ВРЕМЯ подходит у нас уже к концу поста: посему и мы предадимся большей (ревности о) добродетели. Как бегущим (на ристалище) нет никакой прибыли (от того, что бегут), если они не получают наград; так и нам не будет никакой пользы от множества трудов и подвигов в течение поста, если не будем в состоянии вкусить священной трапезы с чистою совестью. Для того и пост и четыредесятница, и столь многодневные собрания и беседы, и молитвы и поучения, чтобы мы, такою ревностью о божественных заповедях смыв приставшие к нам в течение целого года грехи, с духовным дерзновением приобщились благоговейно бескровной той жертвы: иначе, напрасно, и без цели, и без всякой пользы подъяли мы столько труда. Итак, каждый пусть подумает сам с собою, какой недостаток исправил, какое доброе качество приобрел, какой грех откинул, какое пятно смыл, в чем сделался лучше. И, если он найдет, что от поста у него оказалась прибыль в этой прекрасной купле, и убедится, что много позаботился о своих ранах, то пусть приступает. Но, если он был беспечен, и может похвалиться только постом, а ни одного из добрых дел не сделал, то пусть остается вне, и войдет тогда, когда очистится от всех грехов. Пусть никто не надеется на один пост, если только он остался без исправления в грехах. Не постящийся может получить извинение, ссылаясь на немощь телесную, но не исправившемуся в грехах нельзя получить оправдания.
Ты не постился по немощи плоти; а для чего не примирился с врагами своими, скажи мне? И здесь не хочешь ли сослаться на слабость тела? Опять, если ты питаешь зависть и злобу, - чем станешь оправдываться, скажи мне? В (оправдание) этих пороков никак нельзя ссылаться на немощь телесную. И это было делом человеколюбия Христова, что главнейшие и служащие опорою нашей жизни заповеди нисколько не терпят от немощи тела. Итак, если и все священные законы одинаково необходимы нам, но более всех тот, который повелевает не иметь ни с кем вражды, и не оставаться навсегда во гневе, но тотчас примиряться; то вот мы сегодня и побеседуем с вами об этой заповеди. В самом деле, если блудодею и богохульнику невозможно быть причастником священной трапезы, - тем более имеющему врага и злопамятствующему невозможно вкусить святого причастия. И весьма справедливо! Блудник и любодей, лишь только удовлетворил похоть, то и положил конец греху; и если, воспрянув, захочет восстать от падения и обнаружить потом великое раскаяние, то получает некоторое облегчение; но злопамятствующий каждый день делает грех, и никогда не кончает его. Там сделано преступление, и кончен грех: здесь каждодневно совершается грех. Итак, какое найдем мы, скажи мне, извинение, добровольно отдаваясь такому злому зверю? И как хочешь ты, чтобы Господь был к тебе снисходителен и кроток, когда сам ты жесток и неумолим к подобному тебе рабу? Но этот раб оскорбил тебя? И ты часто оскорбляешь Бога. Какое же сравнение между подобным тебе рабом и Господом? Притом, может быть, тот оскорбил тебя, будучи сам обижен тобою, и ты пришел в раздражение; но сам ты оскорбляешь Господа, не потерпев от Него вреда и оскорбления, а получая каждодневно благодеяния. Подумай же, что, если Бог захочет строго взыскивать за все, что ни делается против Него, мы не проживем и одного дня. “Если Ты, Господи, будешь замечать беззакония, - говорит пророк, - Господи! кто устоит” (Пс. 129:3)? Не говорю уже о всех других грехах, которые знает только совесть грешника, и свидетель которых один Бог, а из людей никто: если бы потребовался у нас отчет в этих явных и открытых грехах, - чем бы мы извинились в них? Если бы Бог стал взыскивать за наше нерадение и беспечность в молитвах, - за то, что, стоя пред Богом и молясь Ему, не оказываем Ему и такого благоговения и почтения, какое оказывают рабы господам, воины начальникам, друзья друзьям? Когда ты разговариваешь с другом, то делаешь это со вниманием; а когда молишься Богу о грехах, просишь прощения столь многих беззаконий, и умоляешь о даровании тебе помилования, то нередко делаешь это с небрежением, и, между тем как колена твои преклонены на землю, уму своему ты позволяешь блуждать по площади и дому, так что уста твои произносят слова без смысла и без цели; и так делаем мы не один раз и не два, но многократно. Если бы за это одно Бог захотел взыскать с нас, нашли ли бы мы извинение? Могли ли бы оправдаться? Не думаю.
2. Что же, если Он выведет наружу те злые речи, которые мы каждый день говорим друг о друге, и те неуместные суждения, которые произносим о ближнем, не по какому-либо делу, но по склонности осуждать и порочить (других): что можем тогда сказать в свое оправдание? А если станет разбирать наши пытливые взгляды, и злые похоти, возбуждаемые в нашем сердце, когда от непозволительного блуждания очей получаем мы скверные и нечистые помыслы: какому подвергнемся наказанию? Опять, если потребует у нас ответа за бранные слова (“А Я говорю вам, - сказано, - что всякий, гневающийся на брата своего напрасно, подлежит суду” (Мф. 5:22): можем ли мы открыть уста, или даже заикнуться и сказать против этого что-нибудь - малое или великое? А тщеславие, какое выказываем и в молитве, и в посте, и при подаянии милостыни, если станем разбирать: не говорю - Бог, но мы сами - грешники: будем ли в состоянии взглянуть на небо? А коварства, какие сплетаем мы друг против друга, когда, то хвалим брата в глаза и говорим с ним по-дружески, то хулим за глаза? Вынесем ли должные за них наказания? Что сказать о клятвах, о лжи, о клятвопреступлениях, о несправедливом гневе, о зависти, какую часто питаем к счастливым, не только ко врагам, но и друзьям? Также о том, что радуемся несчастью других и чужое горе почитаем облегчением нашего?
Что потерпим, если (Бог) потребует у нас ответа за ту небрежность, какую показываем в церковных собраниях? Вы знаете, что нередко, когда сам Бог говорит ко всем нам чрез пророка, мы в это время ведем большие и длинные разговоры с ближним о вещах, нисколько до нас не касающихся. Какая же будет у нас надежда на спасение, если Он, оставя все прочее, захочет наказать нас за один этот грех? Не сочти его за маловажный проступок, но, если хочешь видеть тяжесть его, рассмотри этот самый проступок по отношению к людям - и тогда увидишь тяжесть греха. Осмелься, когда говорит с тобою начальник, или даже какой друг из числа более почетных, - осмелься, оставив его, разговаривать с своим слугой: тогда увидишь, на какую дерзость отваживаешься, делая это по отношению к Богу. Тот, если будет из числа более знатных, подвергнет тебя и наказанию за оскорбление; а Бог, хотя каждодневно терпит столь много, и еще более этих оскорблений, не от одного, не от двух и трех человек, но от всех почти нас, однако переносит долготерпеливо, и не только эти, но и другие, более тяжкие оскорбления. В самом деле, это грехи явные и ведомые всем, и почти всеми делаемые; но есть еще другие грехи, о которых знает только совесть грешников. Если подумаем и размыслим обо всех их, то хотя бы мы были самые жестокие и грубые люди, рассмотрев множество грехов своих, от страха и тоски не в силах будем и вспомнить о нанесенной нам другими обиде. Вспомни об огненной реке, о ядовитом черве, о страшном суде, на котором все будет обнажено и объявлено, подумай, что скрываемое теперь открыто будет тогда. И вот, если простишь ближнему согрешения, все это, чему предстоит тогда открыться, изгладится здесь, и ты отойдешь отсюда, не влача за собою ни одного из грехов твоих, - так что ты (прощая) больше получаешь, нежели даешь. Много, конечно, сделали мы таких грехов, о которых никто из посторонних не знает: поэтому, от мысли, что в тот день, на всеобщем зрелище вселенной, наши грехи будут открыты пред всеми, мы страдаем более, нежели от самого наказания, будучи мучимы и терзаемы совестью. Но такой стыд, такие грехи, такое наказание можно отвратить прощением ближнему: нет ничего равного этой добродетели. Хочешь узнать силу этой добродетели? “Хотя бы предстали пред лице Мое Моисей и Самуил, - говорит Господь, - душа Моя не [приклонится] к народу сему” (иудеям) (Иер. 15:1). Однако кого Моисей и Самуил не могли спасти от гнева Божия, тех могла спасти эта заповедь (о прощении обид). Вот почему (Бог) тем самым, о которых сказал Он эти слова, постоянно внушал: “Зла друг против друга не мыслите в сердце вашем” (Зах. 7:10); и: “Никто из вас да не мыслит в сердце своем зла против ближнего своего” (Зах. 8:17). Не сказал только - оставь, но - и в уме не имей, и не помышляй, оставь весь гнев, истреби эту болячку. Ты думаешь, что мстишь врагу, но - прежде, чем его, ты мучишь себя, приставив к себе со всех сторон внутри, как палача, гнев, и терзая свою собственную утробу.
И что может быть жальче человека, который непрестанно гневается? Как беснующиеся никогда не бывают спокойны, так и злопамятный и враждующий никогда не будет вкушать мира: он непрестанно воспламеняется, каждый день усиливает бурю помыслов, припоминая себе слова и дела оскорбителя своего и раздражаясь при одном имени его. Произнеси только имя врага, - он приходит в ярость и терпит внутри сильную боль; увидит одно лицо его - пугается и трепещет, как будто подвергается крайнему бедствию. Даже если увидит кого из близких к нему, или его одежду, дом, улицу: от всего этого терпит мучение. Как при виде дружеских - и одежд, и лиц, и обуви, и домов, и улиц мы тотчас окрыляемся; так, что ни увидим из принадлежащего нашим врагам и неприятелям - слугу ли, друга ли, дом, улицу, или другое что, - всем этим мы уязвляемся, и от каждого из этих предметов бывают нам частые, непрерывные удары.
3. К чему же такая досада, такое мучение и наказание? Если бы и не угрожала злопамятливым геенна, то из-за того мучения, какое нам причиняет вражда, надлежало бы прощать оскорбителям согрешения: но, когда еще угрожают бесконечные наказания, - что может быть безумнее, как, думая мстить врагу, наказывать самого себя и здесь и там? В самом деле, мы увидим ли его счастливым, умираем с печали; (увидим ли) несчастным, боимся, чтобы не произошла какая-нибудь благоприятная перемена: а за то и другое готовится нам неизбежное наказание. “Не радуйся, когда упадет враг твой” (Притч. 24:17). Не говори мне о великости обиды: не она причиною твоей гневливости, но то, что ты не помнишь о своих собственных грехах и не имеешь пред очами геенны и страха Божия. Что это действительно так, я постараюсь доказать тебе событиями нашего города. Когда виновные в законопреступных тех дерзостях приведены были в судилище, когда огонь пылал внутри, и палачи стояли вокруг и секли по бокам; тогда, если бы кто из стоявших тут сказал им со стороны: "если есть у вас враги, перестаньте гневаться, и мы освободим вас от этого наказания" - не стали ли бы они целовать ноги? Если бы даже кто велел им пойти в услужение к ним, - и от этого не отказались бы. Если же человеческое и конец имеющее наказание может обуздать гнев, - тем более будущее наказание, если бы постоянно владело нашим умом, изгнало бы из души не только вражду, но и всякую злую мысль. И что легче, скажи мне, как перестать гневаться на оскорбившего? Разве нужно для этого пускаться в дальний путь? Тратить деньги? Упрашивать других? Довольно только захотеть, и дело кончено. Какого же не заслуживаем мы наказания, когда из-за мирских дел оказываем и раболепную услужливость, и недостойную нас угодливость, и тратим деньги, и разговариваем с привратниками, чтобы только польстить негодным людям, и все делаем и говорим, лишь бы удалось наше предприятие; а ради Божиих заповедей не хотим и попросить оскорбившего нас брата, даже почитаем за стыд придти первыми? Того ли стыдишься, скажи мне, что первый получишь пользу? Стыдиться должно противного - коснения в страсти (гнева) и выжидания, чтобы оскорбивший пришел примириться: вот это для тебя и стыд, и позор, и вред величайший; потому что, кто первый придет, тот все и получит. Если ты перестанешь гневаться, будучи упрошен другим, то ему и вменяется этот подвиг, потому что ты исполнишь заповедь (о примирении) не из покорности Богу, а из угождения тому человеку. Но если тогда, когда никто не упрашивал тебя, когда и сам оскорбитель не пришел к тебе и не просил (прощения), ты, выбросив из ума всякий стыд и всякую медлительность, сам поспешишь к оскорбившему тебя и прекратишь вражду, то этот подвиг будет весь твой, и ты получишь всю награду. Если скажу я тебе - постись, ты представляешь мне в свое извинение немощь телесную; если скажу - подавай бедным, указываешь на воспитание детей и бедность; если скажу - ходи в церковь, - на житейские заботы; если скажу - слушай наставления и понимай смысл поучения, - на свою простоту; если скажу - исправь другого, говоришь, что "он советов моих не послушает, потому что слова мои не раз уже были не уважены". Пустые, конечно, это предлоги, но, по крайней мере, можешь ты иметь хоть предлог; а если скажу - перестань гневаться, на какой из этих предлогов можешь указать? Не можешь указать ни на слабость тела, ни на бедность, ни на простоту, ни на недосуг, ни на что-либо другое: так, этот грех более, чем всякий другой, не извинителен!
Как можешь ты простереть руки к небу? Как повернуть язык? Как попросить о прощении? Если и захочет Бог простить грехи твои, то сам ты не позволяешь (простить), не прощая долгов подобному тебе рабу. Но он жесток, суров и свиреп, - он жаждет наказания и мести? Поэтому-то особенно и прости. Много ты потерпел обид и лишений, много бесчестия и вреда в самых важных делах, и поэтому хочешь видеть врага наказанным? И для этого опять тебе полезно простить. За что сам ты отмстишь и отплатишь, словами ли, или делами, или молитвою о наказании врага, за то Бог не будет уже мстить, так как уже сам ты наказал за себя; и не только не будет мстить (за тебя), но и тебя подвергнет наказанию, как оскорбленный (тобою).
4. И у людей бывает, что, когда мы ударим чужого слугу, господин его гневается и считает поступок наш за обиду себе, потому что, когда случится нам потерпеть оскорбление, от рабов ли, или от свободных, мы должны искать суда у начальников и у господ. Если же и между людьми не безопасно самим мстить за себя, то тем более там, где судит Бог. Но ближний обидел и огорчил тебя, и сделал тебе множество зла?
И в этом случае ты сам не мсти ему, чтобы не оскорбить тебе своего Господа; предоставь Богу, и Он устроит дело гораздо лучше, нежели как тебе хочется. Тебе Он повелел только молиться за оскорбившего, а как поступить с ним, это повелел предоставить Ему. Сам ты никогда не отмстишь за себя так, как Он готов отмстить за тебя, если только Ему предоставишь это, - если не будешь молиться о наказании оскорбившего, но предашь суд в Его волю. В самом деле, хотя бы мы и простили обидевшим, хотя бы примирились с ними, хотя бы молились за них, но, если они и сами не переменятся и не сделаются лучшими, Бог не простит им, не простит, впрочем, для их же пользы. Тебя он похвалит и одобрит за любомудрие, а (врага) накажет, чтобы он не сделался худшим от твоего любомудрия. Отсюда неосновательно мнение толпы. В самом деле, многие, на упрек с нашей стороны в том, что не внимали убеждению примириться с врагами, нередко представляли следующее извинение, - которое есть не более, как покрывало их злости: "не хочу примириться (с врагом), чтобы не сделать его худшим и более дерзким, чтобы после того он не стал меня презирать еще более". А к этому прибавляют еще и вот что: "многие подумают, будто я по слабости первый иду мириться и упрашиваю врага". Все это пустое: неусыпающее око видит твое расположение; поэтому не должен ты смотреть на подобных тебе рабов, лишь бы тебе преклонить (к себе) Судию, Который будет тебя судить. Если же опасаешься, чтобы враг из-за твоей кротости не сделался худшим, то знай, что худшим он сделается не в этом случае, а скорее в том, если не примиришься с ним. Будь он самый негодный человек, но, если и не словами, и не открыто, то по крайней мере тайно одобрит твое любомудрие, отдаст честь твоей кротости в совести своей. Если же он, не смотря на (твои) доброту и угождения, останется при той же злобе, то будет иметь величайшего мстителя в Боге. И чтобы увериться вам, что и в том случае, когда мы будем молиться за врагов и оскорбителей, Бог не простит им, если они из-за нашего непамятозлобия сделаются худшими, расскажу вам древнюю историю. Осудила некогда Мариам Моисея: что же Бог? - Наслал на нее проказу и сделал ее нечистою, хотя, в прочем она была скромна и целомудренна. Потом, когда сам оскорбленный Моисей просил прекратить гнев, Бог не соизволил на это, но что сказал? “Если бы отец ее плюнул ей в лице, то не должна ли была бы она стыдиться семь дней? итак пусть будет она в заключении семь дней вне стана” (Числ. 12:14). Смысл этого изречения такой: "если бы у нее был отец, и наплевал ей в лицо, - не перенесла ли бы она этого бесчестия? Тебя хвалю за братскую любовь, кротость и снисходительность, а когда ее освободить от наказания, это знаю Я". И ты окажи брату полное снисхождение, и прости ему грехи, - не из желания ему большего наказания, но по любви и доброму расположению. Будь уверен, что, чем более он пренебрежет твою доброту, тем большее навлечет на себя наказание. Что говоришь - скажи мне: от доброты он делается худшим? Это - ему осуждение, а тебе похвала: тебе похвала, потому что ты, и видя, что он делается таким, не прекращаешь своей доброты к нему для угождения Богу; а ему осуждение, потому что он не сделался лучшим и от твоей доброты. А Павел говорит: "лучше пусть другие будут осуждены ради нас, нежели мы ради других". Не говори мне этих пустых слов: "не подумал бы (враг), что я пришел к нему по страху; не стал бы он еще более презирать меня". Эти слова приличны душе детской, безрассудной и гоняющейся за славою человеческою. Пусть думает (враг), что ты пришел по страху, - тебе же тогда будет большая награда за то, что ты, и наперед зная это, все перенес ради страха Божия. Кто для того примиряется, чтобы получить славу от людей, тот умаляет плод воздаяния; а кто, верно зная, что многие осудят и осмеют его, не перестает, однако, искать примирения, тот получит двойной и тройной венец. А таков и есть в особенности тот, кто делает это для Бога. Не говори мне, что (враг) нанес такую-то и такую обиду: если бы он выказал на тебе всю злобу человеческую, и в таком случае Бог повелел тебе простить все.
5. Вот, наперед говорю и объявляю, и громким взываю голосом: никто из имеющих врага да не приступает к священной трапезе и не принимает тела Господня; никто приступающий да не имеет врага! Имеешь врага - не приступай. Хочешь приступить - примирись, и тогда приступи, и прикоснись к святыне. Впрочем, не я говорю это, но сам Господь, распятый за нас. Он, чтобы примирить тебя с Отцом, не отказался умереть и пролить кровь; а ты, чтобы примириться с подобным тебе рабом, не хочешь и слова сказать и придти первый? Послушай, что Он говорит о таких людях. “Итак, если ты принесешь дар твой к жертвеннику и там вспомнишь, что брат твой имеет что-нибудь против тебя” (Мф. 5:23). Не сказал: подожди, пока он придет к тебе, или: переговори с ним чрез какого-либо посредника, или: попроси кого другого, но: сам пойди к нему, - “и пойди прежде примирись с братом твоим” (ст. 24). Чудное дело! Он не считает для Себя бесчестием, когда оставляют дар; а ты почитаешь унижением - первому придти и примириться! Как же можно это простить, скажи мне? Если увидишь, что у тебя отрублен какой-либо член, не делаешь ли все, чтобы соединить его с телом? Так же поступи с братьями: когда увидишь, что отсечены от дружбы твоей, поспеши скорее принять их в свои объятия; не выжидай, чтобы они первые пришли к тебе, но сам первый устремись получить награду.
С одним только повелено нам быть во вражде - с дьяволом: с ним никогда не примиряйся; а к брату никогда не питай в сердце злобы, но если и случится какое огорчение, пусть будет оно разве на один день, и долее дня да не продолжается. “Солнце, - сказано, - да не зайдет во гневе вашем” (Еф. 4:26). Если примиришься прежде вечера, получишь от Бога прощение; но, если долее пробудешь во вражде, то неприязнь твоя будет знаком не увлечения от раздражительности и гнева, но злости, - знаком души развращенной и преданной греху. Впрочем, зло не в том только, что ты сам себя лишаешь прощения, а в том, что и прекращение вражды становится более затруднительным: прошел один день, стыд уже стал больше; проходит другой день, стыд еще увеличивается; а как пропустишь третий и четвертый день, то прибавится и пятый; таким же образом пять (дней) сделаются десятью, десять двадцатью, двадцать сотнею; и наконец, рана будет уже неизлечима, потому, что чем более проходит времени, тем более расходимся мы друг с другом. Но, человек, не дай в себе места ни одной из этих неразумных страстей; не стыдись и не красней, и не говори про себя: "недавно мы так выбранили друг друга; насказали тьму таких слов, которых нельзя и говорить; и теперь пойду мириться? Кто же не осудит моего легкомыслия?" Никто, у кого есть разум, не обвинит тебя в легкомыслии, напротив, когда ты останешься непримиримым, тогда-то все будут смеяться над тобой, тогда-то дашь ты большой простор дьяволу. Ведь вражда становится неудобопримиримою не только от времени, но и от случившихся в течение этого времени дел. Как “любовь покрывает множество грехов” (1 Пет. 4:8), так вражда составляет и небывалые грехи, и у нее находят веру все клеветники, - все, кто радуется чужому несчастию и разглашает чужие пороки. Зная все это, предупреди и удержи брата, пока он совсем не отдалился; и, хотя бы для этого надлежало в тот день обежать весь город, хотя бы выйти за стены городские, хотя бы пройти дальний путь: оставь все, что у тебя в руках, и озаботься этим одним, - как бы примириться с братом. Если это дело и трудно, подумай, что все это делаешь ты для Бога - и получишь достаточное ободрение, и душу, коснящую и медлящую, краснеющую и стыдящуюся, пробуди, постоянно напевая ей такие речи: что медлишь? Что откладываешь и удерживаешься? Дело у нас не о деньгах, и не о другом чем-либо временном, а о спасении. Бог повелел делать это - и все должно уступить Его заповедям? Дело это есть некоторая духовная купля: не будем беспечны, не будем небрежны; пусть враг знает, что столь великое усердие показали мы для угождения Богу; и пусть он станет опять оскорблять нас, бить, или еще что-нибудь худшее делать, - благодушно перенесем все, так как чрез это не столь окажем добра ему, сколько самим себе: добродетель эта более всех поможет нам в тот день. Много и тяжко мы согрешили, и преступили закон, и прогневали Владыку нашего; но Он, по Своему человеколюбию, дал нам этот способ примирения: не отвергнем же этого прекрасного сокровища. Разве Он не был властен повелеть только примириться, не предлагая нам за то никакой награды? Ведь, никто не может противоречить Его повелениям и поправлять их. Однако Он, по великому Своему человеколюбию, обещал нам и награду - великую и неизъяснимую, которой мы более всего желаем, - прощение наших грехов, - и этим облегчил для нас самое послушание.
6. Какое же заслужим прощение, когда, имея получить и столь великую награду, не повинуемся Законодателю, но остаемся презрителями? А что это действительно - презрение, видно из следующего. Если бы царь издал такой указ, чтобы все враждующие мирились друг с другом, иначе потеряют голову, - не все ли мы поспешили бы примириться с ближними? Я думаю. Какое же будем иметь извинение, когда не воздаем Господу и такого почтения, какое оказываем сорабам нашим? Поэтому повелено нам говорить: “И прости нам долги наши, как и мы прощаем должникам нашим” (Мф. 6:12).
Что может быть мягче, что милосерднее этого повеления? Тебя сделал Он судьею в прощении твоих грехов: мало ты простишь - мало и тебе будет прощено; много простишь - много и тебе будет прощено; простишь от чистого сердца - так и Бог тебе простит; простив врагу, ты еще сделаешь его и другом своим - так и Бог поступит с тобою. Итак, тем более кто согрешил против нас, тем более должны мы спешить к примирению с ним, потому что он становится причиной прощения нам большего числа грехов. Хочешь ли знать, что нет никакого прощения нам, и никто не избавит нас, если мы злопамятствуем? Объясню слова мои примером. Чем оскорбил тебя ближний? Похитил деньги, описал, присвоил себе? Не довольствуюсь этим, но прибавлю и другие, еще большие этих, оскорбления, какие только угодно тебе будет: он задумал убить тебя, устроил тебе тысячу опасностей, сделал тебе всякое зло, и вообще не опустил ничего, что только свойственно человеческой злобе? И, чтобы не говорить обо всем порознь, положим, что он нанес тебе такую обиду, какой никто никогда ни делал никому: и в таком случае тебе не будет прощения, если станешь злопамятствовать. Как это? - сейчас скажу. Если бы слуга твой был тебе должен сто золотых, а другой кто-нибудь был ему должен несколько серебряных монет; этот должник слуги твоего пришел бы и стал бы просить тебя и молить о прощении, и ты, призвав своего слугу, приказал бы ему простить долг этому человеку, сказав: "долг этот я принимаю вместо твоего долга мне"; потом этот бесстыдный и злой слуга стал бы опять душить своего должника: мог ли бы кто исторгнуть его из твоих рук? Не дал ли бы ты ему тысячу ударов, как оскорбленный им до крайности? И поделом!
Это же и Бог сделает; в тот день Он скажет тебе: "злой и негодный раб! Разве ты из своего простил ему? Тебе приказано было отдать из того, что ты был мне должен: прости, сказано, и прощу тебе. Даже, если бы и этого Я не присовокупил, тебе и тогда надлежало бы простить из послушания господину; но вот Я не приказывал, как господин, но просил милости, как у друга, притом из Моей собственности, и обещал еще дать больше; и при всем этом ты не сделался лучшим". Люди в таких случаях поступают так: слагают с своих слуг столько, сколько этим должны другие; наприм., слуга должен сто золотых, а слуге должен кто-либо десять золотых; если этому слуга простит долг, господин прощает ему не сто, но только десять, а все прочие взыскивает. Бог же не так; но, если ты простил сорабу твоему немногое, Он простит тебе все. Из чего это видно? Из самой молитвы. “Ибо если вы будете прощать, - говорит, - людям согрешения их, то простит и вам Отец ваш Небесный” долги ваши (Мф. 6:14). Но сколько разности между сотнею динариев и десятью тысячами талантов, столько между теми и этими долгами. Какого же не будешь достоин наказания, когда, имея получить десять тысяч талантов за сто динариев, не прощаешь и этих немногих монет, и таким образом молитву эту обращаешь против самого себя? Ведь, когда скажешь: “И прости нам долги наши, как и мы прощаем”, - и между тем сам не простишь; то молишь Бога не о другом о чем, как о том, чтобы Он лишил тебя всякого извинения и прощения. Но, не смею, говоришь ты, сказать: прости мне, как я прощаю, а только (говорю): прости мне. К чему же это? Хоть ты и не скажешь, но Бог так делает: как ты простишь, так и Он простит. И это показал Он в следующих словах: “А если не будете прощать людям согрешения их, то и Отец ваш (небесный) не простит вам согрешений ваших” (Мф. 6:15). Не считай поэтому знаком благоговения произносить неполное прошение, и не твори молитву в половину; но, как повелел (Бог), так и молися, чтобы хоть необходимость произносить эти слова каждодневно устрашала и побуждала тебя к прощению ближнего. Не говори мне: "много я убеждал, упрашивал и умолял - и (враг) не примирился"; не отставай, пока не примиришься. Не сказал Господь: оставь дар твой, и поди, попроси брата твоего, но - “и пойди прежде примирись”; следовательно, сколько бы ни пришлось тебе просить, не отставай, пока не убедишь. Бог всякий день просит нас, и мы не слушаем; однако Он не перестает просить: а ты не хочешь попросить подобного тебе раба? Как же можешь спастись? Но ты много раз просил, и столько же раз был отвергнут? За то большую получишь награду: тем более увеличится награда тебе; чем с большим затруднением делается дело, чем большего труда стоит примирение, тем большее будет ему осуждение, а тебе блистательнейшие венцы за терпение. Это не только будем хвалить, но и выполним на деле; и не отстанем, пока не восстановим прежней дружбы (с врагами). Мало того, чтобы не огорчать и не обижать врага, и не иметь в сердце злобы на него, должно и его заставить иметь к нам любовь.
7. Многие, слышу, говорят: "я не враждую, и не огорчаюсь, да и не имею ничего общего с ним". Но Бог не это повелел, чтобы не имел ты ничего общего с ним, но чтобы многое было у тебя общее с ним. Потому-то он и брат твой; потому-то (Господь) не сказал: прости брату твоему, что имеешь на него; но что? “и пойди прежде примирись” с ним, если он имеет что на тебя; и не отставай, пока не приведешь члена к единению. Для приобретения доброго слуги ты и тратишь золото, и переговариваешь со многими купцами, часто отправляешься и в дальний путь; а чтобы врага сделать другом, для этого не двигаешься и не делаешь ничего, скажи мне? Как же можешь умолить Бога, пренебрегая так законы Его? Приобретение слуги не великую доставит нам пользу, а расположение врага в дружбе - и Бога сделает к нам милостивым и благоснисходительным, и легко разрешит нас от грехов, и доставит нам похвалу от людей и великую безопасность в жизни, - потому что нет ничего опаснее, как иметь и одного врага. Когда он всем говорит о нас тьму худого, то и честь жизни нашей страждет, и сердце наше не спокойно, и совесть возмущается, и мы выдерживаем непрерывную бурю помыслов. Зная все это, спасем себя от наказания и мучения, почтим предстоящий праздник исполнением всего сказанного, и чего мы, ради его, желаем от царя, тем воспользоваться и сами дадим другим. Многие, слышу, говорят, что царь, конечно, из почтения к святой Пасхе помилует город и простит все грехи. Как же не странно, что, когда нам нужно получить прощение от других, мы ссылаемся на праздник и на его важность, а когда нам повелевают примиряться с другими, не уважаем его и ставим ни во что? Действительно, никто так не унижает это священное торжество, как совершающий его с злопамятством. Но, сказать правду, такой человек не может и совершать этого праздника, хотя бы пробыл без пищи десять дней сряду, потому что ни поста, ни праздника не может быть там, где вражда и злоба. Ты не осмеливаешься прикоснуться неумытыми руками к священной жертве, хотя бы настояла великая нужда: не приступай же и с неомытою душою; это гораздо преступнее того и влечет за собою большее наказание. Но ничто так не наполняет душу нечистотою, как гнев, постоянно в ней остающийся. Где злоба и гнев, туда не прилетает Дух кротости. А человек, лишенный Святого Духа, какую может иметь надежду на спасение? Как пойдет прямым путем? Итак, возлюбленный, не подвергай себя гибели и не лишай Божия заступления желанием мстить врагу. Если бы даже и трудно было это дело, то тяжести наказания за неисполнение было бы достаточно, чтобы возбудить и самого сонливого и беспечного человека, и заставить его понести всякий труд; между тем слово показало, что это дело весьма легкое, лишь бы мы захотели. Не будем же беспечны на счет своей жизни, но постараемся и сделаем все, чтобы приступить нам к священной трапезе, не имея врагов. Ни одна, ни одна из заповедей Божиих не будет трудна, если мы будем внимательны: это видно из примера тех, которые уже исправились. Сколь многие увлекались привычкою к клятвам и считали ее неисправимою? Однако, по милости Божией, как употребили вы несколько старания, то большую часть этого порока смыли с себя. Поэтому прошу отбросить и остальное, и сделаться учителями для других. А тем, которые еще не исправились, но указывают нам на долгое время, в которое они прежде клялись, и говорят, что невозможно в краткое время вырвать укоренившееся в течение многих лет, - скажу вот что: где должно исполнить какое-либо повеление Божие, там требуется не время, не множество дней, не продолжительность лет, но только страх (Божий) и душа, исполненная благоговения: тогда мы, несомненно, успеем и в краткое время!
8. Чтобы не подумалось вам, будто я говорю это так просто, возьмите человека, которого почитаете пристрастившимся к клятвам, который больше произносит клятв, чем слов: отдайте его мне только на десять дней, и если я в течение этих немногих дней не истреблю в нем этой привычки совершенно, присудите меня к крайнему наказанию. Что эти слова не хвастовство, ясно будет вам из прежних событий. Что было неразумнее и безрассуднее ниневитян? Однако, эти иноплеменники и неразумные, никогда не слыхавшие ни одного любомудра, никогда не получавшие таких заповедей (христианских), услышав слова пророка: “Еще сорок дней и Ниневия будет разрушена!” (Иона. 3:4), в три дня совсем бросили худую привычку: развратный сделался целомудренным, дерзкий кротким, грабитель и хищник воздержным и милостивым, беспечный трудолюбивым. Не одну, не две, не три и не четыре страсти они уврачевали, но исправили все свои пороки. Откуда же, скажешь, это видно? Из слов пророка: кто осудил их и сказал: “Злодеяния его дошли” их до небес (Иона. 1:2), тот сам же засвидетельствовал о них и противное, сказав: “И увидел Бог дела их, что они обратились от злого пути своего” (Иона. 3:10). Не сказал: от блуда, или прелюбодеяния, или воровства, но “от злого пути своего”. Как же они обратились? Как ведает Бог, а не как судил человек И мы не стыдимся, не краснеем, что, тогда как иноплеменники в три только дня бросили все пороки, мы, в продолжение столь многих дней оглашаемые и поучаемые, не можем одолеть и одной худой привычки? Они прежде уже дошли до крайнего нечестия (потому что, как услышишь, что “ злодеяния его дошли до Меня”, - разумей здесь чрезмерность нечестия их); несмотря на это, могли в три дня обратиться совершенно к добродетели. Где страх Божий, там нет надобности во многих днях и в долгом времени; равно как - где бесстрашие, там нет пользы от (множества) дней. Кто заржавевшие сосуды станет мыть только водою, тот хоть и много потратит времени, не выведет всей этой нечистоты, но, кто бросит их в горн, тот в краткий срок времени сделает их светлее новых. Так и душа, покрытая ржавчиною греха, не получит никакой пользы, если станет очищать себя и каждый день каяться просто и кое-как; но, если повергнет себя в горн страха Божия, то в короткое время смоет с себя всю нечистоту. Итак, не будем откладывать до завтра, потому что не знаем, “что родит тот день” (Притч. 27:1); не будем говорить: одолеем эту привычку понемногу, потому что этому "понемногу" никогда не будет конца. Вместо этого, станем говорить вот что: не отстанем, пока сегодня же не исправимся от клятв, хотя бы подавляла нас тысяча дел, хотя бы пришлось умереть, хотя бы - потерпеть наказание, хотя бы - всего лишиться; не дадим дьяволу власти своею беспечностью и предлога к промедлению. Когда увидит Бог, что душа воспламенилась и ревность пробудилась в тебе, то и Сам поможет тебе исправиться. Так, прошу и умоляю, постараемся, чтобы и нам не услышать, что “Ниневитяне восстанут на суд с родом сим и осудят его” (Лк. 11:32), потому что они, услышав (увещание) однажды, исправились, а мы, и много раз слыша, не обратились; они совершили всякую добродетель, а мы - ни одной; они устрашились, услышав о разрушении города, а мы, слыша и о геенне, не устрашаемся; они - не имея пророчеств, а мы - пользуясь непрерывным учением и великою благодатию. Говорю это теперь, осуждая вас не за ваши собственные, но за чужие грехи. Вы, как известно мне и как прежде сказал я, исполнили уже этот закон о клятвах: но этого недостаточно для нашего спасения, если мы, притом, не научим и не исправим и других; потому что и принесший талант тот, хотя возвратил врученные деньги в целости, однако подвергся наказанию за то, что не приумножил данного (Мф. 25:30). Итак, не будем смотреть только на то, освободились ли мы сами от греха, не отстанем, пока не освободим и других; и каждый, слуг ли имеешь, или учеников, собрав около себя друзей десять, приведи их к Богу. Но нет у тебя ни учеников, ни слуг? Так есть друзья: их исправь. И не говори мне: "от частого употребления клятв мы отстали, а только изредка увлекаемся к ним"; брось и это - "изредка". Если потеряешь один золотой, не обойдешь ли всех с расспросами и поисками, только бы найти его? Так поступи и с клятвами. Если увидишь, что вырвалась у тебя одна клятва, плачь, стенай, как будто бы все имущество твое пропало. Опять говорю, что и прежде: запрись дома, займись и потрудись с женою, с детьми и домашними; скажи наперед сам себе: не примусь ни за частные, ни за общественные дела, пока не исправлю душу свою. Если вы научите детей своих, и они научат своих детей, и таким образом исполнение заповеди, дошедши до конца века и до пришествии Христова, всю награду за это принесет тем, кто положил корень. Если сын твой научится говорить: поверь, то не пойдет уже в театр, не войдет в корчемницу, не займется игрою в кости: слово это, лежа в устах подобно узде, и против воли заставит его краснеть и стыдиться; если же когда он и покажется там, оно понудит его тотчас выбежать оттуда. Но такие-то смеются (над тобою)? Поплачь об их развращении. Многие смеялись и над Ноем, когда он строил ковчег; а как пришел потоп, тогда он посмеялся над ними; впрочем, вернее сказать, праведник и не посмеялся над ними, но поплакал и восстенал. Итак, когда увидишь смеющихся, подумай, что смеющиеся теперь будут некогда весьма горько плакать и скрежетать зубами, и вспомнят об этом смехе, когда в тот день будут стенать и скрежетать: тогда и ты вспомнишь об этом смехе. Сколько смеялся богач над Лазарем? А после, увидев его в лоне Авраама, оплакивал уже самого себя.
9. Размышляя обо всем этом, понуждай всех, не медля, к исполнению этой заповеди. И не говори мне, что (будешь делать это) понемногу; не откладывай до завтра: этому завтра - никогда нет конца. Сорок дней уже прошло; если еще пройдет и святая Пасха, то никому уже не прощу, и употреблю не увещание, но запрещение и отлучение, которым нельзя пренебрегать: ссылка на привычку - не сильное оправдание! Почему вор не ссылается на привычку и не освобождается от наказания? Почему также и убийца, и прелюбодей? Итак, наперед говорю и объявляю всем, что, если я, сошедшись с вами наедине, и сделав опыт (а непременно сделаю), найду, что некоторые не исправились в этом недостатке, - таких подвергну наказанию, прикажу не допускать к святым тайнам, не для того, чтобы они оставались без них, но - чтобы исправились и затем приступили, и с чистою совестью вкусили священной трапезы: потому что, это и значит быть причастником. Молитвами же предстоятелей и всех святых, исправив эти и все другие недостатки, да получим царство небесное, благодатию и человеколюбием Господа нашего Иисуса Христа, с Которым Отцу и Святому Духу слава, честь и поклонение, ныне и присно, и во веки веков. Аминь.