Послушный велению Божию, покинул Авраам свое отечество и все родство свое и переселился в чужую землю; не мало бедствий перенес он, обитая здесь, в ожидании исполнения божественного обетования. Велико было испытание, и чрез него обнаружилась непоколебимая преданность патриарха Богу. Прошло много времени; юность как цвет уже увядала; старость была при дверях. Природа, истощив свои силы, склонялась к старости. Вместе с супругой своей, патриарх чувствовал уже упадок и ослабление сил: миновала молодость, и закон природы вступал в свои права. Но ничто не колебало их надежды на Бога: в ней они пребывали непоколебимы. Тогда-то вопреки всякому ожиданию родился у них Исаак. Во всех отношениях Исаак был образом Спасителя. Как не свойственно природе было то, что зачала омертвевшая утроба и иссохшие сосцы питали молоком Исаака, так несвойственно природе было и то, что без мужа зачала Дева Мария и непорочно родила Владыку всех. Один и Тот же сделал Сарру на старости лет матерью, и Марию сохранил Девой после рождения у нее Сына. Ангел в палатке сказал патриарху: Я опять буду у тебя в это же время в следующем году, и будет сын у Сарры, жены твоей (Быт.18:10); ангел же в Вифлееме сказал Деве Марии: "вот благодатная родит Сына". Рассмеялась Сарра, зная свое безплодие, сознавая омертвение (своей утробы) и не доверяя словам ангела. Как, подумала она, может это случиться, когда мы с Авраамом утратили уже и самую способность деторождения? Сомневалась и Мария, в виду своего девства, печать коего пребывала неповрежденной и неразрешимой. Как будет это, когда Я мужа не знаю (Лк. 1:34)? Конечно, по законам природы — это благовестие несбыточно, но Тот, Кто вопреки человеческим расчетам дал Сарре Исаака, Сам и воплотился от Девы. Чрезвычайно обрадованы были Авраам и Сарра, когда родился у них — по слову Божию — Исаак; обрадованы были и Мария с Иосифом, когда родился Иисус, по благовестию Гавриила. Обильно изливалось молоко в уста Исаака из сосцов той, которая сверх всякого ожидания сделалась матерью; обильно питала молоком Дева Того, Кто питает концы вселенной. Кто скажет — возопила безплодная — Аврааму, что Сарра на старости лет молоком кормит сына? Кто — говорила Мария, — поведает людям, что я, Дева, родила и воспитываю сына? Не Исаак был настоящей причиной смеха Сарры, но Тот, Кто родился от Марии; и как Иоанн своим взыгранием во чреве, так и Сарра своим смехом предвозвестила радость (о Нем). Возрос младенец и сделался цветущим отроком. Светел и прекрасен был он; добродетели души его с каждым днем возрастали вместе с его красотой; не нарадовались на него родители. Вы, которые имеете детей, возьмите его за образец. Как радуется отец, глядя на своего юнеющего сына, и как он должен радоваться при виде его преуспеяния в добродетели и науках? Но когда Авраам утешался успехами своего сына, тяжкое испытание и искушение постигли его; тут-то должно было обнаружиться, что в нем сильнее — влечение природы или любовь к Богу? Представляя себе всю силу этого испытания, я ужасаюсь, возлюбленные, и содрогаюсь. Итак, опять является Бог Аврааму в откровении и, называя его по имени, говорит ему: возьми сына твоего, единственного твоего, которого ты любишь, Исаака; и пойди в землю Мориа и там принеси его во всесожжение на одной из гор, о которой Я скажу тебе (Быт.22:2). Когда услышал патриарх это обращение: Аврааме, Аврааме (Быт.22:1), то с готовностью приник слухом, ожидая нового проявления милости; в его мыслях предносилось сочетание сына браком и устройство брачного торжества, чтобы, таким образом, начало сбываться на деле божественное обетование о семени и об умножении (его потомства). Но исследуем слова повеления. Возьми сына твоего, единственного твоего, которого ты любишь. Видишь, на что рассчитаны эти слова, как уязвляют они отца и как поджигают пламень природы, как возбуждают они отеческую любовь к сыну, называя его сразу и единородным и возлюбленным, чтобы такими наименованиями воспламенить в сердце отца любовь к сыну? И пойди в землю Мориа и там принеси его во всесожжение на одной из гор, о которой Я скажу тебе. Что испытали вы, услышав эти слова? Кого из тех, кто имеет детей и по опыту знает всю силу природной любви к ним, не повергнет в изумление это повеление? Так подумайте же, подумайте только, каково было отцу услышать о заклании единородного сына! Кого не поразило бы это требование? Кто не отвратил бы тотчас лица? Кто не отозвался бы на это повеление готовностью скорее умереть, чем его исполнить? Или кто не стал бы оправдываться пред Ним, приводя в свидетели самую природу, такими словами: "что это такое повелел Ты? Что за чудовищные речи слышу я от Тебя? Неужели для того хотел Ты сделать меня отцом, чтобы потом заставить сделаться сыноубийцей? Неужели для того удостоился я этого сладостного дара, чтобы теперь сделаться притчею для всего мира? Своими руками должен я заколоть сына, и родною кровью осквернив руки, должен я быть детоубийцей? Так вот чего Ты требуешь, вот какие жертвы приятны Тебе? Ты повелеваешь мне умертвить моего возлюбленного сына, на которого мы с Саррой надеялись, что он похоронить нас? Такой-то брачный чертог воздвигнуть ему, скажи мне, таким-то бра-ком обрадовать его? Не торжественные свадебные огни возжечь для него, а огонь надгробный? Какими венцами я украшу его, какое ложе приготовлю ему, какие песни устрою над ним? Как я сделаюсь по Твоему слову отцом народов, лишившись даже и единственного сына?" Но ничего подобного не возразил праведник. Любовь (к Богу) пламенела в нем сильнее огня, острее ножа была его ревность (по воле Божией); с полным послушанием он заглушил в себе голос природы, и от чувства родственной привязанности отрешившись, как от чего-то свойственного земле, он всецело отдался исполнению этого повеления — заколоть своего сына. Даже жене своей ничего он не сказал об этом деле и не поделился с нею тем, что лежало у него на душе; и с его стороны было весьма разумно, что он не считал жену достоверной и полезной советницей в таком деле. Ведь и Адаму никакой пользы, а напротив один только вред был от того, что он послушался совета Евы. Итак, чтобы избежать вмешательства жены и чтобы Сарра своим плачем, как свойственно матери, не поколебала в нем его глубокой и напряженной любви к Богу, Авраам постарался скрыть от нее свое намерение. В самом деле, сколько слез пролила бы Сарра и над сыном, и пред его отцом? Чего она не сделала бы, узнав, что сына ее влекут насильно на заклание? Каких усилий не употребила бы она, чтобы своими объятиями удержать его при себе? Каких слов не нашла бы она для Авраама, чтобы в отчаянии причитать пред ним: "пощади, пощади своего сына, своего родного, пощади, о, Авраам! Не будь извергом среди людей! Исаак — единородный мой сын, мой первенец, первый и последний плод моих мук! Не отсекай же единственного грозда, который мы породили, когда уже обречены были на безплодие, не пожинай безжалостным серпом единственный колос, который мы возрастили вопреки нашей мертвенной природе! Не ломай жезла, на который мы опираемся, не сокрушай опоры, которая нас поддерживает, не лишай нас обоих этого единственного нашего ока! Не истребляй памяти нашей под небом; не предавай на заклание подобно овце нашего агнца; не отнимай у нас радости, не по- вергай нас в плач! На кого будем мы без него любоваться за столом? Кто назовет меня матерью? Кто будет покоить нашу старость? Кто нас оденет по смерти? Кто опустит в могилу наши тела? Кто сохранит в потомстве нашу память? Ведь мы будем совсем бездетны! Посмотри на его красоту, на его цветущую юность, которую и во враге видя, ты, конечно, умилился бы. Разве я не получила его как плод долгой молитвы? Разве он не остается единственной отраслью нашей семьи, последним в нашем роде? Он — опора нашей старости, он — единственная надежда наша в нашем отчаянии. Прежде чем вонзить нож в горло нашего возлюбленного сына, убей сначала меня: ты доставишь мне величайшую радость; пусть будет у нас общая могила, общая гробница; пусть одна и та же земля покроет тела нас обоих, и пусть смерть будем общим уделом безплодной и ее сына; пусть общее надгробие поведает о нашей участи! Но не увидят глаза Сарры ни Авраама сыноубийцы, ни Исаака, убиваемого руками отца!" Вот что и подобное этому сделала бы Сарра, если бы узнала, что возлюбленный сын ее обречен на заклание. Потому-то Авраам ничего и не сказал ей о своем намерении, чтобы она не связывала ему рук. Итак, возложил он на отроча вязанку наколотых дров, подобно тому как и Спаситель понес крест свой. Когда Исаак шел на заклание, за ним следовали осел и рабы его; так и Христос, когда шел на страдание, воссел на молодого осла, предображая призвание язычников, а за Ним следовали ученики Его, неся в руках знамения победы и взывая: "осанна!" Исаак с ношей дров восходил на гору, где его ожидало заклание подобно непорочному агнцу; так и Спаситель восходил, неся крест Свой, на Голгофу, где и предался на заклание, как агнец за грехи наши. Итак, видя здесь нож, представляй себе копье; вспоминая о жертвеннике, воображай себе лобное место; при виде дров вспоминай о кресте, а огонь пусть служит для тебя указанием на страдания. Далее, вот овен, двумя своими рогами запутавшийся в кустах, называемых "савек;" а здесь Христос, Агнец Божий, две Свои руки распростерший на крест. Название кустарника "савек" означает "оставление": и действительно, благодаря ему, оставил патриарх свое намерение заколоть сына, что предзнаменовало крест, оставляющий миру грехи его и подающий жизнь. Овен, запутавшийся в кустарнике "савек", таинственно избавил одного только Исаака, а Агнец Божий, вознесенный на крест, избавил мир от смерти и ада. Разлучен был Исаак с своими рабами и увлечен на гору, где ожидала его смерть; разлучен был и Христос с своими учениками, восходя на заклание за нас. Итак, праведный Авраам оставил рабов (под горою), чтобы кто из них не воспрепятствовал его священнодействию, и взяв Исаака, один ведет одного, неся вместе огонь, нож и дрова. Что же Исаак? Нежнейшим голосом обращается он к отцу с такими словами: объясни мне, отец: вот огонь и дрова, где же агнец для всесожжения (Быт.22:7)? Опять голос отрока проникает до глубины родительского сердца, опять новое ужасное испытание постигло его, опять новое искушение предстояло ему не слабее первого и не снисходительнее. И как мог удержаться от слез Авраам, уже не ожидавший более услышать имя отца? Однако, он не поддается печали и не дает места плачу, но безтрепетной душой и без малейшего колебания в мыслях он принял нежный вопрос отрока и говорит в ответ ему: Бог усмотрит Себе агнца для всесожжения, сын мой (Быт.22:8). Эти слова были просто ободрением отроку, а может быть вместе с тем в них заключалось и пророчество о будущем. Между тем они достигли назначенного места. Здесь Авраам устраивает жертвенник, делает приготовления к жертвоприношению, оттачивает нож; огонь и дрова раскладывает отец для сына. Затем отец берется за сына, не встречает никакого препятствия в голосе природы. С своей стороны, Исаак позволяет отцу делать с ним все, что он хочет. Кому из них больше удивляться и пред кем изумляться? Какие похвалы воздать и кому из них? Тому ли, который из любви к Богу поднял руку свою на возлюбленного сына, или тому, кто свое послушание отцу засвидетельствовал готовностью умереть от его руки? Один восторжествовал над своей природой, предпочитая ее требованиям заповедь Божию; другой из чувства сыновнего послушания готов был принять смерть, считая, что лучше умереть, чем огорчить отца. Далее, Авраам берет связанного сына: не дрогнули у него руки, не онемел ум. Сколько раз ни приходилось мне видеть изображения этого отрока, никогда я не мог удержаться от слез: искусство с особенной силой и ясностью раскрывает пред моими глазами внутреннюю основу этого события. Вблизи жертвенника лежит Исаак, склонившись пред отцом на колена и имея руки связанными назад, тогда как Авраам сзади затягивает ремень. Затем, одной рукой наклонив к себе за волосы голову сына, он склоняется над ним и смотрит ему в лицо, тогда как Исаак жалобно смотрит на него и ожидает удара; правая рука Авраама, вооруженная мечом, направляете удар, касается тела, уже у самой гортани ножа, остается вонзить нож в тело и... тогда-то раздается с неба голос, воспрепятствовавший совершиться этому ужасному делу: Авраам! Авраам! Он сказал: вот я. Ангел сказал: не поднимай руки твоей на отрока и не делай над ним ничего, ибо теперь Я знаю, что боишься ты Бога и не пожалел сына твоего, единственного твоего, для Меня (Быт.22:11,12). Вот пред тобой овен в кустарнике "савек": возьми и принеси его, говорит, вместо Исаака, чтобы удостовериться в том, что твоя жертва, твое горячее усердие приняты Мною. Изумились ангелы, начала и власти, престолы, господства и все воинства; поражены небеса, солнце и луна и лики звезд этим удивительным зрелищем; но Бог был удовлетворен одною готовностью вернейшего и благочестивого Авраама и сказал ему: Я благословляя благословлю тебя и умножая умножу семя твое, как звезды небесные и как песок на берегу моря; и овладеет семя твое городами врагов своих; и благословятся в семени твоем все народы земли за то, что ты послушался гласа Моего (ст. 17, 18) и поспешил исполнить повеление Мое. И дал Бог из скалы овна для того, чтобы принести его в жертву вместо отрока. В самом деле, Бог не благоволит к бездушной жертве, когда приносят ему жир и дым, но требует от них жертвы живой, святой, благоугодной, духовного служения, как это внушает всем апостол, со всей ясностью показывая, что такая жертва приятна Богу. Бог велел Аврааму принести в жертву сына, не для того, конечно, чтобы сделать его детоубийцей, но для того, чтобы всей вселенной показать, как сильно любит Авраам Бога, если не пожалел для Него даже своего единственного сына Исаака. За это Бог открыл Аврааму, как своему другу, великую и необычайную тайну. Совершая свое жертвоприношение, Авраам был священником, а так как оно имело значение прообраза, то тем самым он становился и пророком. Именно, Бог Вышний открыл ему, что и Он Сам для мира хочет отдать Своего Единородного Сына, чтобы Бог вочеловечившийся спас от заблуждения род человеческий: это именно означало то, что вместо Исаака принесен был в жертву овен, оказавшийся в кустах. Так как предстоявшее в будущем рождение (Сына Божия) от Святой Девы могло быть принято с недоверием людьми, не допускающими мысли, чтобы Дева, не познавшая мужа, могла носить во чреве Сына, то Бог из скалы произвел овна, чтобы — раз тотчас исполняется все, что требуется Его волей — было достоверно то, что должно было показаться невероятным. Итак, как здесь Слово послало овна, так в Деве Слово сделалось плотью; и как овен висел, запутавшись в кустах, так Единородный был вознесен на крест. О нем ведь Исаия возглашал: как овца, веден был Он на заклание, и как агнец пред стригущим его безгласен (Ис.53:7). И когда Господь говорил иудеям: Авраам, отец ваш, рад был увидеть день Мой (Ин.16:8), очевидно, Он разумел день страдания, прообразованный жертвоприношением Исаака на святой горе. Благословен Бог, прообразивший нам все дело спасения во святых Писаниях и в воплощении Своем исполнивший все, что предсказали пророки, и затем восшедший во славе к Отцу Своему, чтобы на всяком месте мы поклонялись Отцу с Сыном и Святым Духом во веки. Аминь.