1. Нет ничего светлее и сильнее истины, равно как нет ничего бессильнее лжи, хотя бы она прикрывалась бесчисленными покровами. Ложь легко уловить и опровергнуть; а истина открыто предлагает себя всем, желающим видеть красоту ее. Она не любит скрываться, не боится опасности, не трепещет наветов, не домогается славы народной, не подвержена ничему другому человеческому; она стоит выше всего, подвергаясь, конечно, тысячам наветов, но оставаясь необоримою; прибегающих к ней она охраняет, как крепкою стеною, величием своей силы; не терпит скрытных убежищ, но предлагает открыто всем все, что есть в ней. Это показал и Христос, когда сказал Пилату: "Я всегда учил в синагоге и в храме, где всегда Иудеи сходятся, и тайно не говорил ничего" (Иоан. 8:20). Это Он тогда сказал, а теперь сделал. "После сего", сказано, "пришел Иисус с учениками Своими в землю Иудейскую и там жил с ними и крестил". В праздники Он приходил в город, чтобы там предлагать учение среди народа, и чудесами благотворить ему; по окончании же праздников, часто отходил на Иоардан, потому что и туда стекалось множество народа. Он всегда посещал места многолюдные, не из желания показать Себя, или из любочестия, а с тою целью, чтобы большему числу людей доставить пользу. Так как далее евангелист говорит, что не Иисус крестил, а Его ученики, то ясно, что и здесь он говорит тоже, то есть, крестили только ученики Его. Почему же, скажешь ты, не крестил Он сам? Еще прежде Иоанн сказал: "Он будет крестить вас Духом Святым и огнем" (Иоан. 3:11); но Духа Святого Он тогда еще не подавал, потому, конечно, и не крестил. Но ученики делали это, желая многих привести ко спасительному чению. Для чего же, когда стали крестить ученики Иисуса, Иоанн не переставал делать это, а и он продолжал крестить и делать это до самого своего заключения в темницу? Слова: "Ибо Иоанн также крестил в Еноне", и следующие: "Ибо Иоанн еще не был заключен в темницу" (Иоан. 3:23,24) именно показывают, что он тогда еще не переставал крестить. Для чего же, скажешь, он крестил до сих пор? Ведь он, перестав крестить вместе с тем, как начали ученики Иисуса, конечно, показал бы этим преимущество их? Итак, для чего он продолжал крестить? Для того, чтобы не возбудить в своих учениках большей зависти и соперничества. Если Иоанн не убедил их последовать Христу, несмотря на то, что вопиял тысячу раз, всегда уступал Ему первенство и признавал себя меньшим Его, то, если бы еще он перестал крестить, тем более возбудил бы в них соперничество. Поэтому и Христос тогда особенно стал проповедовать, когда Иоанн был умерщвлен. И я думаю, что смерть Иоанна и была допущена и последовала так скоро для того, чтобы внимание всего народа обратилось на Христа и мнения уже не разделялись между тем и другим. Впрочем и крестя, Иоанн не переставал увещевать и показывать великое и высокое достоинство Иисуса. Он крестил не для чего-либо другого, а только - "чтобы веровали в Грядущего по нем" (Деян. 19:4). Итак, проповедуя это, как бы он показал достоинство учеников Христовых, если бы перестал крестить? Тогда подумали бы, что он это сделал по зависти или досаде. А продолжая проповедовать, он доказывал еще сильнее их досточтимость. Не себе приобретал славу, но отсылал слушателей ко Христу, и не меньше учеников Его содействовал Ему, даже еще больше, потому что его свидетельство было неподозрительно, и он имел у всех больше славы, чем они. На это указывал и евангелист, сказав: "тогда Иерусалим и вся Иудея и вся окрестность Иорданская выходили к нему" (Мф. 3:5). Да и в то время, когда крестили ученики, народ не переставал приходить к нему. А если бы кто захотел узнать, имело ли какое-нибудь преимущество крещение учеников (Иисуса) перед крещением Иоанна, - мы скажем, что никакого. То и другое крещение равно не имело благодати Духа, и целью того и другого было только приведение крещаемых ко Христу. Ученики Иисусовы, не желая постоянно ходить (по разным местам), чтобы собирать желавших веровать, как это сделал с Симоном браг его и с Нафанаилом Филипп, установили крещение, чтобы через него без труда приводить всех ко Христу и пролагать путь к вере в Него. А что ни то, ни другое крещение не имело одно перед другим никакого преимущества, это видно из следующих обстоятельств. Каких? "Тогда у Иоанновых учеников произошел спор с Иудеями об очищении" (ст. 25). Ученики Иоанновы всегда завидовали ученикам Христовым, даже самому Христу; когда же увидели, что они крестят, то начали говорить крещаемым, что их крещение заключает в себе нечто большее, чем крещение учеников Христовых, и, взяв одного из крещенных, усиливались убедить его в том, но не убедили. А что они сами пришли к нему, а не он искал их, послушай, как намекает на это евангелист. Он не говорит, что один иудей стал состязаться с ними, а: "тогда у Иоанновых учеников произошел спор с Иудеями об очищении".
2. Но заметь и скромность евангелиста. Он не употребляет слов укорительных, а, сколько можно было, смягчает вину (учеников Иоанновых), говоря просто: "произошел спор". А что состязание это происходило от зависти, видно из последующих обстоятельств, изложенных евангелистом также без укоризны. "И пришли", говорит, "к Иоанну и сказали ему: равви! Тот, Который был с тобою при Иордане и о Котором ты свидетельствовал, вот Он крестит, и все идут к Нему" (ст. 26), т.е. к Тому, которого ты крестил; это они выражают словами: "о Котором ты свидетельствовал". Они ак бы так говорили: Тот, которого ты сделал известным и славным, Тот осмеливается на тоже, что и ты делаешь. Но они не сказали: которого ты крестил, - в таком случае они были бы принуждены вспомнить и о гласе, бывшем свыше, и о сошествии Духа, - а что они говорят? "Тот, Который был с тобою при Иордане и о Котором ты свидетельствовал", то есть, который был в числе учеников твоих, который не имел в себе ничего больше нашего, Тот, отделившись от тебя, крестит. Но не этим только они думали возбудить Иоанна, а и тем, что их слава стала наконец затмеваться: все, говорят они, идут к Нему. Отсюда видно, что они не одолели и того иудея, с которым имели состязание. А говорили это потому, что были еще несовершенны и еще нечисты от любочестия. Что же Иоанн? Опасаясь, чтобы они, отделившись и от него самого, не сделали еще чего-либо более худого, он не сильно упрекает их; а что говорит? "не может человек ничего принимать [на] [себя], если не будет дано ему с неба" (ст. 27). Если здесь он еще не очень высоко отзывается о Христе, ты не удивляйся этому; учеников, проникнутых такими чувствами, он не мог вдруг и с первого раза научить всему. Он хочет сперва поразить их страхом и показать, что они, враждуя против Него, враждуют не против кого-либо другого, а против самого Бога. Таким образом, что говорил и Гамалиил: "вы не можете разрушить его; [берегитесь], чтобы вам не оказаться и богопротивниками" (Деян. 5: 39), то прикровенно выражает здесь и Иоанн. Говоря: никто не может взять, "если не будет дано ему с неба", он показывает, что они домогаются невозможного и оказываются поэтому богоборцами. Что же? Сообщники Февды разве не от себя самих взяли? Но они взяли, и тотчас были рассеяны и погибли. Дела же Христовы не таковы. Таким образом Иоанн незаметно и успокаивает их, показывая, что затмевающий славу их – не человек, а Бог. Поэтому, если и дела Его славны и все идут к Нему, удивляться не должно: таковы дела божественные, и совершающий их есть Бог; иначе Он никогда не смог бы совершить столь великих дел. Дела человеческие удобопостижимы и непрочны, скоро разрушаются и погибают. А эти дела не таковы; следовательно, они дела не человеческие. И смотри, как слова: "о Котором ты свидетельствовал", которые ученики Иоанна думали обратить к унижению Христа, Иоанн обращает против них же самих. Показав сперва, что Христос прославился не от его свидетельства, он потом заграждает им уста таким образом: "не может", говорит, "человек ничего принимать [на] [себя], если не будет дано ему с неба". Что это значит? Если, т.е. вы вполне держитесь моего свидетельства и признаете его истинным, то знайте, что по этому самому свидетельству надлежит предпочитать не меня Ему, а Его мне. А что я свидетельствовал? Об этом я вас призываю в свидетели. Поэтому он и присовокупляет: "вы сами мне свидетели в том, что я сказал: не я Христос, но я послан пред Ним" (ст. 28). Итак, если вы, держась моего свидетельства, ставите это мне на вид и говорите: "о Котором ты свидетельствовал", то знайте, что Он не только не уничижается принятием от меня свидетельства, но еще более возвышается от этого. Иначе говоря, то свидетельство было не мое, а Божие. Таким образом, если вы меня считаете человеком достойным вероятия, то ведь я между прочим сказал также, что "я послан пред Ним". Видишь ли, как он мало-помалу показывает им, что то свидетельство есть божественное? Смысл его слов таков: я служитель, и говорю слова Пославшего меня, не льстя Ему по человеческому пристрастию, но служа Его Отцу, пославшему меня. Я не угождал Ему свидетельством своим, а говорил то, что послан сказать. Итак не считайте меня поэтому великим; в этом открывается Его величие. Он сам есть Господь всех этих дел. Объясняя это, Иоанн присовокупляет: "имеющий невесту есть жених, а друг жениха, стоящий и внимающий ему, радостью радуется, слыша голос жениха" (ст. 29). Но почему он, говоривший прежде: "я недостоин развязать ремень у обуви Его" (Иоан. 1:27), теперь называет себя другом Его? Он говорит это, не превознося себя и не величаясь, но желая показать, что он к этому-то и стремится, что это происходит не против его воли и не к огорчению его, а согласно с его желанием и старанием, и что к этому-то он и направлял все свои действия. Это он весьма разумно и выразил названием друга, потому что слуги жениха в подобных обстоятельствах не так радуются и веселятся, как его друзья. Итак он, называя себя другом, этим означает не равенство свое со Христом, - нет, - но желает выразить свою радость, а вместе и снисходит к немощи своих учеников. Он указал и на служение свое, сказав: "я послан пред Ним". Но так как они думали, что он огорчается этим, то он и назвал себя другом Жениха, показывая таким образом, что он не только тем не огорчается, но и весьма радуется. Я, говорит он, и пришел на это дело, и потому я так далек от того, чтобы огорчаться этими обстоятельствами, что тогда-то наиболее стал бы огорчаться, когда бы этого не было. Я тогда бы скорбел, когда бы невеста не пришла к Жениху; а не теперь, когда наши желания исполнились. Если дела Жениха преуспевают, то и мы счастливы. Чего желали мы, то сбылось, и невеста признала Жениха. И вы сами свидетельствуете, что все идут к Нему. Об этом-то я и старался, к этому-то и направлял все свои действия. Таким образом, видя ныне исполнение этого, я радуюсь, веселюсь и торжествую.
3. Но что значат далее слова: "стоящий и внимающий ему, радостью радуется, слыша голос жениха"? Здесь от притчи он переходит к настоящему предмету; упомянув о Женихе и невесте, он показывает, как происходит введение невесты: именно – гласом и учением. Так Церковь сочетавается Богу. Поэтому и Павел говорит: "вера от слышания, а слышание от слова Божия" (Рим. 10:17). Итак, этот-то глас меня радует. Но и выражение: стоящий он употребил не без цели, но с целью – показать, что его дело кончено, что ему, после вручения Жениху невесты, остается только стоять и слушать, что он – служитель и исполнитель и что его благая надежда и радость совершилась. Показывая это, он и присовокупляет: "сия-то радость моя исполнилась" (ст. 29), т.е. дело, которое должно было совершиться, мною сделано, и мы уже ничего больше не можем сделать. Затем, чтобы пресечь усиление скорбных чувств (в своих учениках) не на настоящее только время, а и на будущее, он открывает им и будущие события и удостоверяет в них как тем, что уже сказано, так и тем, что уже сделано. Для этого он присовокупляет такие слова: "Ему должно расти, а мне умаляться" (ст. 30), т.е. наши дела остановились и уже кончились, а дела Его начинают расти. Чего вы боитесь, то не на нынешнее только время предстоит, но еще увеличится в будущем; это именно покажет наши дела в полном свете. Для того я и пришел и радуюсь, что Его дела получили такое преуспеяние, и совершилось то, ради чего было все, сделанное нами. Видишь ли, как спокойно и с какою мудростью он укротил их страсть, погасил зависть и доказал невозможность их предприятия, - от чего в особенности и ослабевает зло? Но это устроилось еще во время жизни и крещения Иоаннова для того, чтобы они, имея в нем столь высокого свидетеля, не могли уже ничем оправдаться, если бы не поверили. Он не сам собою пришел высказать это, и не потому только говорил, что его спрашивали люди посторонние: его ученики сами и спрашивали его и слушали его. Если бы он говорил сам от себя, то они могли бы еще не верить; но, слыша его ответы на собственные свои вопросы, они уже имели приговор сами против себя. Так и иудеи потому именно, что отправляли от себя нарочитое посольство к нему, слышали его ответы и однакож не поверили ему, - поэтому-то и лишили сами себя всякого оправдания. Чему же мы научаемся отсюда? Тому, что причина всех зол – тщеславие. Оно довело учеников Иоанна до зависти; оно же возбудило их зависть и опять, когда они немного уже успокоились. Потому, пришедши к Иисусу, они говорят Ему: "почему Твои ученики не постятся" (Мф. 9:14)? Будем же, возлюбленные, убегать этой страсти. А если будем избегать ее, мы избавимся от геенны. Она-то наиболее возжигает огонь; она всюду простирает власть свою и мучительски обладает всяким возрастом и всяким званием; она ниспровергла целые церкви; она вредит делам гражданским; она разоряет целые дома, города, народы, племена. И что удивляешься этому? Она проникает и в пустыни и там показывает великую силу. Часто и те, которые оставляли большие стяжания и все обольщение мира, ни с кем не имели общения, овладевали самыми сильными плотскими пожеланиями, и те, будучи пленены пустою славою, теряли все. За эту страсть фарисей, трудившийся много, поставлен ниже мытаря, который нисколько не трудился, но много совершил грехов. Осуждать эту страсть не трудно (все во мнении о ней согласны). А надобно постараться, как бы одолеть ее. Как же одолеть? Будем противопоставлять славе славу. Как мы презираем богатство земное, когда взираем на богатство небесное, и не дорожим настоящею жизнью, когда помышляем о жизни гораздо лучшей, так мы сможем презреть и славу настоящего мира, когда будем помышлять о славе гораздо высшей, о славе истинной. Здешняя слава – слава пустая и суетная, имеющая только имя, без дела, а та слава, небесная, есть слава истинная, в которой прославляются не люди, но ангелы и архангелы и сам Владыка архангелов, а лучше сказать, вместе с Ним и люди. Если будешь смотреть на то зрелище, если узнаешь тамошние венцы, если обратишься к тому прославлению, то земное никогда не овладеет тобою; ты не будешь считать великим настоящее и не станешь искать преходящего. И в царских палатах ни один из оруженосцев, предстоящих царю, не оставить службы тому, кто облечен диадемою и восседает на престоле, чтобы заниматься криком ворон и жужжанием летающих мух и комаров. А похвалы людей ничем не лучше этого. Итак, зная малоценность человеческих вещей, будем все собирать в безопасные сокровищницы и искать славы постоянной и неизменной, которой и да сподобимся все мы, благодатью и человеколюбием Господа нашего Иисуса Христа, через Которого и с Которым Отцу со Святым Духом слава, ныне и присно, и во веки веков. Аминь.