Вопрос 4034: 30 т. Стали издавать труды Ильина И. Если бы он был жив сегодня, как бы он отнёсся к этому объединению зарубежной церкви с МП?

Ответ: Есть у него и на церковную тему статьи.

От редакции «Церковных ведомостей»: Статья великого русского философа Ивана Ильина «О советской церкви» была опубликована в нач. 1950-х гг. Тогда, после победы СССР во II мiровой войне, внешней респектабельности и величия советского антихристового режима, надевшего на себя одежды «русского патриотизма» и «благословившего» «возрождение канонического русского православия» - очень многие поверили этой пропагандной уловке, вернулись в СССР или советскую Московскую патриархию - и погибли там физически или духовно. Очень и очень многие в русской церковной эмиграции соблазнились внешним «возрождением» церкви на Родине – московской патриархии – разорвали церковное единство с Катакомбной и Зарубежной Церковью и подчинились каноническому и духовному авторитету апостасийной советской церкви. Сегодня об их «православии» можно судить с очевидностью – современные нео-сергиане, евлогиане, «американские автокефалисты», с их модернизированным экуменическим «православием», или т.н. «православные традиционалисты», «православные сталинисты» в самой МП и т.д. и т.п. – их духовная деградация – плод физической и духовной унии с советской «церковью лукавнующих».

Со времён Ивана Ильина ни в (бывшей) советской России, ни в (настоящей) советской церкви ничего не изменилось. Напротив, духовная болезнь поразила не только голову, но и самое тело советской церкви – Московской патриархии – духовенство и церковный народ. Не замечать это могут только те, кто не хочет этого видеть ради каких-то собственных политических интересов. Сегодня, как и тогда, нас снова уверяют в «возрождении» России и «канонического православия», выдавая за «возрождение» не внутреннее исцеление от духовных недугов, а внешнюю респектабельность и благополучие. И вновь истинно-православных христиан призывают присоединиться с советской церкви и признать её духовный авторитет, её «законность и каноничность».

 Поэтому обращение И. Ильина к русской церковной эмиграции того времени – это и обращение к нынешнему первоиерарху РПЦЗ-Л митр. Лавру и его синоду, а характеристика, данная им советской церкви – относится не только к современной советской церкви и её патриарху Алексию II (ещё более изворотливому и изолгавшемуся, чем его предшественник Алексий I), но и – увы! – во многом к самому митр. Лавру и его синоду, так безудержно бросившихся в объятия апостасийного міра и его церкви лукавнующих. Последняя встреча с В. Путиным это наглядно показала. Воистину, «нет пророка в отечестве своём». Не стал таким пророком для большей части русской церковной эмиграции (РПЦЗ) и великий русский философ, православный христианин, верный сын Русской Зарубежной Церкви Иван Ильин.

 Иоан.8:44 – «Когда говорит он ложь, говорит свое, ибо он лжец и отец лжи». Россия нуждается сейчас больше всего в правде и в свободе. И к свободе она придёт только через правду. Пока будем лгать, будем рабами, ложью свидетельствуя о своём рабстве и закрепляя его. Вот почему наши исповедники и мученики последних десятилетий вели нас к свободе, а лицемеры и лжецы наших дней ведут нас в рабство. Мы не выйдем из этой окаянной смуты, пока не отделим честно и чётко правду от лжи, и не начнём стойко и мужественно выговаривать правду. Вот уже сколько лет прошло с тех пор, как нас утопили во лжи и продолжают нас унижать ложью, страхом и насилием. А ныне им удалось заразить многих из нас этой ложью; и скорбно видеть, как честные начали верить ей и повторять её...

 С самого начала большевистской революции было ясно, что Православная Церковь есть духовный организм, противостоящий этому неслыханному в истории начинанию, со своей стороны неприемлемый для него и потому обрекаемый им на истребление. Ясно было, что, пока дух Православной Церкви жив в русском человеке, — дух безбожного коммунизма не овладеет душою русского человека, не поведёт Россию, не станет русским духом... А между тем — именно это то и было необходимо большевикам, ибо программа их для России всегда была одна и та же: «Россия есть орудие мiровой революции; русский народ должен сам заразиться ею до конца, чтобы заразить ею все остальные народы, а там — пусть погибнет или растворится в мiровом всесмешении». Большевистская революция никогда не была русским делом, да и не выдавала себя за таковое. Она всегда была мiровой затеей, начатой интернациональным сбродом людей во имя не русских и враждебных России целей. И вот, чтобы провести эту чудовищную затею, большевики должны были внушить русским массам последовательное безбожие и противобожие, пафос интернационализма, готовность к кровавой резне в мiровом масштабе и веру в тоталитарный коммунизм. Это было с самого начала — замысел мiровой тирании, замысел антихристианский, бессовестный и бесчестный. Это был план — разжечь во всех народах зависть и ненависть, разнуздать их и поработить, при помощи монополии работодательства и систематического террора. И ныне этот план отнюдь не оставлен: он жив и действен больше, чем когда-либо. И те, кто говорят, будто он «отвергнут и забыт», — лгут и тем самым служат его осуществлению, сознательно или бессознательно... Россия необходима большевикам для его осуществления, как плацдарм, как главное орудие, — государственное, дипломатическое, хозяйственно-финансовое и военное. Мало того: им необходима душа русского народа, его вера, его жертвенность, его живой пафос, его талантливость, вся его культура, все его естественные богатства, вся его территория, его имя, его язык, самое его существование...

И всё это выяснилось с самого начала. А теперь всё это стало ясно и многим иностранцам. Вообще, после прошедших лет этого нет надобности доказывать. Это уже доказано фактами, цифрами, речами самих большевиков и их лозунгами. И ещё мученичеством миллионов лучших русских людей. Это есть историческая истина, неопровержимая и окончательная. Но горе тем, кто её забудет или станет её отрицать... Теперь спросим: мог ли живой дух Православной Церкви принять это? — Конечно нет. — Могла ли Православная Церковь, духом своим созидавшая и воспитывавшая Россию, провести искусственную и фальшивую грань между «церковной» сферой и «политической», и предаться двусмысленному и предательскому невмешательству?» — Конечно нет. — Она этого и не сделала. А если бы она попыталась сделать это, то немедленно начавшееся беспощадное наступление большевиков на неё прекратило бы эту попытку. Так и было в действительности. Тоталитарный коммунизм с самого начала не доверял так называемым «нейтральным», хотя и соглашался пользоваться ими в первые годы. Его основное правило гласило: «кто не с нами и не за нас, тот наш враг и подлежит истреблению». Прошли первые годы — и все, все, все были потянуты к ответу. Рабочие, крестьяне, учёные, инженеры, адвокаты; чиновники, духовенство, ремесленники и уголовные, — все должны были говорить: или «да, я с вами», или же «нет, я против вас»; и не то чтобы «сказать» один раз, а говорить, повторять и подтверждать это всё новыми и новыми поступками, по вульгарному правилу: «коли любишь — докажи»... Надо было помогать, служить, быть полезным, исполнять все требованья, даже и самые отвратительные, бесчестные, унизительные, предательские. Надо было идти на смерть героем-исповедником, или же стать на всё готовым злодеем: донести на отца и на мать, погубить целые гнёзда невинных людей, выдавать друзей, гласно требовать смертной казни для почтенных и храбрых патриотов (как делал, например, артист Качалов по радио), совершать провокаторские поступки, симулировать воззрения, коих не имеешь и кои презираешь, пропагандировать безбожие, преподавать с кафедры самые идиотские теории, верить в заведомую и бесстыдную ложь, и льстить, неутомимо, бесстыдно льстить мелким «диктаторам» и большим тиранам... Словом, выбор был и ныне остался простой и недвусмысленный: геройство и мученическая смерть, или же порабощение и пособничество. Русские народные массы поняли это в первые же годы — и попытались уйти в маскировку.

 И вот, всё политическое развитие революции может быть описано как систематический нажим на маскирующихся, нажим, в котором молчаливoго провоцировали, на уклончивoго доносили, неудобнoго увозили, малольстящему «пришивали» небывалое, подозрительного ссылали, неосторожного ликвидировали; а с другой стороны маскирующиеся изобретали всё новые способы остаться незамеченными, уйти от нажима, они изыскивали всё новые жизненные маскировки, новые формулы нейтральности или полулояльности, новые закоулки быта, новые «леса», «овраги» и «тундры» — для спасения... И, наконец, всё это увенчалось — выработкой живой маски на лицо... Сколько раз за последние годы иностранцы спрашивали нас, почему это у русских такие «каменные лица»? Они были правы: советские все носят живую маску и молчат. На лице — ни чувства, ни мысли, ни интереса. Мёртвая тупость, неподвижные шеи, незамечающие, хотя всё время рыщущие глаза, и в них смесь из застывшего испуга, раболепия, на-всё-готовности и хитрого садизма. Это у советских чиновников. У простых людей — та же маска, но, конечно, без раболепия и без садизма. Страшно смотреть. Защитные маски. Застывшая ложь. Какие-то трупы тоталитаризма. Роботы советчины. Препараты коммунизма. А что там в душе скрыто и замолчено? Об этом скажет история впоследствии. Вот во что превращена сейчас наша простодушная и словоохотливая Русь. ...Понятно, что от этой дилеммы, от этой маскировки не могли уйти и деятели Православной Церкви. Одни пошли на мученичество. Другие скрылись в эмиграцию или подполье, — в леса и овраги. Третьи ушли в подполье, — личной души: научились безмолвной, наружно невидной, потайной молитве, молитве сокровенного огня. Но нашлись — четвёртые. Эти решились сказать большевикам: «да, мы с вами», и не только сказать, а говорить и подтверждать поступками; помогать им, служить их делу, исполнять все их требования, лгать вместе с ними, участвовать в их обманах, работать рука об руку с их политической полицией, поднимать их авторитет в глазах народа, публично молиться за них и за их успехи, вместе с ними провоцировать и поднимать национальную русскую эмиграцию и превратить таким образом Православную Церковь в действительное и послушное орудие мiровой революции и мiрового безбожья...

 Мы видели этих людей. Они все с типичными, каменно-маскированными лицами и хитрыми глазами. Они не стесняясь, открыто лгут, и притом в самом важном и священном, — о положении Церкви и о замученных большевиками исповедниках. Они договорились частным образом с советской властью и, не заботясь нисколько о соблюдении церковных канонов, «выделили» из своей среды угодного большевикам «патриарха» и официально возглавили новую религиозно парадоксальную, неслыханную «советскую церковь»... Вот смысл происшедшего.

Зачем они это сделали? Оставим в стороне их личные побуждения. За них они ответят перед Богом и перед историей. Спросим об их «церковных» соображениях. Для чего они это сделали?

1. Для того, чтобы покорностью антихристу погасить или, по крайней мере, смягчить гонения на верующих, на духовенство и на храмы: — «купить» передышку ценою содействия большевизму в России и заграницей. 2. Из опасения, как бы антихрист не договорился с Ватиканом об окончательном искоренении Православия; — чтобы в борьбе с католиками иметь Антихриста за себя... История покажет, чего этой группе удастся в действительности достигнуть, что она потеряет и что приобретёт, и какова будет её личная судьба. Не подлежит, однако, никакому сомнению, что будущее Православия определится не компромиссами с антихристом, а именно тем героическими стоянием и исповедничеством, от которого эти «четвёртые» так вызывающе, так предательски отреклись... Мы ни минуты не можем сомневаться в том, что вся эта группа будет «своевременно», т.е. в подходящей момент казнёна большевиками; но уйдут они из жизни не в качестве верных Православию исповедников и священномучеников, на подобие Митрополиту Вениамину, Петру Крутицкому и другим, их же имена Ты, Господи, знаешь, а в качестве не угодивших антихристу, хотя по мере сил и угождавших ему, рабов его... Ибо, — установим это теперь же, — в сделке с советской властью они вынуждены расплачиваться и уже расплачиваются реальными услугами и безоговорочным содействием.

 То соглашение, которое они заключили, не может быть названо — «конкордатом», ибо конкордат предполагает известное, хотя бы скромное, «равенство» и хотя бы минимальную свободу договаривающихся сторон. Сталин — и Сергий, Сталин — и Алексей никогда не были равны: Сергий и Алексей были всегда терроризованными пленниками Сталина; они не были свободны; они не «договорились» со Сталиным, а покорились ему. При этом Сталину важно было изобразить это дело для Европы и Америки как «конкордат», и эту покорность, как «свободное соглашение равных сторон». Надо было, чтобы мiр поверил; а мiр, по мудрой римской поговорке, и без того всегда «хочет быть обманутым».

 Алексий понимал это с самого начала и отлично знал, что делает: он помог обмануть мiр, чтобы поднять в его глазах и свой авторитет (как же? - «независимый Патриарх всея Руси»...), и авторитет советской власти (как же? - «отныне церковь в советском государстве на свободе и в почёте... и сама же отрицает в прошлом всякие гонения, как небывшие»). С этим заведомо ложным известием Алексей, а потом и его эмиссары поехали заграницу. Они лучше чем кто-нибудь знали, что церковь стала покорным учреждением советского строя: что они обязаны и смеют говорить только ту ложь, которая им предписана; они знали, что лгут и лгали о мнимой свободе церкви». Каждый приём Алексея на ближнем востоке давался «втроём»: он сам и два, стенографирующих каждое слово агента «внутренних дел» (для взаимного контроля). Стенографировались его собственные слова и слова посетителя. При этом Алексий уверял посетителя, что «православная церковь вполне свободна» и тем провоцировала посетителя выдавать себя с головой большевистской тайной полиции. Он, конечно, понимал, что его выступления имеют смысл политической провокации — и провоцировал. «Патриарх всея Руси» в роли сознательного политического провокатора у Антихриста... Таковы же были и выступления его политических эмиссаров в Париж, этих т.н. «митрополитов» и «епископов». То же самое происходило и в Америке. ВСЕ они лгали и провоцировали; и знали, что лгут и провоцируют. И видели, что им верят — или одни «свои же агенты», или сверх того ещё и отменные эмигрантские глупцы, и без того желающие быть обманутыми. А про эмигрантских не глупцов они твёрдо знали, что эти — только притворяются, будто верят, а на самом деле сознательно помогают им обмануть эмигрантское и мiровое общественное мнение в пользу большевизма — и при том по международной директиве, данной из мiровой кулисы. Они понимали всё это — и лгали дальше. А если под шумок «провирались правдою» — то бывали за это немедленно увозимы в Москву на аэроплане (так было в Париже).

 Удивительно легко, привычно и ловко катились они по этой линии лжи. Это, впрочем, понятно: главная ложь была у них уже за плечами: у них хватило духа объявить устно и печатно, что все мученики и священномученики Православной Церкви за последние пятьдесят лет страдали не за веру и не за Церковь, а за «политические преступления» против советской власти: у них хватило духа, — ещё у Местоблюстителя митрополита Сергия, — заявить, что никаких гонений на веру, на верующих, на Церковь, на храмы и на святыни Православия в советской стране никогда не было. После этой вопиющей лжи — всё остальное лганье пошло легко и гладко. Книгу Местоблюстителя Сергия, вышедшую в Москве, во второй половине 1942 года, надо было видеть и изучить, что нам и удалось сделать. Это — сборник статей, «заявлений» и «свидетельских показаний». Участниками были — сам Сергий, его ближайшие церковные помощники и длинный ряд «духовных» и светских лиц. Тезис у всех был один: советская власть никогда не вела гонений на Церковь, на веру и на верующих, гонения начались только в момент вторженья германских фашистов и ведутся только ими. Каждая статья сопровождалась портретом её названого автора или, во всяком случае, факсимиле его подписи. Кто читал эту книгу, — знал историческую правду, — того охватывало чувство головокружения и ужаса. Это был поток заведомой, вызывающей, бесстыдной лжи; всё было написано одним и тем же, одинаковым стилем и произносилось тоном аффектированнаго, наигранного негодования, с эдакими раскатами «истинно – коммунистического пафоса», и с этою, за пятьдесят лет всем осточертевшею подхалимской «лояльностью»... — Что было — того «не было». Церковь «цветёт», народ «свободно молится», храмы — «открыты», никаких утеснений сроду не бывало. Когда же волна злодейского умысла, ненависти и свирепости действительно надвигалась из Германии — по обычаю советской пропаганды — к очевидно-бесспорной правде пристёгивалась заведомая ложь... И произносилось всё это распалённым тоном заведомого лжеца, знающего, что ему никто не верит и не поверит. И потом эти «иерархи» явились к нам, за рубеж, и предложили нам признать их «авторитет» и подчиниться их церковному водительству так, как они сами подчинились духовному водительству советов. О последнем они, впрочем, умолчали. А за рубежом сейчас же нашлись такие, которым эти люди показались носителями «истинного и свободного Православия», и которые увидели в Алексее (страшно сказать) «хранителя канонов» и «великого водителя церкви». И поспешили «уверовать» в него и подчиниться ему... И конечно принять «советскую церковь»... А «советская церковь» есть на самом деле — учреждение советского противохристианского, тоталитарного государства, исполняющее его поручения, служащее его целям, не могущее ни свободно судить, ни свободно молиться, ни свободно блюсти тайну исповеди. По истине, только тот, кто всё забыл и ничему не научился, может воображать, что тоталитарный коммунизм способен и склонен чтить тайну исповеди; что священник «алексеевской, советской церкви» посмеет блюсти эту тайну и, приняв исповедь честного патриота, (т. е., «контр- революционера» или идейного антикоммуниста) не довести её по линии НКВД или МВД... По истине, только тот, кто устал бороться с советскими рабовладельцами и поддался их пропаганде, может думать, что «патриарх» Алексей хранит и строит истинное Православие. Только тот может считать Алексея «хранителем канонов», кто никогда не читал их и не вникал в их глубокий христианский смысл. Этот смысл — прежде всего в свободе от человеческого давления на «изволение Духа Святого» и во вдохновенном повиновении Его внушениям. И потому то, что Алексей на самом деле может «хранить», конечно в пределах угодных и удобных советской политической полиции, — это традиционная внешность исторического Православия, а каноны он уже попрал, взбираясь на запустевший престол Патриарха всея Руси.

 В ответ таким забывчивым и утомлённым мы выдвигаем тезис: православие, подчинившееся советам, и ставшее орудием мiрового антихристианскаго соблазна — есть не православие, а соблазнительная ересь антихристианства, облекшаяся в растерзанные ризы исторического Православия. Но этот тезис мы уже не будем доказывать, ибо мы его только что доказали.

Пусть же тот, кто действительно «не видит» ложной роли нового «патриарха», подумает только: сам порабощённый, — ЗАЧЕМ он силится подмять под себя и поработить вместе с собой ещё и зарубежное Православие? Сам принявший компромисс с врагами Христианства и Православия, вынужденный к этому,— ЗАЧЕМ он навязывает этот компромисс нам, которые имеют возможность, слава Богу, не молиться за дьявола и его успехи в мiре. Ведь казалось бы — надо Бога благодарить за то, что зарубежное Православие может жить и молиться, не служа антихристу. Откуда эта непреодолимая потребность в иерархическом подчинении, в возможности назначать, предписывать, столь чуждые истинному Православию? Почему это стало вдруг необходимо — лишить зарубежное Православие свободы его молитвенного и церковного дыхания? Православию ли нужно поработить всё зарубежные приходы и епархии под низкую руку НКВД, чтобы всюду шныряли, предписывали, шпионили и составляли свои проскрипционные списки его бессовестные и свирепые агенты, эти исчадия зла и позора? Кто же в действительности нуждается в этой нашей зависимости — Православная Церковь или советское правительство? Тут спросить — значит ответить. Советская церковь осуществляет во всех своих выступлениях — не волю Церкви, а волю советчины. А слепцы и лицемеры спешат ей навстречу. Мне, как жителю Италии, пришлось однажды видеть в соборе городка Орвьетто замечательную фреску художника 15-16 века — Лука Синьорелли: «Пришествие антихриста».

 Впечатление было потрясающее, незабываемое. Особенно для нас, въявь видевших гонения большевиков на Православную Церковь... «Он» изображается в чертах, жутко, кощунственно напоминающих лик Христа Спасителя. Страшно смотреть на эти черты. Они сдвинуты в сторону пошлой сытости, лживости, лицемерия, аффектации и какой-то пронырливой порочности... Эти отвратительные черты не воспроизводят в детали и фотографы... «Он» появляется на огромной фреске несколько раз. Вот «он» делает ложные, соблазнительные чудеса, — исцеляет больного среди ликующих родственников его. Вот «он» говорит к народу, а дьявол слева, придерживая его за талию, нашептывает ему на ухо свои инструкции. У ног его лежат в куче только что конфискованные священные сосуды. Агенты его раздают направо и налево золото. В слушающей толпе есть всякие: уже соблазнившиеся и ещё сомневающееся, растерянные и любопытные, резонеры и продажные, интеллигенты и чернь, безразличные и неистовые. А там, справа и слева — палачи душат протестующих, обезглавливают верных, избивают духовенство и непокорных... И агенты, одетые во все чёрное, уже завладели храмами и отбирают святыни... Страшная картина. Пророческая картина. О ней думаешь невольно, произнося эти противоестественные, бессмысленные слова: «советская церковь».

 Иез.13:10 – «За то, что они вводят народ Мой в заблуждение, говоря: «мир», тогда как нет мира; и когда он строит стену, они обмазывают её грязью». Ис.29:9 – «Изумляйтесь и дивитесь: они ослепили других, и сами ослепли».

 

Не нам, не нам, лукавым человекам,

Фанфары за победу – прочь такую мысль!

Мрак отступил, путь показался светлый.

От Бога Иеговы мы во всём зависим.

       Намеченное в мирном сталось столь успешным,

       И во время к зиме убрались восвояси.

       На поле жизни, – мизерные пешки, –

       Не вылезли до старости по разуму из яслей.

За мысли трезвые и дельные восславим

Не нас, не нас, а милость Иисуса.

Сознаемся – без Бога только слабость,

И реки мудрости иссякли бы при устье.

       Останемся ли мы в своих учениках?

       Не говори, что ты, мол, не учитель.

       Без Бога зной, и прежде всех зачах

       Орлом смотревшийся – был воробьём ощипан.

Не нам, о, Господи, не нам хвалебный гимн,

Но именно Тебе, дающему прещедро!

Достоин прославленья только Ты Один,

Мы это выскажем при первой же проверке.

       Преступно, нечестиво и безбожно

       Хотя бы толику приписывать пигмею.

       Не человек, а червь, собачья блошка,

       О самости своей помыслить не посмеет.

Не нам хвала, но с Ангелами вкупе

Поём о святости трикратной Саваофа!

За всё воспой, расшаркайся не скупо,

Прорвись с Давидом через бойни грохот.

       Живём ли, умираем ли – всегда Господни,

       Едим ли празднично, постимся ли усердно.

       Дыханье с аллилуией при любой погоде, –

       Нас Библия уверила: так будет и по смерти.

Венцы к подножию престола благодати

Возложат победители – гласит Апокалипсис.

Не присвояй себе, иначе будешь татем,

Уже при жизни недругом освистан.            13.10.08. ИгЛа