Вопрос 3434:
21 т. Если бы Вас пригласили на заупокойную трапезу после похорон Ельцина, то
пошли бы?
Ответ:
У меня нет телевизора, но есть радиоприемник, и я слышал всё, что передавалось
из храма Христа Спасителя и остальное. Когда передали, что Борис Николаевич
умер, я попросил у Бога прощения за свою молитву и помолился о нём: «Если что
можно, Господи, облегчи положение и мытарства, нераба Твоего Бориса». Сижу один дома и веду набор 21 тома
своих книг из серии «…открытым оком». Если бы не перестройка, то даже на
пишущей машинке было опасно чакать. Но какую роль сыграл в этом сей человек,
который куролесил, не взирая на мнение людей? Сейчас говорят о его мужестве,
что он взял на себя ответственность и не боялся и пр.
Только и скажешь себе: «По
пьянке чего не натворишь». «Сила есть, ума не надо!» Выступают спортсмены,
артисты, военные, соратники, вспоминая, как он заботился о них. О, если бы
увидели сейчас, что совершается в духовной сфере, что с его душой, какие
страшилища летают вокруг и, быть может, кропят вонючей жидкостью тело, как
видел Андрей Юродивый. Каким пеплом посыпают гроб и как проклинают лживых
христиан демоны! Поминать собрались самые, быть может, грешные иерархи, чтобы и
молитва не была услышана. Поминают в храме постоянно: «помяни первого президента
Бориса Николаевича», хотя бы проще было сказать: «прости нераба Твоего». Да разве Богу нужны напоминания о его бывшем
президентстве? Может, для того и напоминается, кого хоронят, отпевают, чтобы
содрогнулись небесные силы, какого грешника принесли. Прем.6:5,8 - «Страшно
и скоро Он явится вам, — и строг суд над начальствующими,.. но начальствующим предстоит строгое испытание».
Если бы хотя один священник напомнил этому
собранию, людям, которые собрались просто, как на спектакль, что будет Суд
Божий, где будут заданы вопросы по 25 главе Евангелия от Матфея: «Накормил?
Напоил? Посетил?» И на все эти самые прямые и страшные вопросы было бы
миллионами уст из страны живыми и мёртвыми громогласно возглашено: «Обобрал!!!
Мы по помойкам искали хлеб. А он, этот нераб Божий Борис, расплодил невиданную
мафию, которая перегнала все богатства страны в швейцарские банки и в Израиль».
Если после того, как Христос сотворил чудо с хлебами и накормил около пяти
тысяч, то после насыщения: Иоан.6:13 – «собрали, и наполнили
двенадцать коробов кусками от пяти ячменных хлебов, оставшимися у тех, которые
ели», то после «умной» реформы 12 лет куски собирали. Сир.35:21
– «Хлеб нуждающихся есть жизнь бедных: отнимающий его есть кровопийца».
Душе его не нужны выстрелы, эскорты. Это ещё миллионы трачено денег, на которые
можно было сотни или тысячи человек накормить. Огромное шоу. Весьма дорогое
зрелище для слепцов. Это всё ещё продолжающаяся «исповедь на заданную тему», а
не подлинная исповедь перед обманутыми им, перед Богом. В первый же день после
смерти делают опросы граждан, кто и сколько довольны деяниями Ельцина. 33% рады
его добровольному уходу с поста первого президента России, 13% тех, кто рад,
что своим преемником назначил именно Путина В. В. (если бы этот вопрос был в
новогоднюю ночь 1999 года, то не было бы и полпроцента). И по 6-8% отдали
голоса за отмену цензуры в прессе, запрет КПСС, за свободы, приватизацию
квартир и пр. Если бы были честными вопрошатели, то отметили бы, что ушёл вовсе
недобровольно, а полумёртвый, и за его уход, может быть, тогда было более 50%.
Просто время сгладило горе обобранных, потерявших минимальные сбережения. Его
тогда иначе и не могли назвать, как главным паханом на развалинах страны-трупа.
Егор Лигачёв и сегодня говорит: «Ничего
созидательного с его именем в России не связано. Он просто испытывал жажду
власти». Дано было и не Борисом – возможность выражать свои мысли, не боясь
быть истерзанным. Говорить о совести этого несчастного человека, искалеченного
с юных лет безбожием, вовсе не приходится. Если бы он был честным, да разве бы
он жил до 76 лет? Он бы голову положил на рельсы, видя, что народ вымирает. «Я
лягу головой на рельсы, если цены будут повышены!» (весна 1991 год). Для
прикидывающихся незнайками напомню, что только в 1992 году инфляция достигла
32-х кратной отметки, а до 1997 - в 10.047 раз. Пьяный дядя Боря лгал о
стабильности финансовой системы и ровно через два дня после такого заявления 15
августа 1998 году, когда сказал: «Девальвации не будет! Твёрдо и однозначно!» –
не без его же ведома накрыло всех дефолтом. То есть супернаглым ограблением
народа. Сравните на фото «красивого» Ельцина и «меченого» Михаила Горбачёва. На
лице Михаила вполне отражена мысль, а у Ельцина грубая Лебедевская потуга выйти
из роли начальника тюрьмы. Родившись 1 февраля 1931 года, в 1961 г.
тридцатилетним вступает в партию. Значит, он не видел, что КПСС есть банда
людоедов – он же совершенно слепой был! В июле 1990 года выходит из партии и не
потому, что вдруг прозрел, но уже получил иную установку от хозяев, с которыми
потом не раз будет фотографироваться на фоне семисвечника. 12 июня 1991 года он
был избран президентом такой страны, где любят диктатуру, царя. На диктатуру
уже не повернуть, но составить свой клан, разграбить страну – на это хватило полномочий.
4 июля 1996 года переизбирается на второй срок, хотя перед этим только за него
готовы были бы голосовать не более... 4%. Совсем как у Сталина, - при
голосовании за него 6%, в итоге будет выставлено... 96%. 9 августа 1999 года
назначил никому неизвестного Путина Владимира премьер-министром, перед этим
устроив чехарду на эту должность и усыпив бдительность всех. 31 декабря 1999
года как бы с глубокого похмелья объявил о своей добровольной отставке. Приняли
многие это за новогоднюю шутку, да и сам народ был не в своём уме, тоже с
похмелья.
Говорят, что роль Ельцина
Бориса Николаевича будет правильно оценена лет через 50, а ещё лучше через 100.
Почему так далеко? Да только потому, чтобы дождаться, когда умрёт последний
человек, ограбленный в его правление. А там про него и помнить некому.
Божественное есть ли в его правлении?
Что до обеда в Кремле, то
далековато. Обычно я не ужинаю, но тут решил поужинать. Моя пенсия за 35-летний
стаж работы – 1.470 рублей. Налил привезённую из Потеряевки берёзовку, две
кружки. Достал сухарей, которые приготовила мне сестра Анна в позапрошлом году,
пол ложки мёда, подаренного мне сестрой Татьяной из Тогула. Позволил себе 5
фиников сушёных, две ложки ягод жимолости, подаренной сегодня сестрой
Александрой. Это всё я мог иметь и без демократии. Но если бы предложили
избрать между тем, что было до 1991 года, и после, то ни за какие коврижки я бы
не пошёл искать коммунистические льготы. Если бы я был приглашён на обед, на
поминки, то пища их – не моя. Слушать меня там никто бы и не стал, а тогда для
чего всё остальное? Говорят, что на похоронах удобно проповедовать, потому что
все согбены горем и им только бы и напомнить о Суде Божием. У меня есть опыт,
что похороны и поминки – совсем даже не лучшая пора для благовестия – все
заняты одним – поскорее зарыть гниющее тело и добраться до обильной тризны с
обильными же возлияниями, где будут много и беспробудно лгать о достоинствах
усопшего, прикрываясь фразой: «О мёртвом или ничего не говорить или только
хорошее».
Повторяли не раз слова «последний путь» – вот
это впечатляет, заставит задуматься кого-нибудь. Последние почести получил,
чтобы там, за гробом уже ничего не осталось доброго? Человек жил, весь
погружённый в обольщение временным. А теперь выискивают некие слова его о
прошении прощения перед народом. Не смог даже труп с Красной площади зарыть,
хотя при таком самодурстве это смог бы сделать в одну ночь. И не запретил
компартию – эти ошибки он сознавал, но так ничего и не сделал, чтобы всю камарилью,
взращенную им, разогнать. Ис.41:24 - «Но вы ничто, и дело ваше
ничтожно; мерзость тот, кто избирает вас». Если бы он осознал себя
грешником, то разве он ушёл бы с поста своего, не попытавшись выправить то, что
приводит к вымиранию нации, к гибели государства?! Всё забыто! Да и не он делал
эту перестройку, а Горбачёв. Ельцину масоны отвели второстепенную роль, нашли
такую креатуру, которая мало что слышала о стыде, о совести. Теперь душа его
пошла одна, совершенно одна – нет ни родных, ни прихлебателей бывших, ни поющих
монашек. Ни архиереев. Один! А жил далеко не по Евангелию. Я так и не смог
настроиться, что тут что-то сакральное, что тут помогают душе. Просто слушал,
как одну из передач, постановку, на скорую руку срежиссированную. Слетелись в
храм на похороны все масоны. Откр.18:2 – «сделался жилищем бесов и
пристанищем всякому нечистому духу, пристанищем всякой нечистой и
отвратительной птице». Ос.7:2 – «Не помышляют они в сердце
своём, что Я помню все злодеяния их; теперь окружают их дела их; они пред лицом
Моим». Сколько вспоминают о самых добрых качествах покойника. Самых
добрых его делах. Слушал и плакать хотелось – ни одного доброго дела, которым
бы прославлялся Бог Всемогущий. Ни одного свидетельства о его вере, о заботе о
его бессмертной душе. Прем.Сол.15:14 - «Самые же неразумные из
всех и беднее умом самых младенцев — враги народа Твоего, угнетающие его».
Да как вспомнишь, сколько колдунов и
«ясновидящих» Гробовых Гришек и прочей тьмы было вокруг «просветлённого» и
посвященного в масоны Бориса, то поневоле подумаешь, что свет для него померк
задолго до его рождения. Преступные братки и масоны страсть как любят провожать
в последний путь, то есть на мытарства загробные. И тут слетелись подельники.
После смерти каждый из угодивших в ад желает добра своим дружкам-братьям. Лук.16:28 - «ибо у меня пять братьев; пусть
он засвидетельствует им, чтобы и они не пришли в это место мучения».
Иер.8:20 – «Прошла жатва, кончилось лето, а мы не спасены». Лук.16:25 –
«Но Авраам сказал: чадо! вспомни, что ты получил уже доброе твоё в жизни
твоей, а Лазарь - злое; ныне же он здесь утешается, а ты страдаешь». Сир.11:2
- «Каков правитель народа, таковы и служащие при нём; и каков
начальствующий над городом, таковы и все живущие в нём».
Вот парадный
подъезд. По торжественным
дням,
Одержимый холопским
недугом,
Целый город с каким-то
испугом
Подъезжает к заветным
дверям;
Записав своё имя и званье,
Разъезжаются гости домой,
Так глубоко довольны собой,
Что подумаешь - в том их призванье!
А в обычные дни этот пышный
подъезд
Осаждают убогие лица:
Прожектёры, искатели мест,
И преклонный старик, и
вдовица.
От него и к нему то и знай по утрам
Всё курьеры с бумагами скачут.
Возвращаясь, иной напевает «трам-трам»,
А иные просители плачут.
Раз я видел, сюда мужики
подошли,
Деревенские русские люди,
Помолились на церковь и
стали вдали,
Свесив русые головы к
груди;
Показался швейцар. «Допусти», – говорят
С выраженьем надежды и муки.
Он гостей оглядел: некрасивы на взгляд!
Загорелые лица и руки.
Армячишка худой на плечах,
По котомке на спинах
согнутых,
Крест на шее и кровь на
ногах,
В самодельные лапти обутых
(Знать, брели-то долгонько они
Из каких-нибудь дальних губерний).
Кто-то крикнул швейцару: «Гони!
Наш не любит оборванной черни!»
И захлопнулась дверь.
Постояв,
Развязали кошли пилигримы,
Но швейцар не пустил,
скудной лепты не взяв,
И пошли они, солнцем
палимы,
Повторяя: «Суди его Бог!» -
Разводя безнадёжно руками,
И, покуда я видеть их мог,
С непокрытыми шли головами...
А владелец роскошных палат
Ещё сном был глубоким
объят...
Ты, считающий жизнью
завидною
Упоение лестью бесстыдною,
Волокитство, обжорство,
игру,
Пробудись! Есть ещё
наслаждение:
Вороти их! в тебе их
спасение!
Но счастливые глухи к
добру...
Не страшат тебя громы небесные,
А земные ты держишь в руках,
И несут эти люди безвестные
Неисходное горе в сердцах.
Что тебе эта скорбь
вопиющая,
Что тебе этот бедный народ?
Вечным праздником быстро
бегущая
Жизнь очнуться тебе не
даёт.
И к чему? Щелкопёров забавою
Ты народное благо зовёшь;
Без него проживёшь ты со славою
И со
славой умрёшь!..
Ты уснёшь, окружён
попечением
Дорогой и любимой семьи
(Ждущей смерти твоей с
нетерпением);
Привезут к нам останки
твои,
Чтоб почтить похоронною тризною,
И сойдёшь ты в могилу... герой,
Втихомолку проклятый отчизною,
Возвеличенный громкой хвалой!..
За заставой, в харчевне
убогой
Всё пропьют бедняки до
рубля
И пойдут, побираясь
дорогой,
И застонут... Родная земля!
Назови мне такую обитель,
Я такого угла не видал,
Где бы сеятель твой и хранитель,
Где бы русский мужик не стонал?
Стонет он по полям, по
дорогам,
Стонет он по тюрьмам, по
острогам,
В рудниках, на железной
цепи;
Стонет он под овином, под
стогом,
Под телегой, ночуя в степи;
Стонет в собственном бедном
домишке,
Свету Божьего солнца не
рад;
Стонет в каждом глухом
городишке,
У подъезда судов и палат.
Выдь на Волгу: чей стон раздаётся
Над великою русской рекой?
Этот стон у нас песней зовётся -
То бурлаки идут бечевой!..
Волга! Волга!.. Весной
многоводной
Ты не так заливаешь поля,
Как великою скорбью народной
Переполнилась наша земля, -
Где народ, там и стон...
Эх, сердечный!
Что же значит твой стон
бесконечный?
Ты проснёшься ль, исполненный сил,
Иль, судеб повинуясь закону,
Всё, что мог, ты уже совершил, –
Создал песню, подобную стону,
И духовно
навеки почил?.. 1858.
Некрасов
Стихотворение, по воспоминаниям Панаевой, «было написано Некрасовым, когда он находился в хандре. Он лежал тогда целый день на диване, почти ничего не ел и никого не принимал к себе. На другое утро я встала рано и, подойдя к окну, заинтересовалась крестьянами, сидевшими на ступеньках лестницы парадного подъезда в доме, где жил министр государственных имуществ М. Н. Муравьёв. Была глубокая осень, утро было холодное и дождливое. По всем вероятиям, крестьяне желали подать какое-нибудь прошение и спозаранку явились к дому. Швейцар, выметая улицу, прогнал их; они укрылись за выступом подъезда и переминались с ноги на ногу, прижавшись у стены и промокая на дожде. Я пошла к Некрасову и рассказала ему о виденной мною сцене. Он подошёл к окну в тот момент, когда дворники дома и городовой гнали крестьян прочь, толкая их в спину. Некрасов сжал губы и нервно пощипывал усы; потом быстро отошёл от окна и улёгся опять на диване. Часа через два он прочёл мне стихотворение «У парадного подъезда». Некрасов совершенно переработал реальный жизненный материал, внеся темы вселенского зла, библейские ассоциации, мотивы высшего суда и возмездия. Всё это придало стихотворению обобщенно-символический смысл. В течение пяти лет стихотворение не могло появиться в русской подцензурной печати и ходило по рукам в списках. В 1860 г. оно было напечатано Герценом в «Колоколе» без подписи автора, с примечанием: «Мы очень редко помещаем стихи, но такого рода стихотворение нет возможности не поместить».