1. Смотри, с какою силою апостолы все делают. Они разорвали одежды, бросились, стали взывать громко, и все это – по расположению души, по отвращению к случившемуся и в знак своей скорби. И действительно прискорбно было, поистине неутешной было скорбью то, что их приняли за богов, как будто они вводили идолослужение, которое пришли разрушить. А подстроено это было диаволом. Они же не остаются безмолвными, но что? "И мы", говорят, "подобные вам человеки". Тотчас же остановили зло в самом начале. Не сказали просто: "человеки", но: подобные вам. Потом, чтобы не подумали, что и они почитают богов, послушай, что присовокупляют: "благовествуем вам, чтобы вы обратились от сих ложных к Богу Живому, Который сотворил небо и землю, и море, и все, что в них". Смотри: они не упоминают о пророках, и не говорят, для чего (Бог), будучи Создателем всего, попустил язычникам жить по своим законам. "Который в прошедших родах попустил всем народам ходить своими путями" (ст. 16). О том, что (Бог) попустил, (Павел) говорит, а для чего попустил, еще не (говорит); останавливается пока на самом нужном, не упоминая и о имени Христа. "Хотя и не переставал свидетельствовать о Себе благодеяниями, подавая нам с неба дожди и времена плодоносные и исполняя пищею и веселием сердца наши" (ст. 17). Смотри: он не хочет увеличивать вины их, но научает их лучше относить все к Богу. (Апостолы) знали, что не столько должно заботиться о том, чтобы сказать что-либо достойное о Боге, сколько о том, чтобы сказать полезное слушателям. Заметь, как прикровенно он указывает и на вину их. Ведь если (Бог) столько делал для них, то они достойны наказания за то, что, наслаждаясь такими благами, не познали своего Питателя. Но он не говорит этого явственно, а только намекает, говоря: "подавая нам с неба дожди". Так и Давид говорил: "обогатились от плода пшеницы, вина и елея" (Пс.4:8); и во многих других местах, когда рассуждает о творении, указывает на это. Иеремия также говорит сначала о творении, а потом о промышлении, являющемся (в ниспослании) дождей. Ими и он руководствуется в своей речи. "Исполняя", говорит, "пищею и веселием сердца наши". Пища (подается) в изобилии, а не только в довольстве и соответственно нужде. "И, говоря сие, они едва убедили народ не приносить им жертвы" (ст. 18). Поэтому они еще более достойны были удивления. Видишь ли, что они о том и заботились, чтобы остановить это безумие? "Из Антиохии и Иконии пришли некоторые Иудеи и, когда Апостолы смело проповедывали, убедили народ отстать от них, говоря: они не говорят ничего истинного, а все лгут. И, возбудив народ, побили Павла камнями и вытащили за город, почитая его умершим" (ст. 19). Подлинно сыны диавола! Не только в своих городах, но и вне их они поступают так и употребляют столько же усилий ко вреду проповеди, сколько апостолы к ее утверждению. "И, возбудив народ", говорит, "побили Павла камнями и вытащили за город". Здесь исполняется сказанное: "довольно для тебя благодати Моей, ибо сила Моя совершается в немощи" (2Кор.12:9). Это больше, нежели воздвигнуть хромого. Язычники приняли их за богов, а иудеи "убедили, и, возбудив народ": не всем же было обычно удивление относительно их (апостолов). И смотри, в том же самом городе, в котором столько удивлялись им, они претерпевают страдания; и это было полезно для видевших. А что (Бог) для этого попустил им страдать, послушай, как (сам апостол) указывает на то, когда говорит: "я удерживаюсь, чтобы кто не подумал о мне более, нежели сколько во мне видит" (2Кор.12:6).
"Когда же ученики собрались около него, он встал и пошел в город" (ст. 20). Видишь ли его ревность? Видишь ли горячее и пламенное усердие? Он вошел опять в тот же самый город, и отсюда делается явным, что если он (потом) и удалился, то потому, что хотел сеять слово (в других местах) и что не нужно было раздражать ярость их. Это не менее чудес прославляло их и еще более радовало. Нигде не говорится, чтобы они возвратились, радуясь о том, что сотворили знамения, но – что удостоились принять бесчестие за имя Его. Этому научились они от Христа, Который сказал: "не радуйтесь, что духи вам повинуются" (Лк.10:20). Истинная и чистая радость – потерпеть что-либо за Христа. Потом они посетили все те города, в которых подвергались опасностям. "А на другой день удалился с Варнавою в Дервию. Проповедав Евангелие сему городу и приобретя довольно учеников, они обратно проходили Листру, Иконию и Антиохию, утверждая души учеников, увещевая пребывать в вере и поучая, что многими скорбями надлежит нам войти в Царствие Божие" (ст. 21, 22).
2. Так они говорили, так убеждали. "Утверждая", говорит (писатель), "души учеников". Таким образом они были утверждаемы и еще более присоединялись. Предсказывали им (страдания), чтобы те не соблазнились, так как следовало одному и тому же быть не только с апостолами, но и с учениками, чтобы они тотчас же с самого начала познали и силу проповеди, и то, что и им надлежит страдать, и чтобы стояли мужественно, не удивляясь только знамениям, но еще более (укрепляясь) против искушений. Потому и сам он сказал: "таким же подвигом, какой вы видели во мне и ныне слышите" (Флп.1: 30). Гонения следовали за гонениями, повсюду были брани, преследования, побивание камнями: каково утешение? Как они убеждали, в самом начале беседуя о страданиях? Но вот и другое утешение. "Рукоположив же им пресвитеров к каждой церкви, они помолились с постом и предали их Господу, в Которого уверовали" (ст. 23). Видишь ли ревность Павла? "Помолились", говорит, "с постом и предали их Господу". Вот рукоположение с постом; опять пост, очищение душ наших. "Потом, пройдя через Писидию, пришли в Памфилию, и, проповедав слово Господне в Пергии, сошли в Атталию" (ст. 24, 25). Чтобы ученики не пали духом оттого, что принятые за богов претерпевают такие страдания, – они пришли к ним и беседовали. И заметь: наперед отходят в Дервию, чтобы дать им успокоиться от ярости; а потом опять в Листру, Иконию и Антиохию, уступая им, когда они были раздражены, и опять обращаясь к ним, когда они успокоились. Видишь ли, как они не все совершали благодатию, но иное и собственным тщанием? "А оттуда отплыли в Антиохию, откуда были преданы благодати Божией на дело, которое и исполнили" (ст. 26). Для чего приходят опять в Антиохию? Чтобы возвестить о случившемся там. Кроме того, чрез это устрояется и великое дело: надлежало наконец открыто проповедовать язычникам; потому они и приходят возвестить, чтобы те могли знать об этом, – а случилось, что тогда же пришли и возбранявшие беседовать с язычниками, – и чтобы они, получив потом подтверждение из Иерусалима, шли (к язычникам) открыто. Или иначе: из этого обнаруживается их не надменный нрав. Пришедши, они показывают и свое дерзновение, так как они и без тех (апостолов) возвещали язычникам, и послушание, так как извещают их об этом: совершив такие дела, они не возгордились. "Откуда были преданы", говорит (писатель), "благодати Божией". Дух повелел тогда; но известно, что принадлежащее Духу принадлежит и Сыну, потому что одна у Них власть, как одна природа Сына и Духа. "Прибыв туда и собрав церковь, они рассказали всё, что сотворил Бог с ними и как Он отверз дверь веры язычникам. И пребывали там немалое время с учениками" (ст. 27, 28). И следовало, потому что город был большой и имел нужду в учителях. Но обратимся к вышесказанному. Они поразили их самым видом своим, разодравши одежды. Тоже сделал и Иисус Навин после поражения народа (израильского – Нав.7:6). Не подумай, что это недостойно их и их благоповедения: иначе они не остановили бы такого порыва, иначе не угасили бы этого пламени. Так и мы да не оставляем делать то, что бывает нужно. Если и таким образом они едва убедили их, то чего не было бы, если бы они не поступили так? Если бы они не сделали этого, то можно было бы подумать, что они не смиренномудры и более заботятся о собственной чести. И обрати внимание на речь, умеренную в упреке, исполненную вместе удивления и упрека. Это-то особенно и остановило тех, т.е. слово: "и мы – подобные вам человеки, и благовествуем вам, чтобы вы обратились от сих ложных к Богу Живому". Как бы так сказали: хотя мы – люди, но больше этих (богов), потому что они мертвы. Смотри, как они не только останавливают, но и научают, и ничего не говорят о предметах невидимых. "Который сотворил", говорит, "небо и землю, и море, и все, что в них". Свидетелями называет сами времена. О, неистовство иудеев! Они осмелились придти к народу, столько почтившему апостолов, и побить камнями Павла. Извлекли его за город, может быть боясь народа. "Они помолились", говорит (писатель), "с постом и предали их Господу". Учили поститься среди искушений. Не говорили о том, что они сами сделали, но "что сотворил Бог с ними". Мне кажется, что они говорили об искушениях. Пришли сюда не напрасно и не с тем, чтобы успокоиться, но предусмотрительно будучи руководимы Духом, чтобы более утвердилась проповедь между язычниками. Но почему, скажешь, они не поставили пресвитеров в Кипре и в Самарии? Потому что последняя была недалеко от апостолов, а первый – от Антиохии, отчего слово (там) и поддерживалось; здесь же имели нужду в большем утешении, особенно верующие из язычников, которых надлежало много научать. Они пришли научать, потому что были истинно рукоположены Духом. И посмотри на ревность Павла. Он не спрашивает, должно ли проповедовать язычникам, но тотчас же проповедует; потому он и говорил о себе: "не стал тогда же советоваться с плотью и кровью" (Гал.1:16).
3. Подлинно, скорбь – великое благо и украшение великой и благородной души. Как многие уверовали после этого, и никто столько не прославился! Так и нам всегда нужна ревность, великая горячность души и готовность ее к смерти. Невозможно ведь получить царствие иначе, как чрез крест. Не будем же обольщать себя. Если во время войны невозможно спастись, предаваясь неге, заботясь об имуществе, занимаясь торговлею и оставаясь в беспечности, то тем более во время этой брани. Или вы думаете, что эта брань не жесточе всех других? "Наша брань", говорит (апостол), "не против крови и плоти" (Еф.7:12). Обедаем ли мы, ходим ли, моемся ли, – враг всегда стоит подле нас. Он не знает времени отдыха, разве только во время сна; но часто и тогда нападает, влагая нечистые помыслы и возбуждая наши страсти сновидениями. А мы, считая маловажным то, из-за чего он нападает, не бодрствуем, не трезвимся, не взираем на множество враждебных нам сил, не думаем, что это самое и есть величайшее бедствие, но среди столь многих браней предаемся неге, как будто среди мира. Поверьте мне, и теперь можно терпеть страдания лютее тех, какие претерпел Павел. Тогда побивали его камнями, а теперь можно быть побиваему словами тяжелее камней. Что же надобно делать? То, что он делал. Он не возненавидел побивающих его, но после того, как извлекли его вон, опять вошел в город, чтобы благодетельствовать столько оскорбившим его. Если и ты перенес оскорбление от обидчика, поступившего с тобою несправедливо, то и ты как бы побиваем был камнями. Не говори: я не сделал ничего худого. А Павел что сделал такое, за что бы побивать его камнями? Он проповедовал о царствии, отклонял от заблуждения, приводил к Богу: это достойно венцов, достойно славы, достойно неисчислимых наград, а не камней, – и, однако, он потерпел противное. Но это и есть блистательная победа. "И вытащили", говорит (писатель). И тебя часто влекут. Но ты не гневайся, а проповедуй слово (Божие), посредством кротости. Оскорбил ли тебя кто? Молчи, благословляй, если можешь: таким образом и ты возвестишь слово (Божие), научишь кротости, внушишь смирение. Я знаю многих, которые не столько страдают от ран, сколько от оскорбления словами, потому что рана касается тела, а это – души. Но не будем огорчаться, или лучше, когда мы оскорблены, будем терпеть. Не видите ли, как борцы, будучи ранены в голову, потеряв зубы, спокойно переносят боли? Но здесь не нужно скрежетать, не нужно кусать зубами. Вспомни о твоем Владыке, и это воспоминание тотчас соделается для тебя врачеством; вспомни о Павле; рассуди, что ты, получая рану, остаешься победителем, а тот, нанося рану, побежденным, и этим уврачуешь все. Не увлекайся в (первую) минуту, и ты тотчас исправишь все; не поддавайся (первому) движению, и угасишь все. Великое утешение – потерпеть что-либо за Христа. Если ты не возвещаешь слова веры, то возвещаешь слово любомудрия. Но, скажешь, чем более (обидчик) видит кротости, тем более нападает. Неужели же ты огорчаешься тем, что он умножает для тебя награды? Но, скажут, он делается неукротимым. Это предлог твоего малодушия; напротив, тогда он делается неукротимым, когда ты мстишь. Если бы Бог знал, что вследствие немстительности оскорбители делаются неукротимыми, то не заповедал бы ее, а сказал бы: мсти за себя; но Он знает, что она приносит более пользы.
Не полагай законов, противных Богу; Ему повинуйся; ты не лучше Сотворившего нас. Он сказал: переноси оскорбления; а ты говоришь: я отомщу оскорбителю, чтобы он не сделался неукротимым. Так ты более (Бога) печешься о нем? Это – слова страсти, строптивости, гордости, противления заповедям Божиим. Если бы даже он потерпел от того вред, то не следует ли повиноваться? Когда Бог повелевает что-нибудь, мы не должны полагать законов, противных Ему. "Кроткий ответ", говорит (Премудрый), "отвращает гнев" (Притч.15:1). Вот, что делает (ответ) смиренный, а не противоречивый. Если это полезно для тебя, то полезно и для него; если же вредно для тебя, который думаешь исправить его, то тем более для него. "Врач! исцели Самого Себя" (Лк.4:23). Сказал ли он худо (о тебе)? Ты похвали (его). Поносил ли? Ты превозноси. Замышлял ли зло? Ты окажи благодеяние. Воздай ему противным, если точно печешься о его спасении, а не старайся удовлетворить своей страсти мщения. Но, скажешь, неоднократно испытав мое долготерпение, он сделался хуже. Это касается не тебя, а его. Хочешь ли узнать, что претерпел Бог? Жертвенники Его разрушили, пророков убили (Рим.11:3), а Он перенес все. Не мог ли Он ниспослать молнии свыше? Но после того, как посланных Им пророков убили, Он послал Сына. Когда они обнаруживали большое нечестие, тогда Он оказывал благодеяния. Так и ты, когда видишь (гневливого) ожесточившимся, тогда тем более уступи, потому что самое ожесточение его имеет нужду в большем послаблении. Чем сильнее он оскорбляет, тем в большей кротости имеет нужду. Подобно тому как горячка, когда особенно усиливается, тогда требует спокойствия, так и ожесточившийся. Когда зверь слишком рассвирепеет, тогда мы все убегаем от него, – так и от гневного. Не подумай, что это честь для него: разве мы хотим почтить зверя или беснующихся, когда убегаем от них? Нисколько. Это – бесчестие и укоризна; или лучше, не бесчестие и укоризна, но снисхождение и человеколюбие. Не видишь ли, как мореплаватели, когда поднимается сильный ветер, спускают паруса, чтобы не потопить корабля? И всадник, когда кони понесут его, дает им волю и не удерживает, чтобы напрасно не истощить (своей) силы.
4. Так поступай и ты. Гнев – это огонь, это сильный пламень, требующий (горючего) вещества; не давай пищи огню, и скоро прекратишь зло. Гнев не имеет силы сам по себе, если кто-либо другой не будет поддерживать его. Ничто не может оправдать тебя. Тот одержим неистовством, и не знает, что делает; а если ты, взирая на него, впадаешь в тоже и не умудряешься его примером, то можешь ли получить прощение? Если бы кто, находясь на пиршестве, увидел другого в преддверии в пьяном и безобразном виде, а потом и сам впал в то же, не будет ли это непростительно тем более, что он упился после того? Так и здесь. Не будем думать, будто можно сказать в оправдание: не я начал; это служит к нашему же обвинению, что мы, видя его, не умудрились; это подобно тому, как если бы кто сказал: убил не я первый. Потому-то ты и достоин наказания, что, видя и пример, не удержал себя.
Если бы ты видел, как пьяный блюет, мучится, терзается, выпучивает глаза, наполняет стол нечистотою, и все убегают от него, а потом сам впал в то же, то не тем ли более ты был бы отвратителен? Таков и гневающийся. Он напрягает жилы более блюющего, распаляет глаза, терзается внутренностями, изрыгает слова гораздо сквернее той пищи, говорит все как бы непереваренное и ничего дельного, – потому что гнев препятствует, – и как там часто избыток мокрот, раздражая желудок, совершенно истощает его, так и здесь избыток жара, возмущая душу, не позволяет скрывать того, о чем лучше бы молчать, и гневающийся говорит все, что следует и чего не следует, посрамляя не слушающих, но самого себя. И как мы убегаем от блюющих, так и от гневающихся. Что мы делаем тогда? Посыплем пепел на их блевотину, тихонько подзовем псов, чтобы они съели изблеванное. Знаю, что вы слушаете с отвращением; но мне хочется, чтобы вы чувствовали то же, когда видите и то состояние, а не услаждались им. Гневливый нечистее пса, возвращающегося на свою блевотину (2Петр.2:22): если бы он, изблевав однажды, перестал, то не был бы подобен ему; если же опять изблевывает тоже, то очевидно, что он пожрал изблеванное. Но что сквернее этого? Что нечистее уст, пожирающих такую пищу? Притом первое есть дело природы, а последнее – нет; или лучше, и то и другое противно природе. Как? Так; гневаться всуе (Мф.5:22) несвойственно природе, но противно ей; потому он и не говорит ничего, как человек, но иное как зверь, иное как беснующийся. Как телесная болезнь противна природе, так и это. А то, что это противно природе, (видно из того), что, если он долго останется в таком состоянии, то мало-помалу погибнет; а оставаясь долго в том, что свойственно природе, не погибнет. Я желал бы лучше разделять трапезу с человеком, питающимся грязью, нежели с произносящим такие слова. Не видите ли, как свиньи пожирают кал? Так и эти. Что в самом деле срамнее слов, которые произносят гневливые? Они как бы стараются не сказать ничего здравого, ничего чистого, но что только есть постыдного, что только есть безобразного, то и стараются сказать и сделать; и что всего хуже, посрамляя более самих себя, думают, будто посрамляют других; а что они посрамляют самих себя, видно из вышесказанного. Не возражай мне, что они говорят ложь. Пусть например отъявленная блудница, или кто другой из действующих на зрелищах ведет с кем-нибудь ссору; пусть этот скажет ему такие слова, а он этому точно также: кто из них будет более оскорблен такими словами? Тот слышит то, что в нем есть, а этот, чего в нем нет; таким образом в том ничего не прибыло к стыду его, а у этого многое прибавилось к стыду его. Но пусть действительно будут какие-либо дела, о которых знает один только гневливый, и пусть он, молчавши прежде, обнаружит их во время гнева; и в таком случае он более вредит самому себе. Каким образом? Соделываясь провозвестником зла, заслуживая славу бессовестного и неверного; он увидит, как все тотчас будут порицать его и везде говорить так: если бы он знал даже об убийстве, скажут, то и это все высказал бы. Все будут отвращаться от него, как от нечеловека, ненавидеть его, называть свирепым и диким зверем, и скорее простят тому, нежели ему. Мы не столько отвращаемся от тех, которые имеют раны сколько от тех, которые стараются обнажить и показать их. Так и он оскорбляет не того только, но и самого себя и слушающих и всю вообще природу человеческую; он поразил слушателя, но ничего доброго не сделал! Потому Павел и говорит: "дабы мне дано было слово – устами моими открыто с дерзновением возвещать тайну благовествования" (Еф.6:19). Будем же иметь язык, изрекающий доброе, чтобы снискать любовь и благорасположенность. Но зло дошло до того, что многие хвалятся тем, чего надлежало бы стыдиться. Многие произносят такую угрозу: ты не устоишь, говорят, против языка моего. Такие слова свойственны женщине пьяной и беспорядочной, старухе непотребной, которую преследуют на торжище. Нет ничего постыднее этих слов; нет ничего недостойнее мужа, ничего женоподобнее, как в языке полагать свою силу и хвалиться злословием, подобно действующим на зрелищах, подобно шутам, тунеядцам и льстецам. Боле свиньи, нежели люди, – те, которые этим хвалятся. Тебе надлежало бы скрыть это от самого себя, и если бы кто другой сказал тебе об этом, надлежало бы бежать от слов его, как враждебных и недостойных мужа; а ты сам делаешься провозвестником укоризн. Но ты нисколько не повредишь слушающему от тебя злое. Потому, увещеваю, уразумев, как велико это зло, которым многие даже хвалятся, опомнимся, исправим преданных этому безумию, изгоним из города такие общества, благоустроим наш язык и воздержим его от всякого злословия, чтобы, очистившись от грехов, мы могли приобрести благоволение свыше и сподобиться человеколюбия Божия, благодатию и щедротами Единородного Его, с Которым Отцу, со Святым Духом слава, держава, честь, ныне и присно, и во веки веков. Аминь.