Вопрос 3570: 24 т. Какую же можно было приводить причину против перевода Библии на родной язык? Доводы должны были быть очень сильными, чтобы склонить на свою сторону даже царя и крупных чиновников.

Ответ: Более всего боялись смуты, революции, если народу дать Библию. Отчего потом и погибнет весь царский род. И не только глупые были доводы против перевода Библии, но просто безумные, и значит, слушая этих безумцев, царь был нисколько не выше клеветников на Слово Божие. Много ли царей было, кто ратовал за распространение Библии, за изучение её всеми без исключения. И понимал бы, что только жизнь народа по Библии спасёт его от расправы черни? «Необходимо отметить, что сам Александр I, несмотря на неоднократные петиции, решительно противился закрытию Библейского Общества, которое считал своим дети­щем. Номинально РБО просуществовало ещё до 12 апреля 1826 г., когда оно было закрыто на основании наложенного на соответствующее совместное представление его президента и Киевского митр. Евгения (Болховитинова) Высочайшего реск­рипта уже нового императора Николая Павловича. Свёрнуты­ми оказались все переводческие программы Общества.

Причины отставки Голицына и закрытия РБО подробно рас­смотрены в историческом исследовании А. Н. Пыпина. Иници­атором действий по удалению Голицына с ведущих государст­венных и общественных должностей нужно признать графа А. А. Аракчеева, из-за личных амбиций стремившегося отда­лить Голицына от Государя. Как к РБО, так и к русскому пере­воду он изначально был индифферентен. Другое отношение, однако, было у его сподручных. Если не поминать всех участ­ников драмы с РБО, среди которых были лица, действовавшие из чисто конъюнктурных соображений, откровенно патологи­ческие личности, в деле закрытия Общества и прекращения русского перевода необходимо отметить «особые заслуги» ад­мирала А. С. Шишкова, занявшего кресло Голицына в Минис­терстве Народного Просвещения. Он стал главным «локомотивом» и идеологом «анти­русской» кампании, вдох­новителем всех начина­ний «партии сторонников обратного хода» (выраже­ние свят. Филарета Мос­ковского). После отставок Голицына русский перевод Свящ. Писания стал настоящим «камнем преткновения и камнем соблазна». С началом «новых» настроений не замедлила последовать не ме­нее солидарная обратная реакция и в отношении к переводу. На диаметрально противоположный поменяли свой взгляд и мно­гие церковные иерархи. Как разительную можно констатиро­вать смену позиции митр. Серафимом, чья подпись стоит под предисловиями ко всем изданиям русского перевода. Его бли­жайшим соратником по выполнению планов закрытия РБО и прекращения русского перевода стал Киевский митр. Евге­ний (Болховитинов), в 1819 г. вполне благожелательно отзы­вавшийся о переводе. В этом отношении более чем выразительным предс­тавляется следующее сравнение: за 10 лет, с 1814 по 1824 г., РБО осуществило 15 изданий полной славянской Библии об­щим тиражом 118 тыс. экз., тираж отдельных изданий славян­ского Нового Завета составил 140 тыс. экз.; после закрытия РБО первое издание славянской Библии последовало только в 1839 г. (!), следующее — в 1855 г.. Подобные представления о исключительности славянского языка, утверждение его сакрального характера делали для Шишкова перевод Библии на русский язык недопустимой про­фанацией Свящ. Писания, от которой, по его мнению, оставал­ся один шаг и до покушения на незыблемые устои государст­венного и общественного строя.

 В пафосе своего неприятия русского перевода и в борьбе за чистоту веры Шишков, по существу, договаривался и до пря­мого запрета на чтение Слова Божьего: «В напечатании столько Библий, чтобы каждый в Государстве человек мог её иметь (так сказано в Отчётах). Что ж из этого последует? Употребится страшный капитал на то, чтоб Евангелие, выносимое с такой торжественностью, потеряло важность свою, было измарано, изодрано, валялось под лавками, служило обёрткою каких-ни­будь домашних вещей и не действовало более ни над умами, ни над сердцами человеческими». Так отвергался основной тезис Библейских Обществ о том, что Слово Божие для каждого веру­ющего должно быть доступно на понятном, родном языке...

В результате, сочетание частных амбиций, страха, консерва­тизма и некоторых «научных» воззрений привело к официаль­ному неприятию русского перевода Свящ. Писания в послед­ние годы царствования Александра I и на всём протяжении правления Николая I. 10 лет русского перевода Библии завершились периодом тридцатилетнего забвения его дела в официальных инстанци­ях. О переводе не принято было вспоминать публично.

«15 мая 1824 г. в результате придворных и околоцерковных интриг неизменный энтузиаст биб­лейского дела и проводник интересов Общества кн. А. Н. Голицын был вы­нужден оставить пост его президента. Место Голи­цына занял первенствую­щий тогда член Св. Сино­да митр. Новгородский и Санкт-Петербургский Се­рафим (Глаголевский). Все действия митрополита с этого времени были направлены на развал биб­лейского движения и пре­кращение проекта русско­го перевода Библии. Гото­вый к распространению десятитысячный тираж Восьмикнижия так и не увидел света. В конце 1825 г. его экземпляры были сожжены на кирпичном заводе Александро-Невской лавры. Этим завершилась работа РБО по переводу и изданию русской Библии. Неожиданное для себя назначение на пост министра Шишков, похоже, воспринял как призыв стать спасителем Отечества от заговора революционеров, неизменной частью которого для него была деятельность РБО, воспринимаемая им не иначе, как подрыв православной веры и, соответственно, устоев госу­дарственного строя.

 Деятельность РБО по русскому пере­воду и изданию Свящ. Писания стала прямо представляться важнейшей частью протестантского заговора против Правос­лавной Церкви. Шишков подкреплял этот тезис тем, что таким образом «уничтожался тот язык, на котором в церквах производится служба и читается Евангелие». Что вы ни ска­жете в опровержение, вам представят в доказательство список с какого-нибудь английского или немецкого или французского листка какого-нибудь писателя, который говорит, что самый надёжный способ распространить реформацию есть раздача Библии». Шишков обра­щается к Аракчееву о продолжающихся и ныне покушениях и стараниях продолжать собрания Библейских Обществ и рас­пространять не переводы, а, так сказать, перекладку Свящ. Пи­саний с высокого и важного языка на простонародное наречие: два сильнейшие орудия революционных замыслов». «Перево­ды Свящ. Писания с высокого языка (называемого Славенским) на простой, в общежитии употребляемый язык (называе­мый Русским), под предлогом лучшего разумения церковных книг придуманы для уменьшения их важности и поколебания Веры»; «Чтение Свящ. книг состоит в том, чтобы истребить Правоверие, возмутить отечество и произвесть в нём междо­усобия и бунты <...> Переводы Свящ. Писаний на простое на­речие и распространение их в неимоверном количестве экземп­ляров есть также одно из средств, придуманное в Библейских Обществах к поколебанию Веры». Перевод Свящ. Писания непременно, согласно Шишкову, должен привести и к переходу церковного богослужения на русский язык, о чём нельзя и «по­думать без ужаса» (Тихомиров Б.А.). Пс.9:16 – «Обрушились народы в яму, которую выкопали; в сети, которую скрыли они, запуталась нога их». Иер.13:16 – «Воздайте славу Господу Богу вашему, доколе Он ещё не навёл темноты, и доколе еще ноги ваши не спотыкаются на горах мрака: тогда вы будете ожидать света, а Он обратит его в тень смерти и сделает тьмою».

 

 Когда у нас беда над головой, То рады мы тому молиться,

 Кто вздумает за нас вступиться; Но только с плеч беда долой,

 То избавителю от нас же часто худо: Все взапуски его пенять,

 И если он у нас не виноват, Так это чудо!

 

 Старик Крестьянин с Батраком Шёл под вечер леском

 Домой, в деревню, с сенокосу,

 И повстречали вдруг медведя носом к носу.

 Крестьянин ахнуть не успел, Как на него медведь насел.

       Подмял Крестьянина, ворочает, ломает,

       И, где б его почать, лишь место выбирает:

       Конец приходит старику.

       «Степанушка, родной, не выдай, милой!» -

       Из-под медведя он взмолился Батраку.

 Вот новый Геркулес, со всей собравшись силой.

 Что только было в нём, Отнёс полчерепа медведю топором

 И брюхо проколол ему железной вилой.

       Медведь взревел и замертво упал: Медведь мой издыхает.

       Прошла беда; Крестьянин встал, И он же Батрака ругает.

 Опешил бедный мой Степан. «Помилуй, - говорит, – за что?»

– «За что, болван! Чему обрадовался сдуру?

 Знай колет: всю испортил шкуру!»               Крылов. 1815