В первый год Дария, сына Ассуирова, из рода Мидийского, который поставлен был царем над царством Халдейским, в первый год царствования его я, Даниил, сообразил по книгам число лет, о котором было слово Господне к Иеремии пророку, что семьдесят лет исполнятся над опустошением Иерусалима. И обратил я лице мое к Господу Богу с молитвою и молением, в посте и вретище и пепле (ст. 1-3). Это Дарий мидянин. Под первым годом пророк разумеет не первый год его царствования, так как не сказал: в первое лето царствования его, но в первый год царствования его, так что можно назвать его и первым годом, в который он, будучи царем, может быть, взял в плен приверженцев Валтасара. я, Даниил, сообразил по книгам число лет, т.е., время убиения Валтасара, и размышлял. Посмотри, как он прежде определенного срока не осмеливался приступать к Господу. Также поступили три отрока в пещи; но во рве он не так поступил. Что же? Те ли поступили худо, или он? Ни те, ни он. Те выразили свою любовь, а он — разумение переживаемого времени. Итак, не с разумением ли читал он пророчества? Я думаю, что он ведет счет не со взятия города, а может быть с пленения Израиля; опустением Иерусалима справедливо можно назвать и войны. Заметь, и здесь седьмеричное число. Как прежде он изменил четыреста тридцать лет (Исх.12:40) в двести пятнадцать, так и теперь, я думаю, уменьшено. О котором было слово Господне к Иеремии пророку, что семьдесят лет исполнятся над опустошением Иерусалима. И обратил я лице мое к Господу Богу с молитвою и молением, в посте и вретище и пепле. Посмотри на его благочестие. И обратил я, говорит, лице мое, т.е. прежде, до уничижения, я стыдился, а теперь обратил я лице мое, — иначе сказать: осмелился. Если бы он просил должного, то не сказал бы: обратил я лице мое, как будто дело было соединено с опасностью. Если же он столь заботится о других, если, пользуясь таким благоволением у Бога и у царя, нисколько не услаждается этим, но сокрушается более бедствующих, как бы сам подвергаясь бедствиям, то как не удивляться ему по достоинству? Посмотри, как он и после этих бедствий не осмеливается приступить к Богу до тех пор, пока не увидел, что время исполнилось. Что же будет с нами несчастными? Что говоришь ты, Даниил? Ты находишься среди благ, пользуешься честью от Бога и от людей; что же ты заботишься о других? Так поступал и Моисей. И что говорит он? В посте и вретище и пепле просил он о должном. Почему же, если это было должное? Потому, что опасался, как бы иудеи не оказались недостойными и этого. Для Бога нет необходимости; Он выше законов. И обратил я лице мое к Господу Богу, говорит, с молитвою и молением. Прежде всего он испрашивает этого. Позволит ли мне Бог, говорит он, молиться за них? Потому что он слышал, что Иеремии было сказано: ты же не проси за этот народ и не возноси за них молитвы и прошения (Иер.7:16). Не смотря на то, что ходатаями за него были и плен, и наступление срока, и собственная его добродетель, и бесчисленные страдания, он не чувствует в себе смелости, но посыпается пеплом и покрывается вретищем, и таким образом молится. Что же сделаем мы, беспечные? Ему мы должны подражать. Чтобы никто не мог сказать, что прочие пророки делали это по бедности, — тот, кто больше всех пользовался великим почетом, смиряется больше всех. Он происходил от царского рода и наслаждался столь многими благами. Так надобно оплакивать собственные бедствия; так нужно жалеть о своих ближних; таково сострадание пророков. Посмотри, как он особенно отличался этим. Моисей говорил: прости им грех их, а если нет, то изгладь и меня из книги Твоей (Исх.32:32). А Даниил постоянно был в посте и слезах. И Павел был постоянно в слезах и готов был идти в самую геенну. Никто из них не услаждался собственными благами; но как глаз в теле, хотя он и красив, не может чувствовать своей красоты, когда ноги повреждены и гниют, так было и с ними. Для чего пепел? Он напоминал ему о собственной его природе. Для чего вретище? Оно смиряет своею грубостью. Для чего пост? И он напоминает о том, что было в раю. Таков обычай (благочестивых): они стремятся к тому, что причиняет скорбь. Я не достоин, говорит он, ни земли, ни одежды, ни других даров природы, но заслуживаю тягчайшего наказания, хотя облечен в персидские ткани и ношу персидскую тиару. И что еще говорит он? Послушаем его исповедь. И молился я Господу Богу моему (ст. 4). Посмотри на его любовь к Господу. Богу моему, говорит. Того, кого он не осмеливался просить, называет своим Богом. И когда я еще говорил и молился, и исповедывал грехи мои и грехи народа моего, Израиля, и повергал мольбу мою пред Господом Богом моим о святой горе Бога моего; когда я еще продолжал молитву, муж Гавриил, которого я видел прежде в видении, быстро прилетев, коснулся меня около времени вечерней жертвы и вразумлял меня, говорил со мною и сказал: "Даниил! теперь я исшел, чтобы научить тебя разумению. В начале моления твоего вышло слово, и я пришел возвестить его тебе, ибо ты муж желаний; итак вникни в слово и уразумей видение (ст. 20-23). Если скажут нам иудеи: почему при Исаии, когда сын Озии страшился войны и нашествия двух царей, пророк вышедши дал им знамение, которое должно было исполниться спустя много лет? — то и мы скажем им: почему, когда Даниил молился о возвращении и желал услышать что-нибудь об этом, пришедший ангел не возвестил ничего об этом, а указал на дела, имевшие совершиться спустя много времени? Как там вопрос вполне разрешается, так и здесь. Восстановление города делается весьма достоверным, когда возвещается, что он и опять будет взят. Что же? Не желал ли Он опечалить пророка, сделав это? Нет, Он желал внушить больший страх иудеям. И не однажды и не дважды, но многократно Он делает это, потому что предстоявшее благополучие легко могло наполнить гордостью их душу, так как город имел быть не только восстановлен, но и построен руками варваров, теми самыми руками варваров, которые разрушили его. Об этом и Исаия говорит, показывая, что Бог всемогущ, что Он может все сделать и изменить (Ис.49:17). Иудеям были впоследствии возвращены блага отечества и дарованы блистательные и частые победы, о которых и возвещают пророки, напр. Иезекииль говорит, что семь лет будут сожигаемы оружия тех, которые будут взяты в плен (Иезек.39:9), и другие часто говорили тоже самое; чтобы они, возгордившись этим, не сделались хуже прежнего, Бог страхом предсказания и многократным повторением одного и того же как бы ставит их в неизбежную необходимость не развращаться, хотя бы они и хотели. Потому Он не открывал ясно и времени; да и какая была польза открывать это? И заметь, когда сообщается пророчество? При самом возвращении, когда обстоятельства их были благоприятны и цветущи. Моисей, намереваясь ввести их в землю обетованную, при самом получении благ, предсказывает о наступающих бедствиях, говоря: свидетельствуюсь вам сегодня небом и землею (Втор.4:26): бесчувственности, происходящей от благополучия, он противопоставляет угрозу наказания, — так и Даниил удерживает их страхом. Потому и Захария много останавливается на этом и говорит об этом потому, что ничего нет менее полезного для природы человеческой, чем благоденствие и спокойствие. Когда я еще продолжал молитву, говорит, муж Гавриил, обыкновенно являвшийся ему, которого я видел прежде в видении, быстро прилетев,
коснулся меня около времени вечерней жертвы, — или для того, чтобы он не испугался видения, или для того, чтобы уразумел сказанное. Так как при других нельзя было открыть этого ясно, то он и прикасается. И вразумлял меня, говорит, говорил со мною и сказал: "Даниил! теперь я исшел, чтобы научить тебя разумению. В начале моления твоего вышло слово, и я пришел возвестить его тебе, ибо ты муж желаний; итак вникни в слово и уразумей видение. Вникни, говорит, в то, что будет сказано. Когда кто просит об одном, а слышит о другом, тогда нужно великое внимание. И возвратится народ, и обстроятся улицы и стены (ст. 25). Некоторые разумеют здесь стену, которую построил Агриппа. Итак знай и разумей: с того времени, как выйдет повеление о восстановлении Иерусалима, до Христа Владыки семь седмин и шестьдесят две седмины; и возвратится народ и обстроятся улицы и стены, но в трудные времена. И по истечении шестидесяти двух седмин предан будет смерти Христос, и не будет; а город и святилище разрушены будут народом вождя, который придет, и конец его будет как от наводнения, и до конца войны будут опустошения. И утвердит завет для многих одна седмина, а в половине седмины прекратится жертва и приношение, и на крыле святилища будет мерзость запустения, и окончательная предопределенная гибель постигнет опустошителя" (ст. 25-27). Посмотри как поразительно он говорит о бедствиях! И утвердит завет для многих одна седмина, а в половине седмины прекратится жертва и приношение, и на крыле святилища будет мерзость запустения, и окончательная предопределенная гибель постигнет опустошителя (ст. 27). Посмотри, как он окончил речь прискорбными событиями, а о благоприятных сказал не ясно, — последние указаны в словах: утвердит завет для многих одна седмина; о прискорбном же говорит часто и много. И мерзость запустения, т.е., Адрианова. Об этом яснее говорит Захария; он говорит и о благоприятных обстоятельствах для тех, которые остались. И в Египте иудеи жили столько лет, и, однако, не были истреблены; а теперь ты уже и не ожидаешь этого (их спасения)! Посмотри и на другие обстоятельства. Иудеи теперь и не входят в свой город, как прежде, да и кто может даже говорить об их возвращении? Никто.