Вопрос 823: « т. Есть ли в поэме М.Ю. Лермонтова «Демон» реалистическое начало?

Ответ: Какой бы фильм сегодня ни показывали, даже самый хороший, на библейский сюжет, как «Иуда бен Гур», «Камо грядеши», «Иосиф» и исторические, военные, даже боевики, и нигде не обходится без какого-то сюжета отношений между мужчиной и женщиной: любовь, трагедия, ревность, измена. Так точно и Лермонтов, вторгшийся в невидимый мир, начал философствовать на свою погибель. Кол.2:18 – «Никто да не обольщает вас самовольным смиренномудрием и служением Ангелов, вторгаясь в то, чего не видел, безрассудно надмеваясь плотским своим умом». Откуда бы ему знать о влечении бесплотного духа к женщине? Быт.6:2 – «Тогда сыны Божии увидели дочерей человеческих, что они красивы, и брали их себе в жены, какую кто избрал».

Не знаю, насколько это верно, но будто бы Лермонтов переделывал эту поэму до девяти раз, и, наконец, остановился на этом самом прескверном варианте и получил пулю в лоб. Никогда нельзя касаться запредельного – за пределами известного в Библии. Ничего, ни буковки нет реалистического в этой поэме. У Лермонтова, как и у всякого недуховного поэта наступает духовная импотенция (Есенин, Маяковский, Блок и другие). Они не знают о чем писать, у них нет темы. Сегодня постоянно выпускаются книжечки стихов различных авторов. О чем они? Три-четыре строчки, два-три куплета – ни о чем, и пустая страница с финтифлюшками. И почитайте стихи С.Я. Надсона или Григория Нарекаци; прекрасно, с глубоким смыслом, хотя и не всегда верно писали Твардовский и Расул Гамзатов. И если, будучи маловерующими, они так многое сумели «выжать» своим талантом из привычного и известного прочим, то что бы написали они, если бы Библия была для них источником вдохновения и молитвы?

В этой поэме Лермонтова мне нравится, как он выразил печаль падшего ангела, когда тот вспоминает о том, что он потерял, откуда он низвергнут. Как он, стоя за стеной кельи Тамары, слышит пение бывшего своего товарища Ангела, с которым они когда-то пели эту песнь в небесах.

Из глаз его слеза тяжелая катится,

И ныне возле кельи той,

Насквозь прожженный виден камень,

Слезою жаркою как пламень,

Нечеловеческой слезой.