Иудеи празднуют пасху земную, отвергнув небесную, мы же, празднуя пасху небесную, оставили земную. Как совершалась она у тех, она была напоминанием о спасении первенцев иудейских, когда первенцы иудейские не погибли вместе с египетскими, будучи сохранены таинственно кровью жертвы пасхальной; совершающаяся же у нас пасха есть причина спасения всех людей, начиная с первозданного (человека), который во всех (нас) сохраняется и остается живым. Совершившееся и временное, будучи образом и подобием вечного, было приуготовлено для того, чтобы оттенить ныне воссиявшую истину; когда же явилась истина, образ сделался неуместным, - все равно как, при появлении царя в своем народе, никто не захочет, оставив самого живого царя, падать ниц перед его изображением. Ясно отсюда, насколько образ бледнеет перед истиной: именно, образ празднуется [по поводу сохранения] кратковременной жизни иудейских первенцев, истина (по поводу дарования) вечной жизни всем людям. Ведь избавиться ненадолго от смерти – еще немного значит для того, кто несколько времени спустя все равно умрет, но много значить избежать смерти совсем. Это и случилось с нами, за которых заклан был Пасха – Христос. И даже самое имя праздника, истолкованное согласно с истиной, имеет большее преимущество. Пасха по переводу значит прохождение, - когда губитель, избивая первенцев, проходил (мимо) дома евреев. Мимо нас губитель действительно прошел, так как он совершенно навсегда оставил нас, воздвигаемых Христом к вечной жизни. Таким образом, установление ветхозаветной пасхи следует рассматривать духовно и созерцать верою сообразно с апостольскими толкованиями. Но верному естественно, конечно, стремиться к тому, чтобы понять этот образ во всем его объеме и притом именно со стороны соответствия его действительности, чтобы, таким путем, иметь возможность как бы телесными очами созерцать то, что само по себе духовно. Ему хочется, чтобы все относящееся к закону имело близкое отношение ко Христу, чтобы через духовное телесное стало явственнее, и невидимое оказалось видимым как на живописной картине. Итак, когда Бог вознамерился навести десятую казнь на египтян (а заключалась она в положении первенцев), то Он сказал Моисею: "месяц сей [да будет] у вас началом месяцев" (Исх. 12:2); первый месяц у вас из месяцев года. И установил сряду пасхальную жертву и помазание кровью на дверях, и от помазания ею обещал спасение первенцев. Если обратиться прямо к действительности, то какое значение должно придавать тому обстоятельству, что начало года приурочивается ко времени, когда совершилась спасительная пасха? Очевидно то, что и для нас истинная пасхальная жертва является началом вечной жизни. В самом деле, год есть символ вечности, потому что, делая круг, он всегда вращается в самом себе и не останавливается ни на каком конце. И Отец будущего века, Христос, жертва за нас принесенная, делая всю нашу прежнюю жизнь стоящею вне времени, дает через купель возрождения начало другой жизни, по подобию своей смерти и воскресения. Поэтому всякий, зная принесенную за него в жертву Пасху, должен считать началом своей жизни то время, с которого Христос сделался жертвой за грех. А жертвой становится Он за него тогда, когда он познает благодать и поймет начавшуюся через ту жертву жизнь. И познав это, должен стремиться получить начало новой жизни и более не возвращаться к прежней, конца которой достиг. "Мы умерли", сказано, "для греха: как же нам жить в нем" (Римл. 6:2)? Таково символическое значение начала года. Далее, в десятый день месяца повелевает Господь взять по агнцу каждому дому и притом так, чтобы в каждом доме собралось столько человек, сколько нужно для того, чтобы съесть агнца всего без остатка; закалать же агнца нужно было в четырнадцатый день к вечеру. Итак, пять дней жертва находится вместе с теми, кому она должна доставить спасение, на исходе же пятого дня жертвенное животное закалывается, смерть проходит мимо, спасенный наслаждается непрестанным светом и луны, светящей всю ночь, и солнца, сменяющего луну; это именно бывает в пятнадцатый и притом полнолунный день. Пять этих промежутков указывают, что все время мира делится на пять периодов: от Адама до Ноя, от Ноя до Авраама, от Авраама до Моисея, от Моисея до пришествия Христа и пятый – период самого пришествия. В это время спасение через блаженную жертву уготовлялось для всякого человека, но еще не совершалось. В пятом же периоде времени приносилась истинная жертва, и спасаемый ею первозданный человек достигал непрестанного света. И то, что пасха совершалась не в самый вечер, а к вечеру, показывало, что не в самом конце настоящего времени, но к концу пострадает Христос. Такое деление времени подтверждается и притчей, в которой день разбивается на пять частей, так как рассказывается, что в виноградник, т.е. на делание правды, одни званы были с первого часа, другие с третьего, иные с шестого, иные с девятого, а иные с одиннадцатого. И как различно было это признание, так различно и оправдание: одно при Адаме, другое при Ное, иное при Аврааме, и иное при Моисее; последнее же и самое совершенное – во время пришествия Христа, когда по притче Спасителя последние получают награду первыми. Именно мы, за которых Христос сделался жертвой, первыми получаем возрождение в крещении, после того как Христос воскрес и Святого Духа послал для нашего обновления. Таково именно таинственно созерцаемое символическое значение жертвы, приносимой в четырнадцатый день, и следующей затем светоносной ночи и дня. То же, что жертвенное животное в каждом доме съедалось сполна и мясо не выносилось вон, показывает, что спасение во Христе получает один только дом: этот дом – церковь, сущая по всей вселенной, прежде чуждая Богу, а теперь одна только вступившая с Ним в родство, через принятие посланных Господом Иисусом, все равно как жилище Раави, бывшей блудницы, приняв к себе соглядатаев, посланных Иисусом, одно только и сохранилось при разрушении Иерихона. И как множество европейских домов имеет значение одного, так и находящиеся по городам и странам церкви, будучи по счету многочисленными, составляют одну только церковь: один в них Христов повсюду, совершенный и неделимый. Потому что жертвенное животное в каждом доме должно было быть совершенным и не делилось на отдельные части. Ведь и Павел говорит, что все мы потому и составляем едино во Христе, что "один Господь, одна вера" (Ефес. 4:5). Итак, необходимо признать, что неделимым единством жертвенного животного закон прообразовал Христа, предъизображая им же вместе с тем и единство Церкви. Во Христе, в жертве Его, мы имеем спасение, и все, что было до Его пришествия, мы познаем как предуготовление к этому пришествию, и дело спасения всего человечества с самого начала поставлено было так, как будто перед глазами всех все время была совершаема жертва Христова, за всех приносимая. Но принадлежит это спасение, как нам известно, одной лишь Церкви, и никто не может вне Церкви и веры ни быть сообщником Христу, ни спасаться. Зная это, мы понимаем, что спасение всего мира совершается не от дел закона, но во Христе, и безбожным ересям не оставляем никакого основания для надежды, но полагаем их вне всякой надежды, так как они не имеют ни малейшего общения со Христом, но тщетно прикрываются спасительным именем ко вреду и обману тех, кто больше обращает внимания на название и внешность, чем на истину. Итак, пусть никто не отрывает от Христа того, что было издревле, пусть никто не думает, чтобы кто-либо из живших прежде мог спастись без Христа; а тех, кто в наше время переиначивает и извращает истину, кто устраивает лишь суетное и ложное подобие Церкви, чуждое Христу и истине, тех пусть никто не именует и христианами и не поддерживает общения с ними: да это и невозможно, потому что не выносится из священного дома жертва и не предлагается для общения находящимся вне его. Посмотрим теперь на прообразовавшего славу Господа агнца. Требовалось, чтобы Он был непорочен, мужеского пола, и однолетен. Прежде всего он обладал непорочностью и совершенством, потому что один Христос исполнен всякого совершенства и всецело беспорочен, и ни с какой стороны, от начала и до конца не нуждается ни в каком оправдании, как и сам говорит: "так надлежит нам исполнить всякую правду" (Мф. 3:15). Потому-то для всех жертв и употреблялись всегда животные совершенные и беспорочные, что они служили прообразом Христа. И жрецам Бог повелел быть вполне совершенными и неповрежденными телом, потому что они были прообразом истинного Жреца. Затем, пасхальные агнец должен быть мужеского пола, потому что этому полу по природе принадлежит главенство и преимущество, как и у людей мужчина имеет телесное преимущество перед женщиной. И Христос по природе и в действительности есть Глава и Царь, так как, будучи небесным человеком, соединился с нами, как брат, по телесной природе, но стоит выше нас, как Господь, по духовной стороне, по Своей божественности. Поэтому и женихом является только Он один, если считать невестой все человечество; даже Иоанн, величайший из пророков, не был женихом, как видно и из его слов о Христе и о себе: о Христе он говорил: "имеющий невесту есть жених", а о себе: "а друг жениха, стоящий и внимающий ему, радостью радуется, слыша голос жениха. Сия-то радость моя исполнилась" (Иоан. 3:29). И апостолы все – не женихи Церкви, хотя без сомнения они и приняли по благодати подобие Христу, сделавшись сынами Христа через Христова Духа. Но что говорит блаженный Павел? "Я обручил вас единому мужу, чтобы представить Христу чистою девою" (2 Кор. 11:2). Итак, Господь – поистине Глава, Владыка и Царь, не только потому, что был Богом среди людей, но и по предвечному божеству, потому что по природе Он – Царь всякого создания, не по благодати получивший царство, но имеющий его поистине и по рождению от Отца. Агнец, заметь, был однолетним; это означало, что Господь будет новым на земле и совершенно непричастным той ветхости, какая возобладала в людях. Поэтому, если кто называет Господа простым человеком и полагает, что Христос был нашей природы, для того Он уже не будет агнцем совершенным и непорочным, потому что никто из людей не беспорочен, не будет агнцем мужеского пола, потому что никто из людей не имеет прирожденного и всецелого телесного превосходства в сравнении с одинаковыми по природе людьми. И кто причисляет Господа к твари и утверждает, что Он имел не истинное божество, а полученное по благодати, у того и агнец, приносившийся за него в жертву, не мужеского пола, - тот не узнал Царя по природе, а обращает его в иного, различного и по природе и по существу. Точно также если кто-нибудь припишет Христу что-либо из свойственного ветхому человеку, например, осмелится утверждать, что Он причастен греху, или подлежит рабству закона, или подлежит по необходимости смерти, для такого однолетний агнец не может уже служить прообразом Христа, - для того незаметным прошло обновление, принесенное Христом. Остается уразуметь символическое значение агнца и козла. Именно, агнец, сообразно с Исаией, есть символ кротости Христа: "как овца, веден был Он на заклание, и как агнец пред стригущим его безгласен" (Ис. 53:7); козел же по закону есть жертва за грех: "козу", сказано, "за грех" (Левит 5:6). Итак, кроткий, как агнец, Он дал привести Себя и, затем, был принесен в жертву за грех, как козел, отдав самого по смирению на спасение людей, - какового спасения и мы да достигнем по вере и любви к пострадавшему за нас Господу Иисусу Христу, через Которого и с Которым Отцу со Святым Духом слава во веки веков. Аминь.