Вопрос 3876:
27 т. Когда сектанты сидели в тюрьме, то разрешали и ли им свидания? И когда в
ссылках на поселении были, то можно ли было в любой день к ним приехать своим
братьям?
Ответ:
Свидания разрешают, только если нет нарушений режима. А состряпать
нарушений, которых не было, могут сколько угодно. И тогда вообще нет ни с кем
свиданий. Обычно, когда арестован, то спрашивает следователь, кто будет
приходить на свидание. Записывают человека два. Это обычно жена и ребёнок или
мать. А на поселении - там проще. Вот небольшой отрывок, как было у баптиста
Бойко: (С магнитофонной записи).
«Братьям из Ташкента
(одного звать Саша, а другого Соломон, один кавказский человек, а другой
русский) пришло на сердце, что, мол, мы обязаны посетить братьев, которые
дальше всех сидят и больше всех сидят. И, говорят, решили начать с Вас. А это
Хабаровский край, туда только самолётом можно добраться, никаких дорог туда
нет. И причём по пропуску. Братья ташкентские взяли карту и сказали: «Братья,
куда вы поедете? Без пропуска вы не проедете». А они нашли на карте, что возле
Аяна, где я отбывал, есть посёлок Мелькан. И они говорят: «Мы проедем в
Мелькан, а от него до Аяна пройдём 120 километров пешком». Братья говорят (это
они рассказывают), что там глухая тайга, не такая, как в Сибири, а целина, как
говорят. Там есть, говорят, места, что вообще не пройдёшь. Во-вторых, всё
изрезано реками и болотами, и ещё сопка на сопке. Они: «Нет, мы поедем».
Приезжают в Хабаровск. Хабаровчане-братья говорят им: «Братья, что вы задумали,
до Бойко вы не доберётесь,
потому что идти 120 километров. Причём полно зверей. Там и медведи, там всякие
звери есть. Что вы думаете?». Они: «Нет, мы поедем. Мы знаем, что увидимся с Бойко, мы уверены». И решили поехать. Приехали в
Николаевск-на-Амуре, а там ещё сестра наша, она там работала у американцев, они
занимались рыбным промыслом, и она говорит: «Братья, я несколько лет там
работала, вы туда никак не пройдёте, там нет ни дорожек, ни стёжек, ничего.
Только самолётом». Но они её не послушали и решили пробираться. Взяли билет на
Мелькан, прилетели, спрашивают жителей: «Как нам пробраться в Аян?» А люди
местные говорят: «Никак вы не проберётесь, только самолётом». А на самолёт надо
пропуск. А они говорят: «Нет, вы нам покажите направление». Ну и им показали. И
они определили по небу, где восток, где запад. Ну, и решили идти. Они взяли с
собой в рюкзаках в основном литературу, нож, спички, хлеба. И они решили
питаться подножным кормом, а это было в августе. Прошли сутки. Один за костром
следит, другой спит, потом менялись. Идём второй день, говорят, и вдруг, как
из-под земли два пограничника: «Стой, куда идёте?» Они говорят: «Мы идём в
Аян». «А ну, давайте документы». Они говорят: «Шпионы». «Какие шпионы? Мы из
Ташкента». «Нет, вы шпионы». Привезли их на заставу, их объявили шпионами. Тут
вызвали начальство, смотрят документы. И их оставили в заставе. И они говорят:
«Николай…, мы не видели такой жажды на свободе, как у этих людей, у солдат,
офицеров, которые были там, страшно жаждали, мы им стали свидетельствовать о Вас,
что Вы сидите в лагере на ссылке за убеждения, а мы верующие. И давай им
свидетельствовать о Христе. А потом им стали раздавать литературу». Говорит,
что всё раздали. И берут из заставы и всё просят: «Дайте нам», «дайте нам». У
нас уже нет. Мы такой жажды не видели нигде на свободе. А потом приходит
начальство и говорит: «Так, пошли с нами». Забрали их, подводят, где их штаб,
сажают их на вездеход и на вездеходе их везут по болотам, по
чаще, и прямо привезли к нам в Аян. Вот, что Господь делает, какое чудо!
И вот мы с ними беседуем, а потом начальник
говорит: «Так, вы оставайтесь», - а сами вышли. Ну, они видят, что у нас ничего
секретного нет, нам довелось поговорить один на один. Ну, и братья
рассказывают. Потом нас вывели на улицу, а там масса людей стоит, потому что за
ночь, когда их поймали, из заставы позвонили прямо в Хабаровск, и в Хабаровске
подняли шум, что о Бойко идёт
какая-то разведка, а сзади идёт какой-то отряд, хотят Бойко освободить,
выкрасть. КГБ не спало, милиция не спала, всю ночь дежурили. И когда позвонили
спросить, что же это за люди, ведь полно медведей здесь. А Соломон говорит:
«Слушай, начальник, мы люди верующие, мы помолились, и мы знали, что нас
медведи не тронут». «А что, медведи разбираются, где верующие, где не
верующие?» «Разбираются. Лучше, чем люди». «Вы знаете, – я говорю, – в Библии
написано, что когда Даниила кинули в ров с голодными львами, и львы его не
тронули, потому что животные, действительно, лучше разбираются в Боге, чем мы,
люди! Потом пришла машина, начальник и говорит: «Так, можете прощаться». Мы
помолились, попрощались. А их посадили в милицейскую машину, а я думаю: куда же
их повезут? Прихожу домой в барак, и я вам скажу, что от радости я очень плакал,
потому что я за эти годы, а это уже восемь лет, я не видел братьев. И, конечно,
братья даже рискнули жизнью своей. Прихожу, думаю, что надо написать в Ташкент
братьям, что то, что они задумали, всё-таки
осуществилось. А фамилии их не знаю. Я обратно назад иду в милицию, стучу в
кабинет, а мне говорят: «Да, да, войдите». Я как глянул – полный кабинет, вся
милиция, райисполком, КГБ, прокуратура. Я говорю: «Начальник, Вы извините, я
хочу написать письмо в Ташкент, а я не знаю их фамилии». А он говорит: «Вот
видите, братья, а не знает их фамилии. А обнимаются, плачут, целуются». Я
говорю: «Потому что это братья наши. Мы христиане, у нас не обязательно знать,
как кого звать». «И у вас много таких братьев?» «В любом государстве есть». А
председатель райисполкома говорит: «Бойко, я Вас прошу, ведь Вы знаете, сколько
здесь медведей». Я говорю: «Знаю». «Так вот, если кто-то захочет к Вам
приехать, вы напишите им, чтобы они написали нам заявление, мы вышлем им
пропуск, только чтобы не рисковали идти по глухой тайге. Во-первых, они не
дойдут. Сюда же ещё не проходил никто. Вы знаете, что декабристы того не
сделали, что ваши братья сделали». Я говорю: «Значит, это наша любовь друг к
другу». Начальник дал мне их фамилии, и я написал письмо в Ташкент. Я
переживал, потому что за нарушение границы срок – два года лагеря законно
дадут. Ну, я думаю, мало ли что, куда их забрали. Я молился за них. Сестра
пишет письмо: «Дядя Коля, не переживайте, они уже были в Пушково, собираются
домой». Саша прислал мне письмо: «Дядя Коля, не надо было переживать, нас из
Аяна везли, как сынов Царя царей – двоих на самолёте! И вот таким путём Бог
чудеса делает во дни нашей жизни. И ещё будет много
чудес, только надо нам быть стойкими, непоколебимыми и непобедимыми. Может,
вопросы есть у кого?
Голос из зала: «Может, у
Вас ноги устали уже?» «Я привык, братья. Я был в Эстонии недавно. По три
собрания в день было. Утром четыре часа, в обед четыре и вечером четыре. Так
что я привык. Знаете, когда Адам мой (плоть) привык к трудностям, то он
уже не пищит. Он смиряется, смиряется. Давайте, братья и сёстры, поблагодарим
Господа, если больше нет вопросов. И будем просить, чтобы Господь дал нам жажды
читать Слово Божие, и умножим веру в сердцах и душах наших – Божию, которая
могла бы проводить нас вперёд. Аминь». Пр.25:25 – «Что холодная
вода для истомленной жаждой души, то добрая весть из дальней страны». Ис.52:7
– «Как прекрасны на горах ноги благовестника, возвещающего мир,
благовествующего радость, проповедующего спасение, говорящего Сиону: «воцарился
Бог твой!»»
Выхожу один я на
дорогу;
Сквозь туман кремнистый
путь блестит;
Ночь тиха. Пустыня внемлет
Богу,
И звезда с
звездою говорит.
В небесах торжественно и чудно!
Спит земля в сияньи голубом...
Что же мне так больно и так трудно?
Жду ль чего? жалею ли о чём?
Уж не жду от жизни ничего
я,
И не жаль мне прошлого
ничуть;
Я ищу свободы и покоя!
Я б хотел забыться и
заснуть!
Но не тем холодным сном могилы...
Я б желал навеки так заснуть,
Чтоб в груди дремали жизни силы,
Чтоб дыша вздымалась тихо грудь;
Чтоб всю ночь, весь день
мой слух лелея,
Про любовь мне сладкий
голос пел,
Надо мной чтоб вечно
зеленея
Тёмный дуб склонялся и шумел. 1841. М.Лермонтов