БЕСЕДА 6

 

1. Сказав, что для спасения язычника, если он бывает исполнителем закона, ничего более не нужно, и, окончив удивительное свое сравнение, апостол указывает, наконец, преимущества иудеев, которыми они гордились перед язычниками. Прежде всего, самое имя иудея, как ныне имя христианина, было очень почтенно, так как и тогда различие людей зависело от имени, почему апостол и начинает речь с этого. И заметь, как он уничтожает это (преимущество); он не сказал: ты иудей, но говорит: "называешься и хвалишься Богом", то есть, ты возлюблен Богом и предпочтен прочим людям. А мне думается, что он здесь слегка осмеивает высокомерие и безумное честолюбие иудеев, потому что они этим даром Божьим воспользовались не для собственного своего спасения, но для того, чтобы заводить распри и презирать остальных людей. "И знаешь волю Его, и разумеешь лучшее". Конечно, и то был недостаток, если не подтверждалось делами, но, однако, иудеям казалось, что в этом состоит преимущество, почему апостол с ясностью на это и указывает. Но он не сказал - исполняешь, а: "знаешь и разумеешь", сам же не следуешь и не исполняешь этого. "И уверен о себе, что ты путеводитель слепых" (Римл. 2:19). Опять и здесь не сказал: ты путеводитель слепых, но говорит: "уверен о себе", ты этим хвалишься, потому что высокомерие иудеев действительно было велико. Потому апостол выражается почти теми же словами, какие употребляли, величаясь, и иудеи. Смотри, например, что говорят они о себе в Евангелии: "в грехах ты весь родился, и ты ли нас учишь" (Иоан. 9:34)? Они много гордились перед всеми. Павел настойчиво и изобличал это, одних восхваляя, а других унижая, чтобы таким образом сильнее укорить их и увеличить обвинение. Потому он и продолжает, усиливая ту же мысль и подкрепляя ее различными выражениями: "и уверен о себе, что ты путеводитель слепых, свет для находящихся во тьме, наставник невежд, учитель младенцев, имеющий в законе образец ведения и истины" (Римл. 2:19-20). Опять не сказал: в совести, в делах и в оправданиях, но: "в законе". Как поступил апостол, обличая язычников, так поступает и здесь. Как там сказал: "тем же судом, каким судишь другого, осуждаешь себя", так и здесь говорит: "как же ты, уча другого, не учишь себя самого" (Римл. 2:21)? Впрочем, там он употребляет выражение более резкое, а здесь более легкое. Не сказал: ты достоин большого наказания за то, что, тогда как тебе так много было вручено, ты ничем не воспользовался, как должно; но, излагая свою мысль в виде вопроса, обращается и говорит: "как же ты, уча другого, не учишь себя самого"? Обрати внимание на мудрость Павла и в другом отношении. Он перечисляет такие преимущества иудеев, которые зависели не от их усердия, но составляют дар свыше, и доказывает, что эти преимущества, по нерадению иудеев, не только для них излишни, но и приносят увеличение наказания. Называться иудеем, получить закон и все прочее, что перечислил теперь апостол, не составляет их заслуги, но есть дар благодати свыше. И хотя в начале он говорил, что одно слушание закона, если не присоединится исполнение, не приносит никакой пользы, "потому что не слушатели закона", говорит, "праведны перед Богом", но теперь он доказывает нечто гораздо большее, а именно, что не только слушание, но и то, что важнее - самое обучение закону не поможет учащему, если он не исполняет того, чему учит, и не только не поможет, но еще навлечет большее наказание. И как искусно употребляет апостол выражения. Ведь он не сказал: ты получил закон, но: "успокаиваешь себя законом". Иудей не трудился, ходя повсюду и спрашивая, что ему должно делать, но он с удобством владел законом, указывающим путь, который вел к добродетели. Если язычники и имели природный разум, в котором и заключалось их преимущество, так как они все исполняли без слушания закона, то там (у иудеев) было больше удобства. А если ты говоришь: "я не только слушаю, но и учу", то это служит лишь к увеличению наказания. И так как иудеи этим много превозносились, то апостол и доказывает, что они преимущественно вследствие этого и достойны осмеяния. Когда же говорит: "путеводитель слепых, наставник невежд, учитель младенцев", то изображает надменность иудеев, потому что они весьма худо обходились с обращенными из язычества и называли их подобными наименованиями.

2. Потому апостол пространно и указывает то, что иудеи сами ставили себе в похвалу, зная, что все сказанное служит к большему их обвинению. "Имеющий в законе образец ведения и истины". Это подобно тому, как кто-нибудь, имея у себя царское изображение, не может по нему ничего написать, а те, у которых нет его, и без образца верно ему подражают. Итак, сказав о преимуществах, которые иудеи получили от Бога, (апостол) говорит об их недостатках, в которых обвиняли их и пророки, и изображает их так: "как же ты, уча другого, не учишь себя самого? Проповедуя не красть, крадешь? говоря: не прелюбодействуй, прелюбодействуешь? гнушаясь идолов, святотатствуешь" (Римл. 2:21-22). Хотя вам (иудеям) и было строго запрещено касаться имуществ, принадлежащих идольским капищам, как скверны, но страсть сребролюбия заставляла вас, говорит (апостол), нарушать и этот закон. После того (апостол) излагает наиболее тяжкую вину иудеев, говоря: "хвалишься законом, а преступлением закона бесчестишь Бога" (Римл. 2:23). Он представил две вины, а правильнее - три. Иудеи бесчестят, бесчестят тем, что назначено к их чести, бесчестят Того, Кто даровал им честь, а это и есть верх крайней неблагодарности. Но чтобы не подумали, что (апостол) обвиняет иудеев сам от себя, он выставил их обвинителем пророка, теперь Исаию, который в немногих словах и вообще изобличает их в главном пороке, а после и Давида, который и раскрыл их вины подробно и с большей доказательностью. Не я укоряю вас в этом, говорит (Павел), а послушайте, что сказал Исаия: "ибо ради вас имя Божье хулится у язычников" (Рим. 2:24; Иса. 52:5). Вот и еще два обвинения. Они, говорит, не только сами оскорбляют Бога, но и других приводят к тому. Итак, какая польза от обучения, как скоро вы не учите самих себя? Но об этом (апостол) сказал уже выше, а здесь он обратился к противоположному. Вы не только сами себя, но и других не учите тому, что должно делать; и, что всего хуже, вы не только не учите жить по закону, но учите противоположному, учите хулить Бога, что противно закону.

Но важно обрезание, говорит (иудей). Согласен и я, но важно тогда, когда сопровождается внутренним обрезанием. И обрати внимание на благоразумие (апостола), как благовременно он завел речь об обрезании. Он не стал говорить о нем сначала, потому что оно было в великом уважении. Но когда доказал, что иудеи оскорбили Бога в важнейшем и виновны в богохульстве, когда слушатель готов был сам обвинить их и лишить первенства, тогда начинает речь об обрезании, надеясь, что уже никто его не осудит, и говорит: "обрезание полезно, если исполняешь закон" (Римл. 2:25). Конечно, обрезание можно было отвергнуть и другим способом, например, спросив: что такое обрезание? Не есть ли это заслуга обрезывающегося? Не составляет ли оно доказательства его доброй воли? Но ведь оно совершается в незрелом возрасте, затем многие, жившие в пустыне, оставались необрезанными, а также и из многих других примеров можно видеть, что обрезание не весьма было необходимо. Но, однако, (апостол) не этими доводами отвергает обрезание, а примером Авраама, чем преимущественно и следовало. Ведь в этом и было торжество победы, чтобы малозначительность обрезания доказать тем самым, за что оно было уважаемо иудеями. Хотя (Павел) мог сказать, что и пророки называют иудеев необрезанными, но это было недостатком не самого обрезания, но злоупотреблявших им. А требовалось доказать, что обрезание не имеет никакой силы и при добродетельной жизни. Это, наконец, и раскрывает (апостол). И здесь он не приводит еще в пример патриарха, но, сперва опровергнув обрезание другими доводами, оставляет его (патриарха) для последующего, когда он ведет речь о вере, говоря: "когда вменилась" вера Аврааму? "По обрезании или до обрезания" (Рим. 4:10)? (Апостол) пока противополагает обрезание языческому не обрезанию и не желает сказать ничего другого, чтобы не слишком было обидно (иудею); а когда рассматривает обрезание в отношении к вере, тогда и сильнее нападает на него. Конечно, пока предлагается противоположение обрезания необрезанию, (апостол) выражается легко и говорит: "обрезание полезно, если исполняешь закон; а если ты преступник закона, то обрезание твое стало необрезанием". Здесь (апостол) говорит о двух обрезаниях и двух необрезаниях, равно как допускает и два закона. Есть закон естественный и есть закон писаный; но есть и средний между обоими - закон от дел. Смотри же, как (апостол) показывает и раскрывает все эти три закона. Он говорит: "когда язычники, не имеющие закона" - какого закона, скажи мне? - закона писанного – "по природе законное делают" - по какому закону? - по закону, обнаруживающемуся в делах – "то, не имея закона" - какого? - писанного – "они сами себе закон" - как это? - пользуясь законом естественным – которые соблюдают постановления закона - какого закона? - закона дел. Один закон, именно тот, который в письменах, есть внешний, другой, который дан природой, есть внутренний, а третий открывается в делах. Первый сообщают письмена, второй - природа, а третий - дела. Этот именно третий закон и нужен, для него даны и первые два - естественный и письменный; если его не существует, то нет никакой пользы и в тех, даже от них бывает и величайший вред. Это именно доказывает (апостол)) когда говорит о законе естественном: "тем же судом, каким судишь другого, осуждаешь себя", и о законе писанном: "проповедуя не красть, крадешь". Равным образом, и необрезаний два, одно естественное, а другое нравственное. И обрезание одно совершается над плотью, а другое зависит от воли. Например, я говорю, что некто обрезан в восьмой день, это - обрезание плотское; а когда говорю, что кто-нибудь исполнил все узаконенное, то это есть обрезание сердца, которого преимущественно и требует Павел или, вернее сказать, самый закон.

3. Итак, ты видишь, как (апостол), допустив обрезание на словах, уничтожает на деле. Он не сказал, что обрезание излишне, бесполезно, непригодно, но что же именно говорит? "Обрезание полезно, если исполняешь закон". Он пока принял обрезание, говоря: согласен, не спорю, что обрезание есть дело хорошее, но когда? Когда ты соблюдаешь и закон. "А если ты преступник закона, то обрезание твое стало необрезанием". И здесь не сказал: оно уже не приносит пользы, - чтобы не подумали, что он уничтожает обрезание; но, сперва освободив иудея от обрезания, потом уже поражает его, так что теперь укоризна падает не на обрезание, а на того, кто утратил его по нерадению. Как тех, которые находятся в чинах, а потом уличены в важнейших преступлениях, судьи сперва лишают отличия чинов, а потом уже наказывают, так и Павел поступил (с иудеем). Сказав: "а если ты преступник закона", прибавил: "то обрезание твое стало необрезанием", и доказав, что он необрезанный, безбоязненно, наконец, изрекает над ним приговор. "Если необрезанный соблюдает постановления закона, то его необрезание не вменится ли ему в обрезание" (Римл. 2:26)? Смотри, что делает (апостол): он не говорит, что необрезание превосходит обрезание, - это было бы очень прискорбно для тогдашних его слушателей, - но говорит, что необрезание сделалось обрезанием. Потом рассматривает, что такое обрезание и что такое необрезание, и говорит, что обрезание есть дело доброе, а необрезание - дело худое. Затем необрезанного, имеющего добрые дела, включив в понятие обрезания, а обрезанного, пребывающего в порочной жизни, исключив из обрезания, он, таким образом, отдает преимущество необрезанному. И не говорит уже о человеке необрезанном, но переходит к самому действию - необрезанию, говоря так: "его необрезание не вменится ли ему в обрезание"? Опять и здесь не сказал: признается, но: "вменится в обрезание", что гораздо выразительнее; равно и выше не сказал: "обрезание твое" считается в необрезание, но: "стало необрезанием". "Не осудит ли тебя, преступника закона при Писании и обрезании" (Римл. 2:27). Видишь ли, что апостол имел в виду два необрезания, одно естественное, а другое добровольное? Здесь, конечно, он говорит о естественном, но не останавливается на этом, а продолжает: "исполняющий закон, не осудит ли тебя, преступника закона при Писании и обрезании" (Римл. 2:27). Заметь весьма тонкое разумение апостола. Он не сказал, что необрезанием естественным осуждается обрезание, но там, где было преимущество обрезания, он говорит и о необрезании, а где была недостаточность его, он показывает, что не самое обрезание побеждается, а иудей, имеющий обрезание, избегая оскорбить слушателя словом. Не сказал также: осудит тебя, имеющего закон и обрезание, но выражается еще снисходительнее: "тебя, преступника закона при Писании и обрезании", то есть, естественное необрезание защищает обрезание, потому что оно поругано, и помогает закону, потому что он нарушен. Вот какой замечательный он ставит трофей, - так как победа тогда должна быть более блестящей, когда иудей осуждается не иудеем, а необрезанным, как некогда и сказал Христос: "ниневитяне восстанут на суд с родом сим и осудят" (Mатф. 12:41) род сей. Итак, (апостол) унижает не закон (напротив, он весьма уважает его), но нарушителя закона. Потом, когда (апостол) ясным образом раскрыл это, он смело, наконец, определяет, что такое иудей, и показывает, что он не отвергает ни иудея, ни обрезания, а отвергает того, кто не иудей, и не обрезанный. И, кажется, что он с одной стороны защищает обрезание, а с другой опровергает понимание его, основывая свой приговор на опыте. Он доказывает, что не только нет ничего общего между иудеем и необрезанным, но даже необрезанный, если он внимателен к себе самому, выше иудея, и он именно и есть истинный иудей. Потому говорит: "не тот Иудей, кто таков по наружности, и не то обрезание, которое наружно, на плоти" (Римл. 2:28). Здесь он поражает иудеев, как делающих все на показ. "Но тот Иудей, кто внутренне таков, и то обрезание, которое в сердце, по духу, а не по букве" (Римл. 2:29).

4. Сказав это, (апостол) отверг все плотское. И обрезание наружное, и субботы, и жертвы, и очищения - все это он разумел под одним выражением, сказав: "не тот Иудей, кто таков по наружности". Но так как у них (иудеев) преимущественная речь была об обрезании, которому уступала и суббота, то (апостол), естественно, о нем больше и распространяется. Сказав же: "обрезание, которое в сердце, по духу", (апостол) этим пролагает путь жизни церковной и вводит веру, так как верование сердцем и духом имеет похвалу от Бога. И для чего (апостол) не сказал, что добродетельный эллин не меньше добродетельного иудея, но говорит, что добродетельный эллин лучше преступающего закон иудея? Для того чтобы сделать победу несомненной. Как скоро признано (сказанное апостолом), то обрезание плоти по необходимости отвергается и становится ясно, что повсюду нужна жизнь. Когда эллин спасается без этого (без обрядов), а иудей и при обрядах наказывается, то иудейство становится упраздненным. А под эллином (апостол) разумеет не идолопоклонника, но человека благочестивого и добродетельного, освобожденного от законных обрядов. "Какое преимущество быть Иудеем" (Римл. 3:1)? Так как (апостол) все отринул - слушание, учение, имя иудея, обрезание и все остальное, сказав, что не тот иудей, кто таков по наружности, но тот иудей, кто внутренне таков (Римл. 2:28), то предвидит естественно возникающее возражение и опровергает его. Какое же это возражение? Если, скажут, в этом нет никакой пользы, то для чего и был призван народ и было дано обрезание? Что же делает (апостол) и как он разрешает возражение? Так же, как он решил и предыдущие. Как выше он ничего не ставил в похвалу иудеям, но во всем видел Божьи благодеяния, а не их заслуги, потому что именоваться иудеем, разуметь волю, рассуждать о лучшем - все это дано им не по заслугам, а по Божьей благодати, - в чем укорял иудеев и Пророк, говоря: "не сделал Он того никакому другому народу, и судов Его они не знают" (Псал. 147:9), а также и Моисей, говоря: спросите, было ли по слову сему, разве "слышал" народ "голос" Бога "живого из среды огня", и остался жив (Втор. 5:26), - так же поступает (апостол) и здесь. Как тогда, когда шла речь об обрезании, он не сказал, что обрезание не приносит никакой пользы без жизни, но, раскрывая тоже самое и лишь выражаясь менее резко, говорит, что обрезание приносит пользу вместе с делами, и опять: "если ты преступник закона", не прибавил: обрезание не приносит тебе никакой пользы, но выражается так: "обрезание твое стало необрезанием", и далее опять говорит, что необрезанием осуждается не самое обрезание, но преступник закона, - щадя, с одной стороны, закон, а с другой - нападая на людей, - так он поступает и здесь. Возразив самому себе, и сказав: "какое преимущество быть Иудеем"? - он дал на это ответ не отрицательный, а утвердительный, сказанным же впоследствии он опроверг это и доказал, что иудеи за такое преимущество подвергаются наказанию. Каким же образом? Объясню это, представив самое возражение. "Какое преимущество быть Иудеем, или какая польза от обрезания? Великое преимущество во всех отношениях, а наипаче в том, что им вверено слово Божье" (Римл. 3:1-2). Замечаешь ли, что, как сказал я выше, (апостол) исчисляет не заслуги (иудеев), но благодеяния Божьи? Что же значат слова: "вверено"? То, что им был вручен закон, так как Бог считал их настолько достойными, что вверил им предсказания, возвещенные свыше. И я знаю, что некоторые относят выражение - "вверено" не к иудеям, а к слову (Божьему), то есть закон сделан предметом веры; но последующее не позволяет так думать. Во-первых, (апостол) говорит это, обвиняя иудеев и показывая, что они, хотя и получили многие благодеяния свыше, но явили великую неблагодарность. Потом это видно и из последующего. (Апостол) прибавил: "ибо что же? если некоторые и неверны были" (Римл. 3:3)? А если не уверовали, то, как же некоторые говорят, что слово (Божье), сделалось предметом веры? Итак, что же говорит (апостол)? То, что Бог вверил им (слово Свое), а не то, что они уверовали слову. Иначе, какой же смысл имеет последующее? Ведь (апостол) прибавил: "ибо что же? если некоторые и неверны были"? Тоже самое видно и из того, что (апостол сказал) после этого, а именно он говорит: "неверность их уничтожит ли верность Божью? Никак" (Римл. 3:3-4). Итак, то, что им было вверено, (апостол) провозглашает даром Божьим. Ты же обрати внимание на благоразумие (Павла) и в этом случае. Обвинение их он опять представляет не от самого себя, но как бы в виде возражения, и говорит как бы следующим образом: но, может быть, ты спросишь, какая польза от этого обрезания? Сами иудеи не сделали из него должного употребления; им вверен был закон, а они не уверовали. И сначала (апостол) не нападает на них сильно, но как только начинает оправдывать Бога от упреков, то обращает на них все свое обвинение. И почему, говорит он, ты обвиняешь Бога в том, что они не уверовали? И какое это имеет отношение к Богу? Неужели неблагодарность облагодетельствованных Богом уничтожает Его благодеяние? Или - обращает ли она честь в нечестие? Это именно означают слова: "неверность их уничтожит ли верность Божью? Никак". Это подобно тому, как если бы кто-нибудь сказал: я оказал честь такому-то человеку, если же он не принял чести, то в этом не моя вина и это не оскорбляет моего человеколюбия, а показывает лишь его бесчувственность. Но Павел говорит не только это, а нечто гораздо большее, именно, что неверие иудеев не только не может быть поставлено в вину Богу, но, напротив, доказывает наибольшую славу Его и человеколюбие, когда Он явно оказывает честь и тому, кто готов Его обесчестить.

5. Видишь ли, как (апостол) обвинил иудеев тем самым, чем они хвалились? Хотя Бог оказал им столько чести, что, даже предвидя будущее, не лишил их Своего благоволения, однако они оскорбили Почтившего их именно тем, чем были почтены. Потом, так как (апостол) сказал: что же, если "некоторые" и неверны были? - а между тем оказались неверными все, то, чтобы, сказанным не согласно с действительностью, опять не показаться строгим обвинителем иудеев, как бы их врагом, он то, что оказалось в действительности, излагает в виде общего суждения и заключения, говоря так: "Бог верен, а всякий человек лжив" (Римл. 3:4). Это означает следующее: я не утверждаю, говорит (апостол), что только некоторые были неверны, но, если угодно, признавай, что все были неверны (этот почти совершившийся факт, допуская условно, чтобы не огорчить иудеев и не навлечь на себя их подозрение). Впрочем, и в этом случае Бог еще более оправдывается. Что значит: "оправдывается"? Если рассудить и исследовать то, что Бог совершил для иудеев, и что было от них в отношении к Богу, то победа будет на стороне Божьей, и все оправдания принадлежат Богу. И, ясно доказав это сказанным выше, (апостол) приводит потом и слова пророка, который подтверждает его слова и говорит: "Ты праведен в приговоре Твоем и чист в суде Твоем" (Псал. 50:6). Бог все сделал со Своей стороны, но иудеи не стали от этого лучшими. Потом (апостол) представляет другое возникающее отсюда возражение и говорит: "если же наша неправда открывает правду Божью, то, что скажем? не будет ли Бог несправедлив, когда изъявляет гнев? (говорю по человеческому рассуждению). Никак" (Римл. 3:5-6). (Апостол) одну неправильность устраняет другой. Но так как это не ясно, то необходимо сказать яснее. Итак, о чем говорит (апостол)? Бог почтил иудеев, а они оскорбили Его. Но это составляет победу Его, доказывает великое Его человеколюбие, так как Он почтил и людей столь неблагодарных. А так как, говорит (иудей), Бог победил и правда Его просияла в полном блеске вследствие того, что мы оскорбили Его и поступили несправедливо, то за что же, говорит, подвергаюсь наказанию я, сделавшийся виновником Его победы именно потому, что оскорбил Его? Как же (апостол) решает это? Другим неправильным суждением, как сказал я. Если ты, говорит он, сделался виновником победы Божьей и после того подвергаешься наказанию, то это несправедливо, а если Бог не несправедлив, однако же, тебя наказывает, то ты еще не сделался для Него виновником победы. И обрати внимание на благоговение апостола. Сказав: "не будет ли Бог несправедлив, когда изъявляет гнев"? - прибавил: "говорю по человеческому рассуждению". Так сказал бы всякий, говорит (апостол), рассуждая по человеческому разуму; но ведь праведный суд Божий несравненно превосходит то, что представляется справедливым для нас, и имеет некоторые другие непостижимые для нас основания. Затем, так как это было не совершенно ясно, то он говорит то же самое в другой раз: "если верность Божия возвышается моей неверностью к славе Божьей, за что еще меня же судить, как грешника" (Римл. 3:7)? Ведь если Бог, говорит, явился человеколюбивым, справедливым и благим вследствие того, что ты ослушался Его, то ты не только не должен подвергаться наказанию, но и еще получить награду. А если это так, то получится другая нелепость, повторяемая многими, именно: будто из зла происходит добро и причиной добра служит зло. Необходимо допустить одно из двух - или Бог, когда наказывает, является несправедливым, или же Он получает от наших злых дел победу, когда не наказывает. Но и то и другое до крайности нелепо. Апостол, доказывая это, признал родоначальниками таких учений эллинов, считая достаточным для опровержения сказанного качество тех лиц, которые говорят это. Тогдашние язычники, осмеивая нас (христиан), именно говорили: будем делать зло, чтобы произошло добро. Потому (апостол) ясно и изложил это, говоря так: "и не делать ли нам зло, чтобы вышло добро, как некоторые злословят нас и говорят, будто мы так учим? Праведен суд на таковых" (Римл. 3:8). Так как Павел учил: "когда умножился грех, стала преизобиловать благодать" (Рим. 5:20), то язычники, осмеивая его и давая превратный смысл словам его, говорили, что должно предаваться порокам, чтобы насладиться благами. Но Павел, конечно, не так учил, - потому, исправляя это, говорит: "что же скажем? оставаться ли нам в грехе, чтобы умножилась благодать? Никак" (Рим. 6:1). Ведь я, говорит (апостол), сказал о минувших временах, а не затем, чтобы мы сделали это своим правилом. Отклоняя заблуждающихся от такого понимания его слов, (апостол) сказал, что это, наконец, и невозможно. Как мы, говорит он, умершие для греха, будем еще жить в грехе (Рим. 6:2)?

6. Итак, (апостол) легко обличил эллинов, потому что жизнь их была очень развращенна, а жизнь иудеев хотя и представлялась в полном пренебрежении, но у них были большие основания для своего оправдания - закон и обрезание, а также то, что с ними беседовал Бог и они были учителями всех людей. Поэтому (апостол) лишил их такой защиты и даже доказал, что они из-за этого именно и подвергаются наказанию, - чем и заключил здесь свою речь. Если же делающие это, говорит он, не наказываются, то необходимо допустить богохульное положение: "делать зло, чтобы вышло добро". А если и это нечестиво и если говорящие так подвергнутся наказанию (что Павел и объявил, сказав: "праведен суд на таковых"), то вполне ясно, что грешники наказываются; притом, если достойны наказания говорящие так, то тем более - делающие, а если достойны наказания, то достойны, как согрешившие. Ведь наказывает не человек, - чтобы кто-нибудь мог заподозрить его приговор, - но Бог, все делающий справедливо. Если же они наказываются справедливо, то несправедливо говорили то, что говорили осмеивающие нас, так как Бог все сделал и делает для того, чтобы жизнь наша во всем сияла и всюду совершенствовалась. Итак, не будем предаваться беспечности; тогда в состоянии будем и язычников отвратить от заблуждения. Если мы станем любомудрствовать на словах, а на деле будем вести себя непристойно, то какими глазами будем смотреть на них? Какими устами станем рассуждать о догматах? Тогда язычник всякому из нас скажет: "ты, не исполнивший малого, как можешь быть достоин учить других большему? Еще сам не научившийся тому, что корыстолюбие есть зло, как ты можешь любомудрствовать о небесных предметах? Ведь знаешь, что это худо? Тем больше вина твоя, что ты, и зная, грешишь". Но зачем мне говорит о язычнике? Наши законы, когда жизнь наша порочна, даже не позволяют нам и пользоваться такой свободой. Сказано: "грешнику же говорит Бог: что ты проповедуешь уставы Мои" (Псал. 49:16)? Когда иудеи отведены были в плен и персы усиленно просили их, чтобы они пели им священные свои песни, они ответили: "как нам петь песнь Господню на земле чужой" (Псал. 136:4)? Если же непозволительно было петь слово Божье в варварской земле, то гораздо более непозволительно это варварской душе, так как жестокая душа есть варварская. Если тем, которые находились в плену и сделались на чужой земле рабами людей, закон повелевает молчать, то гораздо более справедливо сомкнуть свои уста рабам греха и живущим чужой жизнью. И хотя иудеи имели тогда органы, как сказано: "на вербах, посреди его, повесили мы наши арфы" (Псал. 136:2), но и при всем этом нельзя было петь. Так и нам, хотя мы имеем уста и язык, эти органы слова, непозволительно пользоваться свободой речи, пока мы раболепствуем греху, наиболее жестокому из всех варваров.