужих.

Ко мне как-то приехал племянник жены Надежды Толя. Я его принял, он живет, спит, ест. Уезжает. Дня через два опять является. Приносит чемодан с собой. Вижу, что тяжелый. С кем-то уже якшался. Кто он такой? Отдал им на ул. Строительной квартиру, и они живут там с Ниной, с его теткой. Пироги для базара стряпают. Где ты был? Молчит. Что в чемоданах ? Молчит. Зачем ты такой мне нужен? Я встречаюсь с такими людьми – первыми лицами в крае, главами администраций, прокуратуры и т.д., а ты, может, тут награбленное хранишь. До свидания. Тогда заговорил: «Я тут нашел коммерсанта, и вот перевозим...» Дорогой, да мы же договаривались, что ты с посторонними не будешь якшаться, и ко мне в дом не будешь эту бациллу вносить. Ты уже им показал свое местонахождение? И они в любое время ночи могут к тебе прийти? Нет, так не договаривались. Прощай, и сюда не заходить, и не звонить. Не надо жить по-кисейному: есть везде определенные правила, и по ним нужно путь свой прошагать.

В Потеряевке никому ночью не открывайте. Батюшка выговорил, но за углом идет ропот. Мало того, открыла Вера Федоровна. А там какой-то монгол. Она среди ночи ему всё рассказала и повела к батюшке к окну. С ума можно сойти. И после этого еще ропот идет за углом: мы всё знаем, нас не надо учить. Мы не меньше вашего видели. Если не меньше нашего видели, то почему бы вам новую деревню не открыть? Там и вводите свой устав, живите единомысленно в беззаконии. Еще 329 разрушенных и брошенных пустырей от бывших деревень на Алтае только. Вы к нашему пирогу присуседились, и теперь начинаете слюнявить край стола. Не надо того делать, это и не по-совести. Вы же письменно подтвердили, что будете соблюдать устав деревни и не допускать, чтобы кто-то нарушал. Вы умные, сильные, почему же ничего сами-то не можете основать? Экономически развитые, и у вас всё есть при себе, так почему бы не попытаться и не избавиться от нашего тоталитарного вмешательства, как клевещут на нас недруги, и еретики, и коммунисты...

Вы не исполнять и не восстанавливать деревню приехали сюда, а только бы как-то чуть закрепиться и потом развал устраивать. Бунт идет. Непрерывный бунт и осуждение против меня и против батюшки, и против устава устраиваете. Вы мысленно пригрейте мысль, что не будет здесь ни меня и ни батюшки, и вы исчезните. Вам кажется, что вас уже пятеро, меня поносите, и еще кто-то с вами будет, и вы устоите. Развеет вас ветром отсюда всех. Зло выборочно не бывает. Вы будете сжирать друг друга. Вы начнете воровать один у другого. В воскресенье не будет службы, в субботу она уже вам не нужна. Вы прикиньте маленько и поймете, что вас и на месяц не хватит. Люди попрут к вам со всех сторон, вас благодать не будет окружать. Будут поджоги, воровство сплошным потоком пойдет. Павла кое-как подняли, а у него борода в облепихе уже. В его дом все лезут, и лезут чужие. Он, слава Богу, уезжает на зиму. Хорошо бы если и не вернулся, все же пуд позора снял бы с деревни.

Если нас с батюшкой здесь не будет, вам же слова никто не скажет, не обличит. Против чего вы, неразумные, воюете? Кого вы слушаете? Где вы видели такое в церкви, как у нас, чтобы выполнялось «оглашенные, изыдите»? Где вы это видели? У старообрядцев? Конкретно укажите. Выводят всех в одно место. Теперь стали выходить и Устиновы, и другие оглашенные уже на другую сторону храма. Почему? Я скажу: это там Саша Дмуха, к нему тянутся. Идет литургия, они разговаривают, он смеется весело во время пения херувимской. Я вышел, сказал: «Ребята, сейчас читается поучение». Скажите, почему люди пренебрегают церковью? Конкретно вас касается. Саша одарил меня такой мефистофелевской ухмылкой… Это надо было видеть, зафиксировать. Столько лютого презрения во взгляде, в ухмылке этой кривой. Саша, это тебе тоже нужно. А они в это врем вокруг него кучкуются. У него талант – увлекать в погибель. Они уже стоят около него: Роман и Кирилл.

«Оглашенные, изыдите!!!» – и остаются в храме только одни верные. При этом возгласе отлученных за грех, готовящихся к крещению выводят в придел храмовый. И там не разговаривать нужно, выйдя на улицу или гуляя на гумне, но плакать и рыдать, что для тебя закрыты врата Царствия Небесного. Вот с этой тоской и печалью ты будешь отверзать двери, чтобы быть в числе с народом Божиим, а не смех творить с богоотступником. Если ты умрешь оглашенным, то ты вне церкви. Ты это разве на каждом шагу слышишь? Кто вам еще это скажет? Златоуст говорит, что если ты был на службе и ничему не научился, то ты напрасно дворы Божии топтал. Не просто пришел, отдремал два часа и пошел – ничему не научился.

 Церковный староста у вас в деревне совершенно не смотрит за храмовым строением. Это Плотников Дмитрий Устинович. Посмотрите, какие двери перекошенные. И когда они закрыты, то щель такая, что котенок пролезет. На чердак лазили и дверь не закрыли, так и хлещет туда дождь ли, снег ли. Стекла разбиты в прихожей уже лет пять. Палец о палец не ударил ни разу. Для чего вам нужен такой староста церкви? Менять его нужно немедленно, он же совершенно чужой человек для храма. (Подает голос староста деревни Барабаш Игорь Александрович: «Эти стекла убрали, нужна была вентиляция, когда цемент разгружали».) Вентиляция тогда нужна была. Но какая вентиляция зимой? Попадает туда снег? Вентиляция в мозгах у вас. Диавол всё выдул полностью, выдул доброе, ответственное отношение к делу. У вас есть церковный совет, сходите к церковному старосте и поговорите с ним: ты член церкви пока, почему же так отчуждил себя от храма?

Если хорошо работать, то до субботы едва дотягиваешь. Как же вы умудряетесь еще и в субботу работать до ночи, пропускать вечерню? У нас в лагере обслуга работает без перекуров, и посмотрите, сколько переделали. Практически, в обслуге со мной вместе три-четыре человека всего. Нас отец и мать так учили: «Ты, сынок, так работай, чтобы тебя еще раз пригласили на работу».

У нас каждый год перед крещением церковно-приходской совет и по два поручителя от каждого, готовящегося ко крещению заседают, ведут разбор поведения кандидата, оглашенного, веры его. Этот совет имеет полномочия только как совещательный орган; но допускать до крещения – это прерогатива батюшки. Но батюшка прислушивается к нам. Если не будет прислушиваться совсем, то ему в этом тоже пользы не будет. И он нынче в письменном виде потребовал объяснений, почему наши были против принятия одного человека. И так как, в основном, были члены нашей общины, и они в обслуге лагеря-стана, мне пришлось сделать среди недели выходной, дать им отгул, и они ушли в степь, чтобы независимо друг от друга написать объяснительную. Это целый материал. Батюшка решил проникнуть внутрь мышления тех, кто был почему-то против крещения Насти Косолаевой, она уже два года готовилась, у нее не было замечаний, работает неплохо, матушке помогала она всё лето. Но не прошла. Когда давали рекомендацию для деревенских, готовящихся ко крещению, мы тут не могли так решать, мы члены Крестовоздвиженской Барнаульской общины.

Я был против принятия Веры Федоровны Золотовой и мужа ее Владимира Ивановича, они еще совершенно «сырые», непригодные, и даю этому объяснение, и потом вы поймете, они себя покажут как мертвые. У нее интеллигентский, мирской настрой, никогда за все годы от нее ни одного духовного ответа, запроса или совета. Всегда только минус, и она всегда, даже не разбираясь ни в чем, становится на дурную, другую сторону. А она кандидат наук в медицине. Ум же совершенно мирской. И никаких подвижек у них нет духовных. Муж ее больной, и однако по двору ходит. В огороде часто его вижу… Но на службу очень редко ходит, уже несколько месяцев не был, хотя до храма 150 метров всего, есть там где сидеть. Даже на престольный праздник он не был, ни даже в приезд епископа. Владимир Иванович совершенно чужой для Церкви человек. Зачем же его крестил батюшка, не прислушавшись к нам? Объяснение только то, что после аварии, когда Вл. Ив. попал в нее, он сохранил разум, нормально говорит, но ради тяжкой его болезни надо крестить. Но когда заговоришь о посещении храма, у него становятся бешеными глаза, и головой крутит, и мычит сразу, речь исчезает. Это же беснование натуральное.

И у нее заскоки везде в духовном, это всё их «ивановская» отрыжка, она была ревностная последовательница этого антихриста на земле русской. Посижу у них, еще поговорю о погоде, он согласно кивает головой. Перевожу разговор на посещение храма: «Мы Вас под руки так вот доведем». Он аж зубы стискивает и мотает головой: «Нет!..» Считаю главным виновником Веру Федоровну. Вот Вы и припомните, Вера Федоровна, когда и сколько Вы в домашней обстановке меня поносили, и это даром не пройдет, Вы будете такой, как и были до крещения. Вы отрицаете это, что поносили меня. Но вот сидит рядом с Вами Неонилла, она рассказывает, как нынче Вы за две недели до Пасхи меня «поливали» грязью, и что из этого получилось. Вас не надо уговаривать Саше Дмухе, чтобы Вы делали то, что ему угодно. Вы уже готовые соратники. Один соратник Ваш – милиционер Дружинин Геннадий Петрович – уже ушел в вечность без покаяния. Убойтесь Бога. Где бы Вы еще такое наставление получили как у нас? С какой целью Вы сюда приехали? И как я для Вас главный враг сделался? Как это произошло? А я у Вас ничего не отнял, не убил. Это всё на духовном уровне идет, мы чужие с Вами. Это из Вас старая ивановская чертовщина лезет буйно. Вам духовная, настоящая жизнь век не нужна. Сейчас после занятий останьтесь здесь, и я подробно Вам расскажу все Ваши выходки. Вам ничего не нужно, а только чтобы пришли, простояли два часа в храме, по-славянски отбубнили и пошли домой. Впереди еще целая зима. Докажите, что Вы не такие. Не полощите меня. Еще никому не было от этого пользы. Кто воевал против меня, те уже все до единого сгорели. Даже из мирских властей главный тут враг был – председатель земельного комитета Назаров Сергей. Этого уже сняли. Он будет судиться за свое тепленькое местечко, но вряд ли устроится туда. Он зверствовал, лгал на нас и сгорел дотла на этом именно. Он столько лет во всех документах давал лживые отчеты в прокуратуру и в краевую администрацию, что Потеряевке выделено 73 гектара покосов. Из Гипрозема приехали, всё обмерили и наскребли только... 7 гектар. А Комитет по земельным ресурсам края ответил нам, показал нам и дал карты свои, что у нас только... 1,2 гектара покосов. Сгорите и Вы. Муж Ваш умрет, а Вы уедете. Ваш дачный период здесь кончится. Вам Потеряевка не нужна как строящаяся и процветающая. Кто бы к Вам ни приехал, ни один в храм не придет из Вашего дома. Там все гниют, меня судите. Вы крайне агрессивно себя ведете. (Вера Федоровна начинает снова тут же выступать и непрерывно перебивает меня и бурчит всё громче и злобнее. Но ей не дают слова). Сейчас после занятий останьтесь и все докажете при свидетелях.

Какие бы ни были приняты постановления здесь, Вы их дома обсуждаете и поносите. Вы – разрушитель. Вы ведете великую подпитку злобы в тех, кто уже предался сатане и творит суд себе грехами своими. Я говорю это с ответственностью за свои слова. Вы всё время знались с этим сексотом-милиционером подполковником, через дорогу живущим. Когда мы сидели в краевой прокуратуре с Ген. Петом, он ни на кого не ссылался, а только на Вас. Вы – друг его. И не оправдывайтесь, это уже пройденный этап. У Вас злое сердце, и Вам не нужно совершенно честное построение Потеряевки. Вам нужно только то, чтобы к Вам приехали интеллигентные люди, поговорили и уехали. Припомните, как Вы говорили: «Чтобы я, женщина, и стала слушаться мужа?! Да никогда! Возьму ружье и любого расстреляю». (Вера сорвалась и уже не могут ее усмирить. Так и рвется на скандал).

Сейчас Вы остановитесь! Или не можете остановиться? Вы никогда не жили в послушании и не знаете, что это такое. Вам нужен проходной двор, а не Церковь, где порядок и чистота. Чтобы ни на один обед больше не приходили. Сидите дома. Когда был архиерей, Вы зачем выскочили со славянским языком? Кто Вас будет слушать? Вы же по-славянски в одной молитве десятки ошибок делаете, и вам это и не нужно. Даже ударения правильно не можете делать. И перевода не можете сделать. И конечно же, как всегда ваша эта дурнина прошла мимо, и никто Вас не послушал. (Староста Барабаш пытается остановить всё еще бурлящий поток слов изо рта Веры Федоровны). Не смотрите на меня так ошалело, сидите спокойно: даже сейчас, при всей неуклюжести своих мыслей, не можете закрыть рот… Совершенно непослушная. Что бы батюшка ни сказал, Вы всё обсуждаете. И сестру свою также настраиваете.

 По уставу в деревне должно быть дежурство одного человека во время богослужения. Спрашиваю старосту, кто сегодня дежурит? Оказывается – Виталий Устинов. Поехал к нему – дом заперт. Виталий знал, что он будет в поле или уедет куда-то. Заранее мог посмотреть и подмениться? Это ведь твоя забота, ты должен был обдумать. А потом отдежурить за того, кто за тебя бы дежурил. Ты мог заранее решить это, подойти к старосте и доложить. (Виталий подает голос и оговаривается). Скажи, что я не так говорю? Причем тут «на поле»? Ты будь на поле, но и этого не оставляй, подменись. На работе, когда производство тебя ждет, ты же просишь другого за тебя побыть или еще как. А здесь вы не чувствуете ответственности, не по совести всё это – и кончится у вас это ничем. «Это не моё». Вы не привыкли к дисциплине. У вас сразу же взрыв, как только правду скажешь, призовешь выполнять вами же принятые правила в Потеряевке. Вам уже не только батюшка не нужен; вам само устройство деревни не нужно. Повтори громко: мое дежурство. Ты бы всю деревню обошел и все же за себя оставил кого-то.

Когда читаешь про бермудский треугольник, то вот так и у Петра Калашникова. Заезжаю во двор, когда пошел Виталия искать, вижу во дворе топится печь. Покричал… пусто. Дверь подперта палочкой, без замка. Нигде ни души. Как будто корабль съели осьминоги. Посмотрел, в котлах картошка варится, рядом сено везде – уже подготовил все к зиме и к пожару. Через два часа заезжаю, все также, печка дымит. И нигде никого нет. Я поехал тогда к батюшке: ведь уже горели почти все. Что же тут делается? Любой пожарник скажет, что топящаяся печь без присмотра не должна оставляться. И это не смотря на то, что она правильно даже устроена. И все же без присмотра ее не бросать. А Петя, оказывается, пасет в поле. И печь зарядил своим чушкам, подпер дверку каким-то прутом. Ветер дует в сторону сена, и достаточно одной искры, чтобы «красного петуха» Петру запустил ветерок. Деревня наша уже за эти малые годы минимум как пять раз горела. Нина Шадрина зажгла, староста чуть не спалил сады все, само уже потухло. Это они с Митей утворили. Саша Дмуха два раза поджигал, крыльцо у самого сгорело и машина досок. Почему? Потому что правила нарушаются сплошь. Нынче у нас в лагере были пожарники, им дано было задание партийное – задушить нас, что-то найти против нас. Но они ничего не могли найти. Вода – более двух кубометров в лагерном баке возле кухни. Песок везде и лопаты, и кошма. Пол на кухне земляной и покрыт железными корабельными плитами рифлеными. Пожарник говорит: «По большому счету у вас нарушений нет». Я говорю: «А какие маленькие?» – «И маленьких никаких нет». Без присмотра не оставляем. Русские печи топятся, обязательно, чтобы рядом в ведре была вода. От вора остаются стены, а от огня уходит всё. И не приведи Господь. Председатель сельсовета Кулеба и то говорил: «Не дай Бог, кто пустит на вас огонь». Нужно лущильником еще пройтись от Корчино и убрать сорняк.

Поднимите руку: кто чем нынче помогал лагерю-стану? При начале восстановления Потеряевки мне пришлось, по милости Божией, достать обрезки стекла с зеркальной фабрики; я привез где-то около 10 тонн. Всё, что давал, давал под одним условием бесплатно, чтобы нигде, ничто не пропадало. Не так, как у Петра, наложил стекло на землю, пошел бык, наступил, и стекла как не бывало. Пойду по дворам, и вы дадите отчет, как пользуетесь этим. Получили мы это даром и всё же не так даром. Нам оказана была милость, чтобы мы молились за благодетелей наших.

Сетку-рабицу купил, ровно полный Камаз привез; еще дорогой опрокинулся, чуть не погиб. И по 50-100 метров каждому даром дал. Так будьте добры, не портите ее. Кроме того, давал кое-кому пользоваться водопроводными шлангами, и хочу видеть так ли вы их используете. Сир.19:1 – «Работник, склонный к пьянству, не обогатится, и ни во что ставящий малое мало-помалу придет в упадок». Давал я всем бумагу чистую – она для письма. Но на разжижку давал газеты, их каждому дал примерно по 2,5 центнера. Берегите, не каждый год будет такое счастье.

 Об общих работах. Очень трудно отзываются ваши люди. Коровы бодаются, быки бьются из-за коров, и ограда денника, где днем коровы отдыхают и их доят, повалилась. И видите, что коровы уже в огороде Виталия – и ни один ухом не ведет. Безобразие. Пришел Роман, подправил, теперь приятно смотреть. Он безотказный, как только услышал, так и пришел с инструментом. Николай иногда приходит, а остальные что, там нет вашей скотины? Вот овцы в обед проделали дыру и ушли в поле, в хлеб. Мы в лагере видим это, тут же их загнали и стали загораживать. Свою сетку-рабицу принесли и денник овечий запеленали. А вы? Столбы мы, лагерные, заготовили бесплатно, целую машину, бери, употреби. Двери в денник, где коров загоняют, наполовину только открывают пастухи, коровы с обратной стороны попадают, как в мордушку, и снова ворота поломали, и вы не подумали их отремонтировать. Я сказал Роману: «Будь уверен, Миша Никитин не придет ремонтировать. И знаю, что скажет он мне: «Что, нашли крайнего? А почему именно я?» Так что легче самому сделать, его обойти подальше. Он только свой дом видит. Миша, слышишь? Вздрогни, и будь Михаилом Витальевичем, заботящимся чуть-чуть и о других, не ради своего пуза живи.

 На дороге после зимы ваша зола с гвоздями. Уберите. Не нужное и опасное. Есть заповедь расчищать дорогу, но не портить. Ис.62:10 – «Проходите, проходите в ворота, приготовляйте путь народу! Ровняйте, ровняйте дорогу, убирайте камни, поднимите знамя для народов!»

 Мы идет лагерем и всё до стеклышка убираем. Мы – хозяева, и так приучи своих деток. Любое общество, как организация, состоялось только тогда, когда был порядок учрежден, было старшинство, где жены ходили в послушании, где друг против друга младшие широко рот не раскрывали. В противном случае всё сеете только на разрушение. Есть готовый устав, общество зафиксировано, занятия надо посещать и вести их. Вы не вели тогда те годы зимой, и инициативу перехватывают другие. Вполне допускаю, что занятия будут вести люди, враждебные Потеряевке. И уже на это намёк есть. Можно предполагать темы разговоров: это – против меня, а значит – против всего Библейского. И какие вырастут плоды можно уже ясно нарисовать. Как в доме Иамврия – всё будет внутри трухлявое (из жития Макария Александрийского, 19 января). Придумывать, как разрушать Потеряевку и не надо, тут уже обстановка созрела для этого. Вы рассеетесь как прах и как дым.

 Просим приглядывать за лагерем, потому что мы уезжаем на полгода. Когда проходите мимо лагеря или пасете скот, зайдите на территорию лагеря и помолитесь перед крестом, и посмотрите, все ли двери забиты, и всё ли в порядке. Весной снег сбросить. Где деревянное, так сбросить снег не так обязательно, но где глиняное, там размокнет стена – сбросить сугробы. И смотреть, где наш лабаз с мукой и крупами, чтобы снег не поднимался выше манжеты железной на столбах, на которых поднят лабаз, она предохраняет от грызунов. Иначе мы ни с чем останемся. И в подвалах у нас много всего, нужно беречь от проникновения воды.

 Староста вашей церковной общины ни разу не подошел, и не подойдет – это стопроцентная гарантия, что он не озаботится о регистрации вашей Святоанфимовской общины. Ему это абсолютно не нужно. До конца перерегистрации осталось только два месяца. Для этого нужно: собрание, списки членов. Успейте. Всё лето вас толку, долдоню и не могу с места сдвинуть ни на йоту. Что с вами? Вчера разговор вели о том, чтобы одиноким сделать общее житие, ибо по одной живущих старушек не протянуть. Уголь везти каждой, дрова накладно; вот если бы жили они вместе, немощные, но они не хотят. Почему? Боятся, что сгрызут друг друга, особенно в пост; «Как ведьмы злые становятсяК, – пишет отец Михаил Ардов. Если в таком возрасте не можете ужиться, значит вы достойны такой участи. Осы, пчелы, муравьи – все гуртуются. Даже змеи. А вы что, хуже змей? Смиряйте свой дикий характер.

 О пастьбе скота. Вижу, что скот пасут недобросовестно. Напоминаю: урывские от нас за 10 км. живут и пригоняют на наши поля. А вы на своих пастбищах не хотите пасти. Толчетесь возле дома. Корчинские доводят до нашего дома свои гурты – за 6 км. пригоняют от своих летних стоянок. Наши же за 50 метров и не дальше пасут. Пасет Николай Килячков на фундаментах. Подхожу: «Почему не гонишь дальше?» – «Они не идут, коровы же знают, где им лучше». Они ничего не знают. Она может только есть то, куда ты ее пригонишь. У нас отец 40 лет пас и никогда не доверял скотине выбирать пастбище. Так и в горах поднимаются до самых ледников и потом обратно идут за снегом, который их давит сверху к зиме. Скотина пойдет по огородам. Она обожрется, она же скотина, не умнее тебя. Или такое вижу и не один раз: на одном месте целый час стоит Виталий Устинов, два часа, три. И вижу, что быстро бегает, и когда скотина отходит чуть в сторону, он бегом. Закрутит ее в табун и только палка летает, мелькает. Какой же это пастух? Спросил жителей, у кого коровы: как же так? Они сказали, что если Виталий пасет, значит с пустым выменем придет скот. И что, это разве Господь не видит? Ты же обокрал людей, ибо достаток через вымя и из кринок. Ты залез ко всем в карман. Ладно, что один день пасет. А если бы пас неделю подряд, он бы уморил их до смерти. Везде есть отава, много зеленой травы – и никуда не гонят.

С детства не приучены пасти. Скотину надо любить, кормить. Или на глине у пруда стоит часа два, или скроется в логу, их кругами мучает. Палачи. Несравненно хуже безбожников пасете. И еще лучше того видел: из дому толкнут скотину, потому что проспал, и стыдно теперь гнать в поле скотинку, вот в тихушку вытолкнул – куда они пойдут пусть сами соображают. Решение держать корову ты принял сам? И, значит, должен совмещать всё остальное, не нарушая баланс витаминов в скотине. И больше чем на двести метров стадо коров у него не расходится. А если пасти, то сами они расходятся больше чем на километр.

Мне удалось достать столбы телеграфные с пасынками. Хотели их на зерноток употребить. И вот уже года три в траве гниют. Сколько раз и батюшке говорил, чтобы или поставить их, или приподнять. Гниют. Никто не ищет их. Даже и сейчас вот говорю вам и ничего не изменится. А один тут подобрал, почему же вы за общественное дело-то не радите? Как один к одному подобрались все жители деревни.

 Вот подаёт староста голос: «Не на моей территории». А завозил когда, то куда столбы положить показал мне Митя Плотников. И нет тока, а я бесконечно обращаюсь, чтобы до конца довести дело. У русских людей всегда последнее звено разорвано. Достали, привезли, пропало. Испекли уже пироги, дома в целлофане спарили и выбросили воробьям. Нужно только приподнять и подсунуть бревнышки, чтобы на воздухе был деревянный столб, а не на земле. Когда нам говорят, что мы смотрим только на внешнее, не уделяя должного внимания внутреннему, таким еще раз показываем, что все это исходит от внутреннего. Лк.6:45 – «Добрый человек из доброго сокровища сердца своего выносит доброе, а злой человек из злого сокровища сердца своего выносит злое, ибо от избытка сердца говорят уста его».

1Тим.2:12 – «А учить жене не позволяю, ни властвовать над мужем, но быть в безмолвии». Это вы знаете не хуже нас. Но поступают сведения, что у вас как будто нет устава церковного. Если говорится, что коленопреклоненно, значит оба колена должны коснуться земли. Для тебя, Миша, говорю это. Земной поклон должен быть полный, по-церковному. Чего не надо, над тем стараются: щегольнуть глупыми стрелками на брюках, наводят их и боятся поклониться, чтобы эти переломы на брюках не испачкать. Златоуст смеялся над такими пижонами, что они так обувью дорожили. «Надень их на голову». Так и ты штаны свои напяль на голову. Перед Чашей не хотят сделать земной поклон. Каждую минуту норовят облокотиться на стенку. Ревности нет никакой к делу спасения.

 Мы договорились, чтобы на одежде в храме не было никаких рисунков и надписей. Миша, я тебе говорил это не раз, и ты опять пришел с надписью на английском: «order». Может, тебе прокурор уже выписал ордер? У нас не принято носить погончики военные. Носить погон может только тот, кто на военной службе, как брат Севастьян – он следователь в прокуратуре края, Виктор Андреевич – он врач в краевой больнице. Против всего этого бунтовал Саша Дмуха, а сегодня его родной брат Костя стоит на пороге, ему нужна помощь, его забирают в армию. Армия сегодня – это убийство, мы можем лишиться прекрасного человека. И сколько бы я с Сашей ни бился, но он погончики так и не снял, хотя они ему век не нужны. Но этим можно что-то против Игнатия сделать? И он эту вилку сделает. Повторю: ты сделаешь ее себе, а не мне. Погон – это проповедь войны. Отвоевался Саша и теперь на развалинах дымящихся сидит.

Коль не положено у нас быть в свитере в церкви, то и не позволяй и маленькому ребенку в храм в нем прийти. К тебе, Миша, это говорю. Надень под низ рубашки. Приучай к порядку ребятенка с юности. Не положено женщине носить брюки, и на девочек не цепляйте то, что Бог ненавидит. Втор.22:5 – «На женщине не должно быть мужской одежды, и мужчина не должен одеваться в женское платье, ибо мерзок пред Господом Богом твоим всякий делающий сие». Сегодня у Плотниковых девочки уже щеголяют в брюках. Это идет от Марины, она любит это, – то мужскую шапку наденет, то в храм детей в мужском одеянии приносит. И в этом вопросе однажды решитесь и не прикасайтесь. Пример: ловлю Виталия, бегает по деревне и одет в платке. Задержал. Вопрос: что это еще за гомосексуальная форма появилась у нас? Отвечает резко и с обидой всегдашней, до зеленого закипания во гневе: удобно мне так! Втор.22:5 – «На женщине не должно быть мужской одежды, и мужчина не должен одеваться в женское платье, ибо мерзок пред Господом Богом твоим всякий делающий сие!» И Марине удобно шапку мужскую носить. Почему так удобно из запретного каждому? Это уже извращенцы.

Вот на базаре стоят нерусские в халатах ватных, тюбетейки прилипли к нерусским нехристям. И они никогда не пойдут на то, чтобы их жены, как у русских, носили бы с разрезом, натурально разорванные в лапшу юбки. А здесь живут христиане, плюс православные. Плюс имеющие членство в общине, плюс по уставу это запрещено; и так легко всё это творят, как будто тут проходной двор. И ничто на них не действует. Дерзкие люди собрались здесь. Если устава не будет, то практически уже внешне ничто объединять не будет. Начинают только маленькие шажки вначале делать, и вот уже всё навыворот идет во всём у таких людей. Сегодняшнее учение говорило о том, как легко нажить врагов, когда даешь поучения и обличения. Уже сегодня я половину из вас сделал врагами себе. Но когда придет за всё расчет, я буду вашим лучшим другом. Самое опасное – дерзкая женщина. И опаснее ее бывает только мужчина, который покорится этой дерзкой женщине. Это уже самое-самое опасное.

 И так воскурились духовно: «Во мне Христос. Я в душе верю, мне посредников не нужно. Я на прямую со Христом разговариваю». Чтобы уничтожить страну, достаточно одной капли холеры; а чтобы возникла страна, прошли сотни лет. Сколько нужно глубочайших знаний и специалистов, чтобы падших людей поставить на ноги. Батюшка сегодня еще трудится, а если его завтра не будет здесь? Мы слишком много положили сюда за 7 лет, чтобы так без боя сдать вам, горластым. Это горлопанство еще возможно было там, на улице. Но когда вы вошли в общину, то это всё кончилось. Ты подписался слушаться. Ходите в подчинении, не мутите по за глаза. А кому кажется, что я говорю не то, что есть, тех прошу остаться здесь. И мы запишем на магнитофон все наши слова. Вы будете горько-горько жалеть о минутах, которые не оценили. Мы не оставляем ни одной сферы жизни, чтобы не рассмотреть ее внимательно. Как лучше сделать, как более приемлемо. Как бы нам духовно не растерять всё.

 Не разрешайте детям играть на дороге, как Янчуки и у Миши – постоянно сгонять приходится. А часто по дорогам едут пьяные из чужих деревень. Правила, которые мы включили в свой устав, они для сохранения жизни. Дома не оставляйте открытыми. Телефон для вас такую роль сегодня играет! И вы его не цените. На каждую растяжку антенны его я привязал несколько красных тряпочек, чтобы машина, когда будет пятиться, не наехала и не свалила бы антенну. Лену я поставил там старшей над телефоном. Идея и получение телефона – всё мое. Поэтому никаких болтливых разговоров не вести. Три минуты не превышать.

(О. Иоаким вступает в разговор): «Случилось такое, что когда показывают интересную программу АТН, то во время наших разговоров программа полностью прекращается. И все ваши разговоры слушают в Корчино за 15 км. и говорят: нам уже надоело слушать всю вашу болтовню». Иг.Ла.: «Я этого ничего не знал, но вводя эти правила, уже заложил то, что есть, чтобы говорить по делу и только три минуты, и потом только через полчаса. Когда придете к Лене, то кратко расскажите о предмете разговора. Если есть тайна, то сиди дома с этой тайной».

(3  октября 1999).