Вопрос 3084: 16 т. Какие главные  причины, что о.Александр Желтухин уезжает из Потеряевки?

Ответ: Живущим в Потеряевке намного виднее в этом вопросе и потому сошлюсь на их мнение. О.Александр не хочет физически работать – поповская всемирная, вселенская болезнь. У нас платится десятина. Он, очевидно, думал, что на это только и будет жить, как священник. Но дело в том, что о.Иоаким просто так не расстаётся с десятиной, ибо он на неё ремонтирует школу, храм и в городе помогает по храму. Не желая работать, о.Александр, получив помощь, не стал разводить хозяйство, но, никому ни слова не сказав, порезал стельных телушек; уже полученных овец не стриг и вернул, сена не готовил вдосталь, картошка невыкопанная уходит под снег. Это страшно всех шокировало – о таком отношении к делу даже и не слыхали до того. Тракторёнок  купленный разобрал, так детали и валяются по двору. Видимо, он решил сделать трёхходовую партию: видя, что мы за русский язык на богослужении, он пошёл дальше - чтобы всё богослужение вести только на русском. А это чревато смертельной опасностью для общины – найдёте в ответах, указанных здесь – т.т. 9-15. Мы ввели о.Александра  в общину, выказали доверие к нему и он этим решил авантюрно воспользоваться, когда в деревне не было ни меня, ни батюшки. Но сделать он этого никак не мог, пока все едины. Он стал вести бешенную агитацию за реформирование богослужения – алтарь на средину, возгласы по-русски, крестить может каждый – тут его занесло на глубину дурнины. Стал плакать навзрыд, что его Бог посетил и он уверовал вдруг, а до этого был неверующий. И хорошо бы, если бы в Потеряевке вести одно богослужение на русском, а другое тут же вслед за первой литургией и на церковно-славянском. А дальше – исповедываться бы у того батюшки и у другого священника, в зависимости от того, на чьём богослужении был – а значит и десятина тому, кто трудится – исповедует. И это возможно было бы, если бы он был тружеником. Но тут настолько явно выперло желание иметь, ничего не отдавая, что даже у слушавших его, как Игорь Глушков, глаза открылись. О.Александр  сразу же метнулся ко мне в Барнаул, чтобы найти защиту.  Я же побеседовал, разложил ему по полочкам всю его авантюру и он согласился, что его занесло, и что это всё происки дьявола. Он и ездил в своё Сарафаново на Урал, может, единственно, чтобы забрать у братьев десятину, и закрепляет своё право на неё тем, что ведёт там наездами богослужение. Братья были здесь на исповеди и хотели даже отдавать бы здесь десятину, но батюшка наш не согласился брать её у них. Домочадцы о.Александра не раз говорили, что им там, дома, садили в огороде и убирали. А у нас тут не так, но каждый сам должен горбиться. О.Александра все спрашивают, с чего ради и по какой причине он снова срывается и уезжает. Он отвечал не менее, как пяти человекам, и всем по-разному – лжёт беспросветно. А причина, вероятно, только одна, но сказать истинную причину стыдно, потому и без зазрения совести говорит любую, которую тут же и опровергает сам. Чего бы проще сказать: «Работайте на меня. Кормите меня и мою семью!»

  Мы ту первую беседу с ним в присутствии братьев, продолжавшуюся около двух часов, записали всю на магнитофон. А потом ещё одну – вторую. И эту вторую, последнюю беседу (в сокращённом виде) я и хочу вам представить на рассмотрение. Она состоялась 29 октября 2005 г. на ул.Ползунова, 6а в Барнауле. Попытка ещё сократить её не получилась.

О наших отношениях было сказано в книгах: («открытым оком» т.9. вопрос 2213; 10т. – 2341; 12 т. – 2745; 15т. – 2955).

И.Л: «Отец Александр, вы согласны побеседовать?» «Да».

И.Л: «Дело в том, что эта беседа сама просилась. Скажите цель Вашей поездки сюда к нам из Потеряевки в Барнаул. Вот Вы приехали 29 октября 2005 года, в субботу. Некоторые не работают, сегодня у нас будет богослужение. Цель вашего приезда?»

О.Ал.: «Моя? Повидаться с братьями и ехать дальше на Урал».

И.Л.: «С братьями вы уже повидались – вот они перед вами сидят. Смысл вашей поездки на Урал?»

О.Ал.: «Богослужения там провести и встреча с родителями,  с родственниками».

И.Л.: «Вы последний раз с этими родственниками когда встречались?» «Когда? Весной, на Пасху. Да и они хотели».

И.Л.: «Хотели! Много чего мы хотели, но не всё получается. Я хотел бы, может быть, чтобы у меня «BMV» была –  машина, но у меня только ржавый велосипед. «Там ведь не только они, Игнатий Тихонович, там ещё люди есть». «С тех пор, как Вы, о.Александр, приехали сюда, сколько раз за это время на Урал ездили?» «Два-то раза ездил». «Сколько стоит поездка туда и сюда?» «Две тысячи». «Две тысячи. Два раза съездили – четыре; ещё раз поедете – шесть тысяч. На шесть тысяч кое-что можно купить. У вас семь ребятишек, никто ещё не работает. Жена не работает. Бабушка не работает». «Бабушка получает пенсию, жена работает». «Бабушке сколько лет?» «Ей семьдесят восемь». «Да какой же бабка работник?» «Я имею в виду, что по хозяйству помогает». «По хозяйству только, а прибытка-то она вам не даёт». «Пенсию-то она получает!»

И.Л.: «Ну что пенсия? Она себе получает, не для тебя она получает. Ты главный кормилец семьи должен быть. У меня нет такой семьи, но я даже на Пасху и Рождество в Потеряевку не езжу, и одна из причин – экономия денег. У меня денег нет. Я тоже пенсию получаю, самую маленькую – теперь 1.300 рублей. А если бы больше получал, даже 100 тысяч, и то бы не поехал. Сначала высчитал бы: а стоит ли того, да зачем я поеду – обойдутся ли без меня? Да я и здесь нужен на Пасху; на Рождество тут богослужение ведём, когда батюшки здесь нет. Лично я считаю, что поездка  нецелесообразна и не полезна, а в некотором смысле даже вредна – вредна для твоей души. В пути человек сосредоточиться по-настоящему не может, он сорван со своего места. Дальше – повышенная опасность на дорогах. Если взять процент погибших людей на дорогах и процент сидящих дома и погибших, то разница большая. Да что там говорить! Или ты мотаешься, когда тебе навстречу несутся машины, или я сижу здесь, с двух сторон у меня кровати, да во дворе дом ещё. Чтобы я здесь погиб, нужно метеориту упасть или какому-нибудь «Боингу»; да рассчитать-то трудно, легче в небоскреб попасть, чем в мою хижину. Вот поэтому отцу Александру я бы не советовал ехать к вам на Урал, но он меня никогда не спрашивает, ехать или не ехать. Никогда не советуется ни по одному делу. Я спрашиваю: «Отец Александр, почему вы ни разу не посоветовались с отцом Иоакимом, ехать или не ехать?» «Я спрашиваю его». «Как спрашиваете? Вы спросили его: ехать или не ехать? А он сказал бы: «Не ехать», то Вы послушались бы?» «Нет, наверное».

И.Л.: «Какой же тогда совет? Это лукавство!» «Нет, я с ним не советуюсь, а я его предупреждаю. Я говорю, что я еду. Так вот я сейчас поехал, и к нему пришёл и сказал: «Батюшка, я еду».  «А что это ему даёт? Это не совет, а написано: «Без совета дело расстроится». «Батюшка едет, он тоже ни с кем не советуется. Мы только узнали, когда он уже обратно едет, оказывается, он уехал куда-то далеко, а мы помолиться даже  не могли, я говорю: «Ну ты, батюшка, чё, тайна что ли  какая или чё?» «Это поповская зараза – тут у вас с ним почти одинаково, он ни разу и со мной не советовался, ехать или нет. За десять лет,  думаю, не меньше, раз 20 он был только в Новосибирске. У него положение-то не лучше твоего с поездками. Куда он едет, для чего? Он только уведомляет. Ни разу, чтобы  вот так сесть, посоветоваться, решить: ехать – не ехать? Я прежде чем ехать, расчерчиваю лист и смотрю плюсы и минусы: если поеду – выигрыш такой-то, если не поеду – проигрыш такой-то. Успокоился, бумажку в печку и сижу дома. Вы православный священник?» «Ну, конечно».  «И отец Иоаким – православный священник, и вы могли бы по каждому делу держать совет, а ведь этого-то нет. И это не случайно. Почему? Духовной близости нет. Я задам вам, братья, вопрос, вы все здесь свои: «Когда-нибудь, с того момента, как отец Александр приехал сюда, я вам что-нибудь про него говорил, чтобы как бы подорвать его авторитет? Говорил ли, что у него тут неладно, какие-то у нас неурядицы, что-то не так, что мы ошиблись в нём, он оказался совсем не тот? Что-нибудь говорил ли, скажи, Андрей». «Нет». «А тебе, Володя?» «Нет». «Вы отцу Александру доверяете в духовном плане, когда он говорит, беседует с вами?

Три брата с Урала: «Да». И.Л:  «Отец Александр, Вы согласны побеседовать?» «Да». «Отец Александр, слышал, что про тебя я с ними ни разу не говорил. О чём мы говорили тогда, записывали на магнитофон твоё положение, о том, что в Потеряевке случилось, когда мы очень сильно разошлись, и даже о том  с ними я не разговаривал ни разу. Так, Володя?» «Так». «Андрей, так?» «Да». «А сам ты думал ли, что я с ними разговаривал на эту тему без вас?» «Нет. Да у меня вообще даже, я и не боюсь этого разговора». «Тебе всё равно?» «Было открыто всё, не то что тайна какая-то». «А я из этого тайну делал, чтобы они не подумали, что между нами какое-то разномыслие».  «Потому что я просил прощения». «Я к тому, чтобы наши отношения были чистые, то есть нигде ни одного слова». «Спасибо, Игнатий Тихонович». «Вы свидетели, я вам ни по телефону не говорил и не писал?» «Нет!» (Андрей Смирнягин)». «Нет» (Володя Писчиков).

И.Л.: «Вы слышали, о.Александр? Чтобы потом меня в этом не упрекнули. Сейчас же я начинаю говорить уже обо всём открыто. Когда отец Александр приехал, то мы считали его приезд к нам, как ответ на молитву. Мы просили Господа, чтобы у нас был священник, близкий к народу, чтобы он был не против русского языка и то, что это у нас уже введено, он это всё примет. И он всё это принял. Но в прошлом году у нас тут было событие, и вы кое-что уже знаете, как это было. Самое, можно сказать, настораживающее ныне – поездки о.Александра. Я буду сейчас спрашивать, и только коротко отвечайте, если желаете, но Писание говорит, что требующему у вас отчёта в вашем уповании дать ответ (1Пет.3:15 ). Это обязанность. Итак, почему Вы вчера не были на занятиях в университете, когда сюда приехали?» «С Кириллом Устиновым был занят. Мы часа полтора выстояли в ГАИ, ожидая начальника, и потом ещё где-то… ну, часа два с половиной наверное».  «Во сколько вы закончили там?» «Наверное, где-то уже около шести, полшестого».  «В полшестого вы были свободны?» «Да».

И.Л.: «Занятия же у нас в университете с шести. Вы без опоздания могли бы успеть». «Я не знаю даже, где они проходят, Игнатий Тихонович».  «Почему не узнали?» «Вы говорили адрес, да я ориентируюсь очень плохо в городе».  «В каждой книге нашей есть адрес занятий. Но Вы ни разу на занятиях за полтора года так и не были?» «Нет, к сожалению». «Сколько прошло времени, как мы  с вами знакомы, как первый раз встретились, когда ещё не переехали?» «Я не попадал в такие дни, чтобы сходить на занятия,  у меня было желание». «Я вопрос задаю: сколько раз были в Барнауле со дня знакомства? С десяток раз были?» «Ну да». «Вот представьте, эти братья трое приехали к нам с Урала точно в тот день, когда у нас здесь занятия. Почему? Да они заранее писали и спрашивали: «Приедем мы в четверг, чтобы в пятницу быть на занятиях». У них желание было,  и они его удовлетворили. Было у Вас такое же желание?» «Было».  «Но не удовлетворили?» «Нет». «И даже вчера не удовлетворили. Если бы Вы имели желание такой же встречи, как имеете желание быть в других местах, где Вы встречаетесь, хотя они за сотни километров от нас, да неужели бы за столько лет Вы ни разу у нас на занятиях не побывали бы при искреннем желании побывать? Это говорит, что Вы их ни во что ставите, они для Вас что есть, что нет». «Нет, это не так».  «Но дела показывают, что это именно так. Даже когда епископ Евтихий приехал, он пришёл в университет…  Вы дела свои сделали, освободились, а занятия ещё не начались. Вы же заранее не обеспокоились о том, что у Вас адреса нет, и не расспросили нас. Почему? В голове у Вас составлен был другой маршрут, у Вас не было этого в программе Вашего путешествия, чтобы быть на занятиях, а иначе бы Вы десятки раз расспросили. Ты понимаешь так?» «Ну, точно так».

 И.Л.: «Точно так? Да если бы ты жаждал! Я жаждал, когда приехал в Америку,  встретиться с тамошними баптистами. Православные же там никогда не были у баптистов, а я добился встречи, и меня повезли за 300 километров к баптистам – и встреча была. И повёз не кто-то, а сам епископ Иларион. У меня желание было, и я это желание выполнил. У меня было желание с их молодежью встретиться. Я упросил собрать в Лос-Анжелесе и молодёжь была собрана. У меня желание было встретиться с отцом Александром Милеантом, а те, у кого я остановился (Орловы), с ним во вражде, близко не могут подойти. Дочь их меня к нему завезла, но руководители синодальные меня буквально истоптали за это ногами. А Милеант меня провёл везде: показал, где издают брошюрки, которые мы от них получали. У меня было желание в конце земного шара его найти. Вы же рядом были здесь, в нашем доме вчера. Мы на занятия вчера пешком пошли, а Вы на машине не могли доехать. И Вы даже не чувствуете…» (о.Александр перебивает). «Я попросил прощения, прошу прощения».

И.Л.: «Ваша душа голодная. Я прощаю Вас, но голодная-то Ваша душа. Вы не видели и не слышали ничего, а братья эти приехали с целью научиться. Братья с Урала предупредили о приезде и нас спрашивают каждый день: «какая программа сегодня?» Мы показываем, что идём в город на проповедь, потом будет богослужение, собрание – а Вам всё это опыт. После этого – занятия, потом по городу идут с благовестием по квартирам. Сегодня у драмтеатра  будут торговать книгами… Вы увидите – это наработка большая. А Вы не спросили ни о чём и ни разу за всё время. Мне 66 лет, 43 года  я не в углу сижу, и мне Ваше состояние очень даже понятно, почему Вы устраняетесь от занятий в Потеряевке. Вы активный человек, но здесь у вас на нуле стоит. И благо, ещё не враждуете против этого. Я молюсь всё время о вас, отец Александр, ибо наши души ещё в телах. Но Вы ни разу не побывали и у драмтеатра. Вы в субботу в Барнауле не раз были. Занятий в этот день нет, но Вы и в субботу не поинтересовались. По городу ходили с нами?» «Нет».  «По квартирам с приглашением на занятия не ходил? Наша деятельность тебе не нужна. А ведь приобретаем мы здесь. Во-первых, нарабатываем опыт, и мы показываем величие православной веры перед всеми сектантами. Сами подумайте, Вы рядом, приезжаете вместе с ними и отстаёте от этой группы своей. Вы старший руководитель, Вы  даёте какой им пример?» «Ну, я отстал не по своей вине, Игнатий Тихонович». «По Вашей. Вы почему не спросили, где идут занятия? Столько визиточек у меня – тысяча в кармане, у него – две тысячи. Почему не расспросили, как в университет проехать?» «Думал, раньше освобожусь, а там какое-то искушение».  

И.Л.:  «То есть вы освободились, нужно было пойти на занятия и оказалось, что не вооружен, не знает маршрута, то есть у Вас цели не было. Столько рядом быть, в каждой книге наш адрес и даже не поинтересовались. Да Вы бы адрес наизусть заучили. Люди мира сего звонят, один раз скажешь – и уже придут. Я даже и не знал, что Вы не знаете. Как это можно было не знать?  За все эти годы Вы даже не поинтересовались, где мы собираемся. Сказал бы: «Я не могу, ребята, с вами пойти, дайте мне визиточку, когда смогу, приеду, чтобы сюда не заезжать, а сразу туда». А ведь этого не было.  Пренебрежение. И никак по-другому нельзя рассматривать».

О.Ал.: «А зачем тогда рассказываете всё?»

И.Л.: «Я вам показываю, что в данном случае он для Вас (ребятам с Урала) не руководитель.  Говорю от великой скорби, печали… Думаю, что Вам нужно пересмотреть программу своей жизни, отец  Александр. Вы приехали сюда, Вы приняты, а душой не соединились. Скажите, за это время самые близкие отношения в Потеряевке с кем у Вас?» «У меня с Игорем Глушковым.  У меня со всеми очень хорошие отношения». «Я не этот вопрос задал. Близкие, духовные?  Вы человек не буйный». «У меня с Мишей хорошие отношения, с Игорем Барабашом хорошие отношения». «Миша – мирской человек. Совершенно мирской человек». «С Любой у меня очень хорошие отношения, с Андреем». «С кем из них ты беседовал, приглашал к себе, беседовали на духовные темы?» «Я сейчас никого вообще никуда не приглашаю, я сижу дома и всё. Мы с Вами как договорились, я стараюсь». «Но и до этого не было. Чтобы понятно было, о чём я говорю, поясню, что друг – это второй «я». Вот у меня брат Игорь Дыбунов, мы, как одна душа. Игорь, так?»  Дыбунов: «Да».

И.Л.: «Нас ничто не разделяет, мы с полслова понимаем друг друга. Что нужно, я ему звоню через стенку: «Мне нужен совет, брат, приходи сюда». Мы сразу помолились и начинаем беседовать. Он рядом не потому, что через стенку, а мы душою слепились с ним, хотя не всё ладно было вначале, когда он приехал. Он подобрал все дела мои, и в тюрьму ходит только он». «Жизнь наша, в Потеряевке, и ваша, городская – разные вещи, так нечестно сравнивать. Здесь ничего нет. У вас есть и ходить куда, а у нас куда? Идёшь, брату кивнёшь только». «Ваше отношение к литургии». «Положительное». «Какое место в вашей жизни занимает литургия?»  «Литургия – это наравне с проповедью, я считаю». «Когда батюшки не было, прошлый раз, когда между нами ещё ничего не было, Вы сколько раз литургию совершали?» «Не знаю, не считал». «Так вот, если было десять или пятнадцать богослужений…». «Больше, больше, наверное». «А литургию совершили только, кажется, один или два раза».

И.Л:. «Вам кто вчера звонил?» «Отец Александр Лузин из Красноярска звонил, я ещё ребятам сказал». «Ваши отношения с ним какие?» «Хорошие». «Близкие отношения? Но  они у Вас более откровенные, близкие, чем со мной?» «Я с ним знаком десять лет». «Чего он от Вас хотел?» «Он приглашал меня приехать к себе в Красноярск». «До Красноярска сколько?» «Ну я не поеду туда, конечно». «А зачем он приглашал?» «Он предлагает мне учиться там. Учиться не там, а есть там какой-то университет богословский, но он организовал, как православный священник, с его слов я говорю, бывший даже, по-моему, из баптистов, где-то он там в Европе живёт, и он сам организовал Интернет. Такое какое-то учебное заведение и приглашает, то есть там не надо никаких этих, просто учиться, информацию какую-то высылает и, по-моему, как я понял, приезжает он в Красноярск. И отец Александр говорит: неплохо было бы, если бы я увиделся с ним». «Это что? Семинария, или только по Интернету?» «Нет, именно надо зарегистрироваться, не просто сам что-то, всё оформлено у него, как я понял». «Так почему тогда не в семинарию здесь?» «Я в семинарии учился». «Я слышал по телефону несколько слов его вчера – это голос ведущего, у которого здесь вассал, подчинённый,  который абсолютно точно выполнит всё, что он ему скажут. Это всё в интонации голоса.  Вы сейчас слышите, что он говорил? Я встречался с Лузиным один раз. Ему всё противно, он нам – враг, и он этого не скрывает. Он, как Змей Горыныч, готов всё проглотить, что наше есть. А у Вас с ним близкие отношения. Птицы же слетаются к подобным себе. Вы к нему рвётесь. Сколько раз с ним встречались, как к нам приехали?» «Два раза – точно». «Два раза. Оставляет здесь богослужения отец Александр, наши встречи, воскресные собеседования, проповеди. И семья у него – добрый десяток человек, а он всё бросает, и в Новосибирск несётся, тратит деньги… на что? На встречу с человеком, который враждебен нам. Он враждебен нам. Ему ни наши книги не нужны, ни занятия. Он как-то сюда приехал, так вот сел, как у вас примерно, Старчиков сидит, голову на парту положил, руками закрылся. И он головы не поднял – ему всё наше противно. Это совершенно чужой человек, и у Вас с ним такие близкие отношения, что Вы бросаете всё, бросаете общину и едете туда. Меня страшно это волнует. Как это так? Вы не с нами! Вы с ним! А как понимать по-другому? Вот я сейчас всё брошу, а ко мне люди придут, меня же не будет здесь, а пойду к баптистам, никого не предупредив. Вы ни разу, ни единожды со мной не посоветовались. Почему? Мне неудобно говорить, что иди, со мной советуйся, но само по себе это говорит о чём-то, что ты не со мной. Вот книги «…открытым оком» двенадцать томов – сколько книг от корки до корки прочитал?» «Семь. Восьмой начал». «А что взял из них для себя?» «Их всё время надо читать. Они в сердце откладываются». «С чем не согласен?» «Со всем согласен, противления нет».

И.Л.: «У меня несколько вопросов, и побеседовать в присутствии братьев. Вот Вы думали, что отец Александр Лузин Вам ближе, чем мы?» «Нет, не думал». «Так тебе как кажется, брат?»

Игорь Дыбунов: «Да, конечно, ближе, даже разговора нет».

И.Л.: «Всех оставить, общину оставляет, притом не один раз, а в воскресное богослужение и поехал туда, это, считай, 700 километров туда-сюда мотаться». О.Ал.: «Уехал я уже  к вечеру, переночевал там и приехал на другой день». И.Л.: «Зачем? Ни занятия, ни община, ни семья  Вам не нужны. Вы там привязаны, как заколдованный. И когда он вчера с тобой говорил таким тоном, как будто над тобой колдун какой-то стоит и спрашивает». «Он насторожённый так. Вы ведь знаете, ваши отношения, он лично к Вам как-то не расположен». «Да не ко мне лично, он к делу Божию совершенно чужой человек. Призовите его сюда однажды, добейтесь, чтобы он приехал». «Я его приглашал, батюшка его приглашал». «Он приехал?» «Нет».

И.Л: «Он понимает, что здесь он будет разоблачён.  Он совершенно чужой человек, и в Вас внутренний ваш дух не подсказывает этого. Вы близкие с ним. Я не могу так просто не думать об этом, потому что Вы – священник, у которого впереди много ещё чего будет. Представьте, что у нас нет сегодня батюшки – отца Иоакима. Вы такой план ставили в голове, что если отца Иоакима не будет, как дальше у нас в общине пойдёт?» «Как Бог даст».

И.Л: «Ваша роль, статус Ваш меняется?»  «Если я доживу и Бог благословит меня». «Вот я и думаю: «Меня не будет здесь», и я оставил завещание на дом; в университете меня не будет – я уже заранее всё везде распределил,  в лагере кто будет начальником, как, кому я передаю документы, делаю копии… Ну мы-то думали, что Вы там священник один, а нам священник нужен. Отец Иоаким  погибает, умирает, или сбили самолёт, если полетит в Америку… Ваш статус какой будет?» «Как епископ благословит, служить буду». «Епископ благословит Вас быть священником. Но близки ли Вы народу? Но я ещё остаюсь живой. Какова моя реакция будет на то, что Вы близки Лузину, а не близки нам? Как я на это смотреть буду, как Вы думаете?» «Отрицательно, с Вашим мнением». «И отсюда Вы можете сделать вывод, что священником у нас Вы не будете, – прямо и сразу скажу Вам о том». «Ну нет, значит просто мирянином жить буду, ну и что? Мне куда деваться?»

И.Л.: «Но Вы ситуацию-то можете переломить. Прямо сейчас. Значит, выход такой: чтобы Вам глаза открыл Господь на Лузина. Вы пригласите его, добейтесь, чтобы не Вы у него на побегушках были, а он у Вас. Вы столько с нами и выходит, что Вы не возвысились ни на шаг, а он всё ещё продолжает командовать Вами и регулировать Вашу жизнь. Пригласи его сюда, пусть он походит на занятия, посмотрит. Ребята с Урала, ваши друзья, приехали, а Вам как будто совершенно в этом нужды даже нет. Да как же так?  Я не могу об этом не думать, потому что мы – живые люди, мы об этом беседуем. Выходит, что мы ошиблись в Вас, отца Александра просто нет с нами. Он не с нами. С  молодежью ведёте в Потеряевке работу? А ведь Вас избрала деревня, благословили… Желание было. Почему не ведёте?» «Не знаю даже. Вот у меня просто, не задумывался я об этом».

И.Л.: «Да задумываться нечего! Это Вам, как говорят, «до фени» всё, Вам это не нужно. А у Вас-то в семье обстановка… в духовном плане…» (перебивает). «Идут занятия, идут занятия… Простите. Идут занятия, мы ходим на занятия, нам хватает того, что… взрослые занятия. То есть мы там с двенадцати и до двух – то есть в такое время… некогда, вроде так». «Тогда Вы говорили, что будете заниматься старшими детьми». «Дьякон тоже, он это самое… его пригласили, дьякона, и меня. Но ни он, ни я, к сожалению, пока не сдвинулись с этой точки».

И.Л.: «Состояние дьякона нормальное? Духовно… Ревнитель? Что головой крутишь?» «Нет!». «А вы говорите: дьякон и я… Вы сами ставите себя с ним уже на равных – два пальца указательных стукни друг о друга, как глухонемые показывают этот жест – равнозначно. Когда сказали, кто будет вести со старшими детьми занятия, Вас официально на собрании избрали. Ведь Вы тогда такие слова не говорили, что достаточно будет занятий для взрослых… Тогда-то Вы промолчали и все поняли, что «да», Вы дали согласие. Ведь вот как было дело-то. Понимаете, что я уже не могу в данном вопросе не коснуться этого. Если ты в одном обманул меня, как я могу в другом Вам поверить теперь? И я сразу сказал: «Как хорошо, что отец Александр будет вести со старшими детьми занятия». А оказывается, это пустая ходка была, пузырь! Лопнул – и ничего нет. Почему ты не ревнуешь благовествовать, как брат Игорь Дыбунов? Почему поревновал только Жене-дьякону, который ничего не делает? Потому что гнёшь туда, где очень легко. Тот ничего не делает, а ты: «А я ему помогаю». Так, скажите, сколько времени ежедневно у Вас в семье посвящено Библии? Ежедневно вкруговую на месяц взять?» «Ну, полчаса где-то. Даже нет, ну минут двадцать тогда; полчаса – это много».

И.Л.: «Так, третью часть уже скинул. А если побольше рассмотреть, то вкруговую-то по двадцать минут не найдётся. Вам есть над чем работать. Бабушка вам родная, а она никакая». «Я работаю с ней». «Уже 79 лет ей, когда работать-то? В храм вообще не ходит, боится в храм придти. Почему? Причина одна, как Вы говорите, что она боится. Кого боится – батюшку, меня? Меня нет там». «Да просто менять обстановку… Представляете, человек жил в одной обстановке всю жизнь и в таком возрасте. Приехали в новую деревню абсолютно. Я просто её знаю, Игнатий Тихонович, она такая». «Ты что, считаешь, ты нормально говоришь?» «Не нормально, но она уже … Я ей говорю: «Баба, Господь тебя… Ну чтобы с верою ты относись, со смирением, с терпением, с любовью. Она приняла всё, чтобы ходить на каждое воскресное богослужение. Она больная, больной человек». «Дело не в болезни, отец Александр. Дело в том, что она чужая, она совершенно никакая и ей это не надо. Она по двору ходит. А то, что она пришла в храм,  так это второй раз было, когда крестили ребёнка Вашего, и всё. Сейчас она ходит не каждое воскресенье? Это я уже начинал трясти, это я вас трясу». «Всё, и пошло, это хорошо, это действует, спаси, Христос».

И.Л.: «Да потому что у неё бессмертная душа. Оболочка состарилась, а душа-то она не такая у ней. Тебе надо работать с ними.  Женя зимой очень много пропускал, с Женей надо работать; и Женя, если бы при хорошем досмотре, он был бы другим. Вы Катю с собой взяли только до Барнаула?» «Нет, я на Урал хотел с собой взять». «Кате-то надо собой заниматься. То время, когда едете, вы уже мимо Библии прошли. Опасности большие в пути, на Урал вам ехать совершенно не за чем, у них всего там в достатке, вы это время, эти деньги – две тысячи истратите зряшно. Две тысячи! – для меня это ужас, это уже шесть тысяч зря тратить, ужас какой-то! Истратить деньги, а у него ничего нет, прибытка никакого нет». «Ну почему нет? Есть, Игнатий Тихонович». «Ну какой у тебя прибыток-то?» «Ну как сказать, я не бедствую». «Семья-то у тебя – семь детей, двое – малюсята!» 

О.Ал.: «Мы не бедствуем, Игнатий Тихонович. Мы не бедствуем».

И.Л.: «Так что, у тебя лишние деньги, что ли? Ты не бедствуешь. Но ты подумай, ты бы милостыню подал шесть тысяч, что у тебя убыло. Да ты на шесть тысяч сколько Библий купил бы, раздал! У тебя вся жизнь идёт на «автодор» – на бензиновые колонки. Ты понимаешь или нет, что от тебя нигде пользы нет, ты сейчас десятину-то не платишь, с десятины ещё должен давать, хотя и священник! А у тебя сейчас ничего нет пока на дело Божие, ты нигде не жертвуешь. Нам нужно много Новых Заветов – покупаем для тюрьмы. Ты ни разу не принёс: «Вот я для тюрьмы желаю положить две тысячи» – в памяти бы это осталось. Вам же и нужды нет. Почему? У отца Александра деньги завелись – все они в бензоколонке утонут, тебе лишь бы ветер в ушах свистел. Вот я с Вами говорю сейчас и знаю, что время зря не потрачено. Чуть  вчера с Вами я посидел и уже Вас выпроваживаю: «Ребята, беседа закончена, идите по своим делам, у меня лишнего времени нет». Ты же не занятый, ты ничем не связан, у тебя нет духовной работы. Ты не углубляешься в Священное Писание. Из духовной литературы-то ты Златоуста всего не прослушал, не прочитал. Я не говорю про Добротолюбие – тебе его никогда не осилить, потому что мотаешься и мотаешься. Для этого у тебя должен быть уголок тихий, где встречаться с Господом, заниматься с Серёжей (не сын, а приёмыш), по отдельности со всеми детьми, а потом вместе. У тебя своя домашняя церковь. У тебя же как будто души нет, ты как мальчишка какой-то. Мальчишка четырнадцати лет! Ты в том возрасте засох,  духовно-то не развиваешься. Рванул на машину: «Машина у меня есть…» Как у нас был Данила – лишь бы гонять. Как Анфир. Да разве это годится? У тебя дома виноградник, за который отвечать будешь, он зарастает у тебя. Да ты бы десятки раз вымерял всё: «Нет, я никуда не поеду. Ребята, сегодня я с вами провожу занятия». А тебя нет дома, семья одна. Мотанулся к своему Лузину. Ты сейчас должен очень хорошо подумать, что будет дальше. Мы не вечные. Как жить дальше в таком положении, когда ты совершенно, как чужой человек: ты не интересуешься ни делами церковными, ни деревенскими – что они есть для тебя, что нет.  Занятия идут, а ты бы сказал: «Можно я сегодня подготовлюсь к занятиям?» А ведь ни разу этого не было». «Я сижу, молчу. Мне что сейчас, зачем говорить?» «Это очень лёгкая позиция. У тебя развитие Анфира десятилетнего. Отец Александр, давайте посмотрим, покажите, что Вы сейчас не лукавите. Вы делаете вид, что меня слушаетесь, такой уж вы сверхпослушный. Так вот, я Вам говорю: «С Лузиным больше никогда не встречайся!» Принял? Я прошу тебя, умоляю, заклинаю Христом Богом: «С Лузиным не встречайся!» Я говорю пред иконами, в присутствии братьев. Ты меня принял, послушался?» «Я принимаю, но…». «Но не послушался. Как принимаешь? Я сказал: один не езди к нему, а принимай к нам». «Хорошо! Хорошо…»

И.Л.: «Я тебя именем Христовым прошу: отстань от него. Он для тебя – великий жёрнов, тянущий в ад. В ад(!) вместе с семьёю. Для меня это – не зубная боль, а душевная великая скорбь – твоё близкое знакомство с ним. Он никакой, он тебе затмил белый свет весь. Ты ещё из той выпивки не вылез с ним...  Отойди от этого опьянения. Ни одного путешествия, я прошу тебя, не делай без совета с батюшкой. Не просто, «я ставлю, уведомляю где-то» – так не делается. Мнение батюшки очень велико. Ты не обидься, не подумай, что я родного брата восхваляю, но я скажу: отец Иоаким прозрительный. Ему даётся это понять. И он очень обеспокоен Вами. Он не говорит ничего Вам, потому что он кроткий. Кроткий и очень внимательный. Ведь у нас-то желание такое было, чтобы Вы заменили во всём отца Иоакима. Ты бы каждый день присматривался к его деятельности, записывал: «А почему он так сделал?» А тебе ни до чего дела нет. Сел и укатил. Спрашиваю о.Иоакима: «О.Александр просил у тебя совета?»  «Да нет, просто сказал, что поедет…» Так это же не совет! Представь, что дочь сказала бы: «Папа, я пошла на дискотеку». Да разве мусульманка так спрашивается? Сказал отец: «Сядь, прижми задницу!» И всё бы кончилось. А ведь этого нет. Я тебе говорю: «Сядь, прижми свою машину дома, заблокируй её, вытащите аккумулятор, как у Жени Горбунова, когда он пьянствовать начал. Не мотайся, не трать деньги! Накопи эти деньги, пожертвуй их на издание книг, пожертвуй на покупку Евангелия. Мы работаем в тюрьме – ни копейки нет». «А я не бедно живу…»  «И я не бедно жил, но 90 процентов заработка я жертвовал на дело Божие. Девяносто! А работал – печи клал. Если две печи в день делал, значит в день зарабатывал больше, чем на месячной работе.  На близкое общение ты не пошёл, так и не пожелал быть со мною. Мы прошли по грани, ввели всё, что хотели, и главное – сохранили епископа. То, что ты делаешь, через это ты в один день теряешь всё. Епископ будет против, тебя зарубил – а ты в ответ: «ну и пусть!». Ты – поп-расстрига, полезешь на рожон – он с тебя снимет сан...

 Сам понимаешь, если бы зимой продолжить ту твою эпопею, и допустим, мы сказали: «Отец Иоаким, не будем мешать, пусть что хочет отец Александр, пусть сделает». А люди-то тебе доверились, потому что мы ввели Вас в свой круг... У меня так и остаётся вопрос нерешённый: почему Вы в прошлый раз, когда поехали, с отцом Иоакимом, не посоветовались: ехать Вам или не ехать? и разложить по частям: «Я буду встречаться с отцом Лузиным». Почему Вы этого не сказали?.. А если бы о.Иоаким сказал: «не поехать», то Вы бы в ответ: «всё равно я поеду».  И притом вот это у Вас бессоветие, делать по-своему… Возьмём вчерашний случай. Вы меня вчера… даже не понимаете, насколько опять оттолкнули от самого себя. Только отношения налаживаются, а Вы сразу раз и по-своему! – то есть Вы твёрдо держите свою позицию – не советоваться… Вы совершенно недуховный человек. Вы ничего не видите, что делает с вами враг. Да понимаешь ты или нет – я за тебя бьюсь, за твою душу. Прошлый раз у меня ты находился здесь, я тебя принял, ты пришёл, ты дорогой гость мой. Садимся за стол, так? Ты меня спросил: «А можно я к Игорю схожу?» Ну представьте, ко мне гость приехал: «Ну, конечно, можно. Игорь – хороший мой брат». Пошёл. Дальше что? Дальше я уже компьютер не включаю, сижу, жду тебя: сейчас дорогой мой отец Александр придёт. Проходят 20, 30 минут. Стучу в стенку: «Игорь, долго ещё отец Александр  будет?»  «Как? Он сразу вышел». «Как вышел?» Пересигнул через меня (живём мы через стенку), через моё крыльцо, на улицу – и уже уехал». О.Ал.: «Это просто невежество». «Ты от Лузина не ушёл бы так. Ты едешь за 300 километров, бросаешь семью, бросаешь общину, деревню; а здесь ты рядом, через меня перемахнул – так какое твоё отношение ко мне? А у меня столько ещё было к тебе вопросов, подарок лежал здесь… Тебе надо было бежать, чтобы я к тебе в душу не лез, не капал? Явно, что я тебе чужой человек. Да как ты мог так поступить: ко мне приехал, через крыльцо перескочил и уехал. Вы говорите: «да я не хотел Вас беспокоить…» Как беспокоить? Ты уже обеспокоил меня – я открыл двери, тебя принял. Вот теперь-то ты и ввёл меня в беспокойство, как чужой человек приехал – я ему совершенно не нужен. У меня такой стол накрытый, богатство… и он никаких – прыгнул через меня и пошёл. Как же так? Что, случай этот даже не помнишь?»

О.Ал.: «Почему? Я сейчас вспоминаю. Вы работаете. У Вас много работы, думаю, чё я буду тут это…».

И.Л.: «Да неужели я такой, что Вы бы издалека приехали, а я работал и не уделил бы Вам внимания! Да когда было подобное? Игорь Барабаш когда приезжает, то вся работа заблокирована. Сатана тебе подсказал, что я такой жестокий, что я только работаю, такой невежественный или такой зацикленный, что дорогого гостя – священника не приму. Я тебе как священнику оказываю честь. Я прошу Вас теперь, я Вас умоляю на Урал не ездить. Как Вы относитесь ко лжи?»  «Всякая ложь от дьявола». «Вы в семье так же учите? Чтобы нигде никакой лжи не было… Вы как считаете, нужно Вам что-то делать, чтобы мы стали ближе?» «Мне? Мне делать?» «Ну, конечно, Вам, не мне. Я со своей стороны сделал всё, чтобы Вы были к нам  ближе. Вы стали нам настолько близки, что даже в Потеряевку переехали. Я какую-то роль, наверное, сыграл здесь?» «Да». «Ну а дальше-то? Ведь я-то не таким хотел Вас видеть, чтобы  только Вы мотались где-то по дорогам, но чтобы во все дела входили, прибирали все дела к рукам». «Ну я по мере возможности вошёл в дела. Игорю помогаю по работе...» «Я о духовном говорю, о духовном. Вы обязаны работать! Близости нашей что-то мешает? Чтобы ты был ближе к батюшке, чтоб приходил вечерами и сидел отдельно с ним. Отдельно, даже с одним: “Батюшка, я хочу быть ближе. Давай, открой всё, открой сердце своё”. С батюшкой разговор вести открытый, как на исповеди. Как попутчики в вагон садятся и начинают друг другу рассказывать. И так всё это раскрой, приблизься. А ты за это время, как приехал, отдалился, безмерно отдалился от нас, так что приходится говорить: «Мы очень ошиблись с отцом Александром». Перемени, переломи эту ситуацию! Ты молишься о том, чтобы  твои отношения были ближе со мной, с батюшкой, со всей общиной?» «Таких слов я не произношу, но я молюсь о всех». «Не молишься. Я каждый день благодарю Бога, что сохранил  разум мой. Каждый день прошу Бога помочь мне мои таланты обнаружить и развить. С вечера уже, в воскресенье, я начинаю готовиться к следующей субботней проповеди – готовлюсь  всю неделю. При моём громадном опыте, и при том, что я ничем не связан. И я всё время чувствую недостаток материала, из хомута не вылажу, а у меня добрые помощники – два программиста на меня работают, сколько людей… У вас ничего этого нет. Вы мысленно готовьтесь к проповеди, на каждое богослужение, пусть даже и не говорите, но делайте накопление. Пишите, составляйте конспекты, старайтесь понимать людей, что им нужно. Что случилось  с Николаем Килячковым,  что с Женей Горбуновым и какую роль ты в этом сыграл? И мог ли сыграть положительно? Почему к тебе оказались самыми близким в это время Глушковы? Сделай анализ, посмотри на всё разумно и открыто! Вас можно сегодня назвать с великой натяжкой православным, и я тебе больше ещё скажу. Внешне кажется,  куда там – батюшка православный. Для тебя будто литургия  вообще никакой роли не играет. Ты заметь, что мы прошли точно по лезвию: нигде не наступили ни на один канон. Нигде! И в отношении с епископом я заранее проигрываю всегда ситуацию: а что, если будет так? Когда готовился материал “Любите врагов ваших” и «О слове», то меня готовились отлучить. Что я буду делать? Где я буду стоять? Я подготовил себе место. Ваше место – быть только священником. А Вам сейчас ещё батюшка опасается доверить проводить службу: Вы не смотрите на последствия слов своих. Вы дома тренируйтесь говорить пред ложками пустыми, перед поленьями, поставь их, как делал Чарлз Сперджен». «Если дар этот не был дан человеку…»

И.Л.: «Да как он тебе может быть дан? У тебя дар – мотаться на машине – другого дара я пока в Вас не вижу. Дар – гонять, воздух рассекать… Отец Александр, Вы для нас очень близкий человек. Вы понимаете, что никого ближе в Потеряевке не будет, кроме Вас! У Вас нет ничего того, что бы мешало быть Вам именно в нашей общине священником. Вам мешают Лузин и Ваше времяпровождение  сверхпустяшное, Ваша  трата денег, дурная трата денег на бензоколонку. Я вам не пример, ещё не пример, когда я в городе хожу? На занятия в университете проехать, сколько здесь остановок? Я пешком хожу, чтобы сэкономить 7,5 рублей. Кроме того, у меня льготы, я бы мог за 100 рублей сейчас взять билет, у меня льгота на репрессированного, и гонять, день  и ночь крутиться по городу по этому билету. Но нигде не бываю. А вам даже нужды нет. У вас образование слабенькое, и Вам ни одна семинария, куда Вы якобы собирались сейчас, ни Интернет ничего не дадут. Я всё время подчёркиваю: у меня специального образования никакого, я просто строитель, печник. Ты сам это полюби, а не двадцать минут проводи на молитве и за Словом Божьим. Смешно сказать, что с такой семьёй да двадцать-то минут! Да тебе не меньше двух часов надо ежедневно сидеть с Библией. Мы встаём в полпятого. Сегодня я в полчетвёртого на ногах – готовлюсь к беседе с Вами, а Вы спокойно почиваете. Ваш смертельный кульбит, что с Лузиным встречаетесь. Ни разу не встречайтесь без нашего присутствия. Когда едешь туда, я прошу брать меня всегда с собой. Ни разу не езди один, я тебя умоляю(!), меня  с собой бери. Я никуда не езжу, но тут я поеду. Я не поеду в Америку, но поеду к Лузину, чтобы сразиться за Вашу душу. Вы понимаете? Я сегодня только подумал: где выход? И вдруг мысль – ездить с Вами. Обещаешься или нет?» «Обещаю». «Обещайся! Крепко. В присутствии братьев. В присутствии Евангелия и святых икон». «Хорошо».

И.Л.: «Чтобы ни одной встречи без меня с Лузиным не было. Отойди от него, отскочи. И куда вы идёте, вы опять же прилипалой будете там, а здесь Вы - хозяин. Вы к чужому пирогу хотите, а у него ничего нет. Он будет только так: за чей-то счёт бесплатно дорогу Вам оплатить, он тебе только это будет толкать». «Ну он вчера, кстати, мне говорил, что он оплатит  всё». «Тебе не надо этого. “Чужое” – это означает, что ты кому-то должен. Ты должен отрабатывать, а не просто съел. Притом они Вам ещё не дали ничего. Ты никак не отрабатываешь, ты всё время должник. Рано или поздно они нахлобучат тебя там. Получишь упрёк, какой бы ты ни был хваткий. Бесплатно ничего нет! Это кто-то отработал, кто-то заработал, а тебе дали. В духовном плане в Потеряевке выше Ирины Устиновой пока никого у вас нет. Только она постоянно консультируется: что с детьми? почему такие характеристики? Со всем согласна. А что сделать нужно? Здесь у меня с мужем так? Она чуть что, уже бежит – один человек только в деревне такой. Ты-то ведь ни разу не пришёл: «Почему так?» Ни по детям, ни по матери… Ты видишь состояние твоей бабушки – ведёт себя как явно бесноватая. Боится храма только демон. … Ты не пришёл ни разу с ней – мы бы отдельно побеседовали. Ни ра-зу!  При мне сейчас скажите: что мешает нашему сближению?» «Н,у у меня нет претензий». «За то время, как приехали, нигде я Вас не оклеветал перед чужими людьми?  Ваш авторитет не подорвал?» «Нет».

И.Л.: «Ваших детей от вас не оттолкнул?» «Нет, нет!»  «Ты не можешь сказать, что ты разочаровался во мне, что какого знал, с кем мы пасли коров?» «Нет. Я очень благодарен Вам, я всем об этом говорю в глаза и наедине, когда бываем». «У тебя есть хоть немного доверия ко мне?» «Да. Я знаю, что Вы меня очень любите и поэтому это рождает доверие, любовь». «Всё на дело Божие! И в конце концов Бог обильно излил на меня вот эти благословения. Не забывай, мой возраст к 70 годам, а у меня ничего не уменьшается – ни в памяти, ни в энергии, и всех это поражает». «Это благодать Божия». «А благодать-то, она ищет ревностных. А я ревность свою направил на заработок, заработать – на трёх-четырех работах всегда работал, и в ночную смену. И всё, что заработаю, как говорится, – «на дело революции». На дело Божие… Отец Александр, не обижаешься?» «Нет, нет. Благодарю».

Игорь Дыбунов.: «Приехал я к Лузину. Я привык, что всё кипит вокруг, всё кружится, а у него как логово дракона какое-то – всё тёмное такое, всё сумрачное или колдовское, как шаманский вертеп какой-то. За стол сел и такой начал неспешный разговор. У меня всё кипит, какой тут неспешный разговор! Ну, думаю, ладно. Я утишился, помолился ещё. Ни молитвы, ничего этого нет, понятия даже нет. За стол сел только, она подаёт ему, эта девочка, вокруг крутится. Я сел. Сидел-сидел,  я ничего не могу сказать. И начали беседу неспешную, а я сразу - раз, и разговор переключился, что главное – исполнение законов. Это исполнение закона – Любовь, – написано. Я говорю, допустим: женщина в штанах, а она должна в юбке ходить - Втор.22:5. Он на меня как взглянул, как святые пишут, когда демон в обличии приходит, а потом когда его разоблачают, у него огненный взгляд такой, прямо адский. Он на меня как вот так поднял глаза – и раз! на девчонку. А девчонка как стояла, что-то наливала и на меня так смотрит! Она ничего, девчонка, не знает! – куда-то убежала. И он: «Ты как смеешь? Здесь, в моём присутствии это говорить?!» Я понял: всё, рога растут. Я думаю: Я уже ничего не сделаю, я попал в логовище, теперь только одно – как познакомиться со всеми, кого этот дракон сожрал уже, чтобы хотя бы кому-то сказать слово Истины? И в этот самый момент, когда я не знаю, что делать, выходит девчонка, серёжки уже сбросила, надела платок, в юбке длинной. Он как стоял – изумление у него, сидит – у него такие глаза. А я только пять минут нахожусь в этом доме. А у девчонки душа тянется, как и у твоей Кати, то же самое. Я вот сейчас смотрю на неё: одинаково, как у всех пятнадцатилетних».

И.Л.: «Катя вчера приехала – разрез на платье. Ты знал про это?» «Да. Мы искали что надеть, но не могли найти». «Как же ты посмел её ко мне во двор заводить? Ты же знаешь моё отношение  к этому – во двор я запрещаю даже заводить таких. Сегодня сказал, чтобы там зашила. Удели из этих бензиновых денег ей три рубля на платье. Отец, не жмись! Когда твоя матушка пришла с разрезом на платье, я сказал, она побежала переодеваться, ты помнишь, нет? Когда у Раисы Юльевны собирались, в том доме, где Калашников был. Я сказал: «А матушка твоя пришла с разрезом на платье».  У тебя мирской дух гуляет в доме. Отец, это твоя матушка, Елена, или нет?» «Ну, моя». «Разрез на её юбке?» «Ну она не подумала». «Да как не подумала? Ты бы в дом не пустил, изрубил на мелкие части эту юбку, пустил её на веретёшки половики ткать. И Катя сегодня приезжает, на сегодняшний день именно так  – с разрезом. Великий или малый – какая разница-то? Ко мне хода сюда нет, запомните. Сидите со своими разрезами, пока башку дьявол не отрежет».

И.Дыб.: «Дальше я начал о книгах разговаривать с Александром Лузиным. Поужинали, начал книги доставать. А у меня коробка (как я дотащился?!) – четыре коробки были, полные книг, вот большие, из-под магнитофона которые. Ну я не знаю, наверное, штук шестьдесят или восемьдесят. Это я всё на себе пёр. Ну, у меня - хорошо, друзья в Красноярске, помогли. Перед ним книги раскрываю, говорю: «Вот у нас видите, Новый Завет!» Вижу, взгляд потухший, ну я уже всё сразу определил –опыт, сын ошибок трудных. Ну что говорить? – рядом с Игнатием Тихоновичем. Я сразу внутри всё анализирую, анализирую: что делать? Я понял, что надо прижаться просто и до конца всё рассказать ему, что у меня есть, а там – будь что будет. И вот, когда начали говорить о книгах, он сразу все книги отмёл. Все до одной! Даже «Симфонию» на «Жития святых», а я говорю, что это книга вообще уж супернейтральная: туда же её, в печку. Шариков, образно говоря. Ну а этот Новый Завет? – «Ну ладно…» Но он не понял, что там комментарии. Он видит толкование Феофилакта  Болгарского, всё, а там немножко маленькие буквы с комментариями на Слово Божие. И когда он развернул потом, мне рассказали уже наши братья – Татьяна и Николай Иванковы,  смотрит, а там Игнатия Тихоновича инициалы, и сразу: «Пастыри не учат Слову Божию! Закон не знают Христов, каноны не знают!..» А это всё к нему, прямо ему в сердце. И он сразу берёт трёхтомник и тут же, там у него научные деятели какие-то есть, историки, и он им: «Тут такая хорошая книжка есть, мне привезли…», и он эту  книжку тут же, только  он мне отдал деньги за неё – 450 рублей, он тут же за 500(!) кому-то её уже  отдал, в этот же вечер уже успел!  Ну, ему 500 рублей ничего не значат, и тут же эту книгу берёт. Начинает читать и у него воображение поражено, что вокруг делается. Глаза начинают открываться (первый день человек  читает книгу эту). Отец Александр Лузин – это волк в овечьей шкуре. У него всё на этих девочках зациклено. Эти девочки – как бы пропуск его в Царство Небесное, он так сказал: «Сироту защищай». Он этих сирот взял, как будто иеромонахам где-то сирот защищать дали. И он общину не видит. В общине только прошли богослужения кое-как, как попало, и он сразу: «Всё, всё, уходите!» Все ушли. Вот он с этими девочками остался. И вот что он там с этими девочками делает? Близко никого не допускает. Занятий никаких нет. Ради меня один раз устроили и то – это фарс, когда на этих занятиях он меня затыкал, потом в конечном итоге, когда я стал разговаривать о крещении, женщина задала вопрос: вот у меня, говорит, дочка-пятидесятница, она говорит: «Мама, вот у вас почему-то так, а у нас вот крестят полным погружением, а у вас вот мочением?» Я говорю: да это всё понятно. Достаю тут же материал «К истинному крещению»: видите, вот в книге это «К истинному православию» хорошо описывается. Говорю: это потому, что это – обыкновенный обман. Как он поднялся: «Так, здесь, в храме моём, в  моём присутствии чтобы никогда этого больше не произносил! Ты слышишь?!.» И такой повелитель, я знаю, какой он повелитель, не надо рассказывать мне сказки про него, про этого дракона. Дракон может только повелевать. Он Христу сказал на горе: «Поклонись мне. Поклонись мне!»  - вот так было сказано Христу. Христу! А тебе сказать это или мне ему ничего не стоит, как он это говорит. И попытались Татьяна с Николаем вмешаться – ну это ж занятия, всем интересно и охота знать, люди собрались, как путние, называется, собрались, он же сказал, занятия будут. Обман везде, фикция одна!  Я звоню: «Игнатий Тихонович, что делать?»

  Он говорит: «Ну, делай по варианту «С». У нас были разные варианты, когда я туда приеду, и последний вариант, он говорит, что если там ничего не будет и священник тебя будет гнать, то значит сам начинай проповедовать по городу. И этот самый первый вариант,  я думал, может, постепенное развитие событий, как Ленин говорил,  а потом не постепенное, а сразу диктатура пролетариата, и всё: захватываем телеграф, почту… И у меня то же самое. Николай с Татьяной мне сильно помогли. Вышли мы на проповедь, ходили по городу, начали проповедовать. Нам оставалось там одно: чтобы общину создать, конечно, надо было идти, как Игнатий Тихонович сказал: иди по университетам, везде. Мы бы до этого дошли, если бы я там остался. Меня баптисты там и пятидесятники теплее встретили, чем православные».

И.Л.: «И вы ни разу за все эти годы, которые были здесь, вы ни разу не сказали: а можно я приеду к пятнице? Ведь не так далеко, а ты не приезжаешь. Для тебя время ничего не значит, ты по неделе дома отсутствуешь. Ты не выбрал ни разу «поучиться надо». «А можно в воскресенье я с вашими ребятами похожу?», то есть то, что сказали Андрей с Володей. Ты этого ни разу не сказал – тебе это не нужно. Ты понимаешь, нет, что тебе надо просить у Бога духовного рождения, чтобы душа твоя воспламенилась?»

О.Ал.: «Хотел сказать, что то, что Вы были у нас летом, с какого времени? С июня месяца и вот до октября, то есть проповедь в храме… Проповедей очень много, я очень благодарен. Проповеди замечательные, они именно живые, что называется. И для меня лично вот то, что  я слышал, мне хватало вот так. Я с Игорем, там мы встречались, это мы всё обсуждали, говорили. Ну именно размышляли, что как это в жизни вот это всё применить или молиться об этом нужно. Вы вот говорите, что всё это мне чуждо… но Ваши проповеди, то, что Вы говорите,  я полностью воспринимал и принимаю и поэтому для меня это всё в сердце складывалось мне, я этим жил и живу».

И.Л.: «Ты сам должен кормить этим всем. Когда уйдут все, скажи: ребята, слушайте, я Назарию-младенцу начну говорить. Обращай Назария в веру. Ты получишь за детей награду большую-большую, если ты доведёшь их до Царства Небесного. Ты большое поражение за детей получишь, если не доведёшь до Царства Небесного. Илий сломал хребёт себе. Ты доездишься, что хребёт сломаешь. Сиди дома, прижмись! У тебя виноградник в доме, пропалывай его, он желает лучшего. Ты знаешь, нынче какую беду твоя дочь Катя устроили из-за этого звонка в лагере и прочее?» «Да-да». «Занимайся. Зашли дети твои в лагерь, у меня всё перекуростали-переломали – ты это знаешь. Тебе надо работать и работать. Они учиться не хотят. Надежда Васильевна занимается с ними, и у них нет тяги к обучению. Не дурные ребята, хорошие, а нет желания учиться».

Игорь Третьяков: «Я знаком с отцом Александром (Желтухиным) и я согласен с тем, что Вы говорите. Я отца Лузина не знаю, но доверяю духовному опыту Игоря, я не могу как бы сомневаться в нём, потому что были другие случаи, когда отдельно от Игоря я приходил к такому же выводу по одному и тому же человеку. Ну я думаю, надо прислушаться к их мнению. И в моей жизни было, что некоторые вопросы я просто не понимал и принимал на веру совет и, будучи даже четырехлетней давности, проходило время и я убеждался, что совет, данный тогда, четыре года назад, срабатывал. И по-настоящему я благодарен, что поступил так. Скажем, отца Александра я полюбил сразу, когда я его увидел, я просто восхитился, думаю: человек со мной, как бы мы с ним даже близки  очень стали – и начал ходить на проповедь, помню, и машину предоставил, братья приехали с Урала – тоже на машине поехали, мы всей командой поехали на Урывку. Я думаю: вот это да! Вот сейчас пойдёт возрождение в Потеряевке у нас. А когда отец Александр начал какие-то протестантские мнения высказывать, да и вообще другие начались трудности с ним, я как бы разочаровался даже. Даже не разочаровался, а поскорбел, у меня скорбь такая возникла, думаю: надо же, а? Бывают другие люди, вот засыхают и ничего не делают, а тут человек ревностный – и совсем в другую сторону пошёл. Я очень люблю отца Александра за его простоту, за открытость. Он открытый человек. И даже хоть и говорится, что он… мне кажется он даже не обидчивый, а, простите за выражение, глуповат. Я не хочу сказать это, не в обиду, а именно, что священник должен быть немножко мудрее. А вот эта простофильность, даже не глупость, а простофильность, вроде бы читает книги, у меня вот такой скорости чтения нет, я меньше прочёл, но вдумчивости нет. Видимо, как-то поверхностно прочитано всё: «я прочитал» – и поставил. А надо вдумываться. Я где-то вот рассказ читал ещё в детстве, как один мальчик был полиглот и учительница говорит: да ты не глотай книги, ты их пережёвывай. Так вот я совет хочу дать, чтобы пережёвывать, останавливаться и прислушиваться к духовным советам. А если есть какая-то тяга к тем людям, надо её обрезать. В моей жизни было так, что я буквально со слезами рвал отношения с некоторыми людьми, но в будущем, сейчас уже не жалею. Эти люди были бездуховные и меня бы они потянули совсем в другую сторону».

И.Л.: «Отец Александр,  Игорь Третьяков сейчас как раз это и сказал – у вас слабое развитие. Вы когда пришли сюда, то, услышав Вашу речь, я сказал, что  Вы глотаете слова, я Вам говорил об этом? «Да». «А это большое поприще, много времени потребует. Сидя в машине, гоняя, ты ничему не научаешься, у тебя остатки мозгов растрясаются. Вот эта глуповатость, простофильность, которую Игорь выразил, она в Вас просто сквозная. Как только ближе знакомишься и сразу видишь: не развивается. Засушил всё. Ты должен изо дня в день, из веры в веру переходить. Ты должен рваться вперёд. У тебя нет этого. Понимаешь, вот прочитал поверхностно: прочитал – поставил, как Николай Килячков. Да, он прочитал Библию, он читал, как газету. И выводы не делает, размышления нет. Ни с одним размышлением не пришёл: а как это? Духовный вопрос: а как на это смотреть? Какие вопросы ты епископу задавал в последние годы, тоже я не могу сказать. Батюшке что задавал? Нет. «А я прочитал где-то…» А спроси дальше: «Да я как-то не знаю… Да я давно читал, забыл…» Мне кто-то написал: «Я читал четвёртый том». Мгновенно дела оставляю, я сразу снимаю с полки и начинаю высчитывать: на чём он мог остановиться? Зная этого человека, быстренько пробегаю книгу: да, вот примерно на этом. Гляжу – точно так. Кто бы ни написал про какой том, тот том я сразу с полки срываю и начинаю опять им заниматься. А прежде чем издать, я семь раз его переписывал, семь раз проверял. Марина  проверит, после неё все найденные ошибки я устраняю и несмотря на это всё время надо к книгам возвращаться. Так ты не забывай, у меня ни одного ребёнка нет, а у тебя семеро. У тебя есть и свиньи. Тебе надо время выгадывать, а ты свободно отмахнул хозяйство и рванул. Больше-то Женька во дворе, чем ты. Ты не видишь! Это развитие твоё, что ты не видишь, ты слепой. Ты должен всё это видеть, по полочкам разложить давным-давно. Зачем я тебе говорю про твою душу, когда твоя душа это?  Прошлый раз только поговорили, а ты на следующий день маханул и опять тебя нет. Понимаешь, ты бесчувственный  к своему положению. Ты сам должен был это чувствовать».

О.Ал.: «Игнатий Тихонович, Вы вот настолько открываете, думаете, готовитесь к встрече и слава Богу. Я вот завидую Вашему таланту и работоспособности и так далее. Как батюшка сказал: «Пиджак Игнатия Тихоновича – это только его пиджак». То есть это Вам  только носить.

И.Л.: «Да как у тебя  будет развитие-то? Я ведь иду, допустим, до Ленинского проспекта, и в это время говорю мысленно проповедь. И непрерывно это делаю». «А это можно разве так делать?» «Я всё время как бы разговариваю на два фронта. Сейчас с вами разговариваю, и разговор трудный; а если я с вами разговариваю, и разговор лёгкий, то в это время параллельно я ещё на одном канале работаю. Иногда бывает, я на трёх каналах работаю сразу, чтобы встречу подготавливать. У меня сейчас накопились конспекты, мне надо обработать, я разговариваю с вами, а сам там. И ты видишь состояние дочери твоей Кати – недуховное совсем. Я не говорю про сына твоего Женю, над которым надо работать – он совсем на стороне, но и с каждым ребёнком. У тебя к каждому должен быть подход. У тебя же ничего нет: родился, кормишь, как поросят каких-то держишь их. У тебя дома церковь домашняя. А с женой-то тебе сколько надо работать, её-то состояние никакое. Это явно, что тайной, глубокой, огненной молитвы нет! Ты меня не убеждай, что есть. Для правила ещё как-то будешь стоять. Чтобы в одно время всем рано вставать – на это нет вас. И из детей-то в лагере ни одного ребёнка Вашего не было.  А если бы бесплатно? Бесплатно бы отдали. Ты бы на бензин-то не жёг. А всего-то тысяча рублей в месяц нужно было за ребёнка. Ты на бензиновую колонку оставишь, а не детей-то, лицемер окаянный, не дашь! И ты говоришь: чем заниматься? Лишь бы из дома убежать – твоя семья как будто чужая тебе семья. Пришёл, переспал с женой, она зачала, и всё? Петух выполнил своё назначение и побежал дальше. Какой же ты священник-то?! Сегодня ты опасный, тебя даже близко нельзя подпускать руководить общиной.  Ты не думай, что меня, батюшки не будет – и ты враз священником будешь у нас. Ваше пребывание здесь – совершенно напрасная трата времени, если такая мысль есть – разрушить общину. Божьей Матери не касайся пальцем. О Божьей Матери языком больше не говори нигде. Не касайся! Ты можешь единственное говорить: «Пресвятая  Госпожа Богородица, спаси нас!» Я через это подтаскиваю людей к высшему. А люди поняли, что ты разрушитель – разрушаешь».

О.Ал.: «Да! Испугались!» (смеётся).

И.Л.: «Так, я – собака; но ты решил мне подражать, а  у тебя волчий хвост торчит. Я охраняю, и все понимают это; а ты те же слова повторяешь – но из тебя волчатиной запахло. Вот в чём дело…».

(05.04.06 о.Иоаким сообщил, что вчера наш архиерей, владыка Евтихий (Курочкин) запретил в служении Лузина Александра и Желтухина Александра и послал им письменные уведомления о том. 17 мая 06 г. Желтухины из Потеряевки уехали в Мереть. Когда уезжали в Грецию Плотниковы, то они в каждый дом зашли попрощаться, устроили пощальный обед, всех просили молиться за них. И сейчас с ними очень хорошо переписываемся. Этот же уехал, как беглец, не попрощавшись).

 

Живое Слово, спаянное с письменным

В единый обоюдоострый меч,

Разило дьявола одним Своим «Написано!»,

И тот не смог сломить живую речь.

       «Написано! Написано! Написано!» –

       Как власть имеющий,  Сын Божий отвечал.

       Он Сам был Словом и, врагом испытанный,

       Пошёл на крест с победою в очах!

По Слову Божьему свершилось искупление.

По Слову Божьему грех мира был на Нём.

Голгофа увенчалась воскресением,

И Дух Святой сошёл с небес огнём.

       «Исследуйте Священные Писания,

       Они о  Мне свидетельствуют вам!»

       В них сила, в них для грешных оправдание,

       В них щит и шлём, и меч в отпор врагам.

Водою  Слова Бог даёт напиться нам

И хлебом Слова кормит чад Своих,

Могучим Словом Божиим  «Написано!»

К борьбе со злом вооружает их.

       Живое слово, спаянное с письменным,

       Вселилось в нас, рождённых от Него.

       Мы повторяем за Христом: «Написано!» –

         И рушатся твердыни у врагов!     Вера Кушнир