1. Сказавши многое и великое об Аврааме, о его вере, праведности и чести у Бога, апостол, чтобы слушатель не возразил: "что же нам от этого? ведь Авраам один оправдался", - опять ставит нас вблизи патриарха. Такова сила духовных глаголов. Он сказал, что тот из язычников, который недавно пришел (к вере) и ничего сам не сделал, не только ничего не имеет меньше верующего иудея, но и даже патриарха, а лучше сказать, если нужно сказать что-нибудь удивительное, имеет пред ним и преимущество. Наше благородство настолько велико, что вера патриарха была только образом нашей. И апостол не сказал: если ему вменилось, то, естественно, вменится и нам, - чтобы не вывести тебе отсюда такого умозаключения: он вещает по силе божественных законов и все основывает на изречении Писания. Для чего, говорит он, и было написано, если не для того, чтобы научить нас, что и мы также оправдываемся? Ведь мы поверили тому же Богу и относительно одних и тех же дел, хотя и не в отношении к одним и тем же лицам. Сказав же о нашей вере, (апостол) говорит и о неизреченном Божием человеколюбии, к которому он всегда обращает (речь), вынося на средину крест; это теперь он ясно и выразил, сказавши: “Который предан за грехи наши и воскрес для оправдания нашего” (ст. 25).
Заметь, каким образом (апостол), указав на причину смерти, обращает ее в доказательство воскресения. За что Христос распят? спросишь ты. Не за собственный грех, как видно из Его воскресения. Если бы Он был грешен, то как бы воскрес? А если воскрес, ясно, что не был грешником. Если же не был грешен, то как Он был распят? Ради других. А если за других, то без сомнения и воскрес. Чтобы ты не возразил: как мы можем оправдаться, будучи виновны в столь многих грехах? - (апостол) указал на Того, Кто изгладил все грехи, - чтобы утвердить свое учение (об оправдании), как верою Авраама, которою он оправдался, так и верою в спасительное страдание, которым мы освободились от грехов. Говоря же о смерти Христовой, он говорит и о воскресении. Христос умер не для того, чтобы подвергнуть нас наказанию и осуждению, но чтобы облагодетельствовать. Он и умер, и воскрес для того, чтобы сделать нас праведными. “Итак, оправдавшись верою, мы имеем мир с Богом через Господа нашего Иисуса Христа” (5:1). Что значит: “имеем мир”? Некоторые объясняют в том смысле, чтобы мы не враждовали, оспаривая введение закона, а мне кажется, что (апостол) беседует здесь о нашей жизни. Так как выше, после многих рассуждений о вере и об оправдании посредством дел, он впереди поставил веру, то, чтобы не подумали, что эти слова служат основанием беспечности, (апостол) говорит: “имеем мир”, - то есть, не будем впредь грешить и не станем возвращаться к прежнему, потому что это значило бы враждовать против Бога. Но спросишь: как возможно больше не грешить? А как было возможно первое (освобождение от грехов)? Если мы, будучи столько виновны, от всего были освобождены Христом, то тем более с Его помощью окажемся в состоянии остаться в том положении, в каком находимся. Ведь не одно и то же - получить мир, которого не было, и сохранить уже дарованный, так как приобретение всегда труднее сохранения; но однако, более трудное сделалось уже легким и приведено в исполнение. Итак, более легкое будет для нас и вполне осуществимо, если станем держаться Того, Кто совершил для нас труднейшее. А здесь, мне кажется, (апостол) намекает не только на легкость успеха, но и на необходимость его. Если Христос примирил нас, когда мы находились во вражде с Ним, то с нашей стороны благоразумно пребывать в примирении и явить Ему это воздаяние, чтобы не оказалось, что с Отцем были примирены злые и неблагодарные. “Через Которого, - продолжает (апостол), - верою и получили мы доступ” (ст. 2). Итак, если Христос привел нас к Богу, когда мы были от Него далеко, то тем более Он нас удержит, когда мы оказались близко.
2. Не оставляй без внимания, что апостол всегда указывает два условия: то, что требуется от Христа, и то, что требуется с нашей стороны. Но благодеяния Христовы разнообразны, многочисленны и превосходны, так как Он умер за нас, примирил нас, привел к Богу и даровал неизреченную благодать; а мы с своей стороны принесли одну только веру, - потому Павел и говорит: “Верою и получили мы доступ к той благодати, в которой стоим” (ст. 2). Какую благодать? - скажи мне. То, что мы были удостоены ведения о Боге, освобождены от заблуждения, познали истину и получили все блага, даруемые чрез крещение. Христос для того и привел нас, чтобы мы получили эти дары, то есть, чтобы было не просто отпущение грехов и одно только примирение, но и мы приняли бесчисленные достоинства. Даже и этим Он не ограничился, но обещал другие несказанные блага, превышающие разум и слово. Поэтому (апостол) указал те и другие дары: словом – “благодать” он обозначил дары настоящие, которые мы получили, а в словах – “и хвалимся надеждою славы Божией” (ст. 2) открыл нам все будущие дары. И прекрасно он сказал: “в которой стоим”. Такова именно благодать Божия: она не имеет конца, не знает предела и постоянно простирается на большее, что у людей невозможно. Укажу, например, на следующее: иной достиг начальствования, славы и владычества, но не удерживается на этом навсегда, но скоро лишается, и если этого не отнимет у него другой человек, то смерть, явившись, совершенно все похищает. А дары Божии не таковы: их не могут отнять у нас ни человек, ни время, ни стечение обстоятельств, ни сам диавол, ни явившаяся смерть; напротив, когда умрем, будем владеть ими прочнее и, постепенно усовершаясь, станем пользоваться ими еще в большей мере. Затем, если ты не уверен в благах будущих, то поверь им на основании настоящих, которые уже получил. Потому (апостол) и сказал: “и хвалимся надеждою славы Божией, чтобы ты узнал, какую душу нужно иметь верующему. Ему должно быть несомненно уверенным не только в дарованных ему благах, но и в будущих, как уже дарованных, так как всякий хвалится тем, что уже дано ему. А так как надежда на будущие блага столько же тверда и ясна, как и надежда на блага дарованные, то мы, говорит (апостол), хвалимся и надеждою на будущее, - почему он и назвал будущие блага славою. Ведь если эти блага служат к славе Божией, то несомненно и исполнятся, если и не ради нас, то ради Бога. И что я говорю, продолжает (апостол), что будущие блага достойны похвалы? Даже и настоящие бедствия способны нас возвеличить и побудить ими превозноситься. Потому (апостол) и присовокупил: “Не сим только, но хвалимся и скорбями” (ст. 3). Итак, пойми, каковы будущие блага, как скоро мы величаемся и тем, что представляется для нас печальным. Таков дар Божий и так-то в нем нет ничего неприятного.
В делах внешних подвиги сопровождаются трудом, болезнью и несчастьем, а венки и награды приносят удовольствие; а там не так, но и борьба для нас приятна не менее награды. Так как испытания тогда были многочисленны, а царство было только в упованиях, бедствия были под руками, а блага в ожидании, и все это более ослабляло немощных, то (Павел) еще прежде небесных венцев дает им награды, говоря, что должно хвалиться и в скорбях. Впрочем, не сказал: вы должны хвалиться, но говорит: “хвалимся”, представляя увещание в собственном своем примере. Потом, так как сказанное представлялось странным и необыкновенным, то есть, что человек, борющийся с голодом, находящийся в узах и муках, оскорбляемый и унижаемый, должен хвалиться этим, то (апостол) раскрывает это и, что еще важнее, утверждает, что настоящие скорби не только по причине будущих благ, но даже сами по себе достойны того, чтобы ими хвалиться, потому что скорби сами по себе - благо. Почему же? Потому что приучают к терпению. Потому, сказав: “Хвалимся и скорбями”, присовокупил и причину, говоря: “Зная, что от скорби происходит терпение” (ст. 3). Заметь опять искусство Павла, как он обращает речь свою совершенно к противоположному. Так как скорби всего чаще заставляли христиан отрекаться от будущих благ и ввергали в отчаяние, то он утверждает, что вследствие скорбей следует надеяться, а не отчаиваться в будущем. “От скорби, - говорит, - происходит терпение, от терпения опытность, от опытности надежда, а надежда не постыжает” (ст. 3-5). Скорби не только не лишают этой надежды, но и способны создать ее. Скорбь и до получения будущих благ приносит уже весьма важный плод - терпение и подвергающегося испытанию делает опытным, а затем она несколько содействует и в отношении к будущим благам, потому что усиливает в нас надежду. Ведь ничто так не ведет к благой надежде, как добрая совесть.
3. Потому ни один человек из живущих честно не теряет уверенности относительно будущего, а с другой стороны многие из нерадивых, угнетаемые лукавою совестью, не желают ни суда, ни воздаяния. Итак, что же, неужели наши блага состоят в одних надеждах? Конечно, в надеждах, но не человеческих, которые часто разрушаются и посрамляют надеявшегося, когда обещавший покровительство умирает, или, хотя и жив, но переменяет расположение. Но не таковы наши надежды: они тверды и непоколебимы. Тот, Кто дал нам обетование, всегда жив, а мы, имеющие воспользоваться ими, хотя умрем, но опять воскреснем, так что нет ничего, что бы могло нас посрамить, как напрасно и безрассудно утешавших себя пустыми надеждами. Итак, этими словами достаточно освободив слушателей от всякого сомнения, апостол не останавливает свою речь на настоящих благах, но опять переходит к будущим, зная, что более слабые люди, хотя и ищут настоящих благ, но не довольствуются ими. В будущих же благах он удостоверяет благами уже дарованными. Чтобы кто-нибудь не возразил: "что же? А если Богу не угодно даровать нам эти блага? Правда, мы все знаем, что Он имеет силу, пребывает и живет, но откуда известно, что Он и пожелает нашего блаженства"? - апостол и отвечает, что это видно из благ, нам уже данных. Из каких же именно благ? Из любви, которую Бог явил о нас.
Что же именно Он сделал? - спросишь ты. Даровал Святого Духа. Потому (апостол), сказав: “Надежда не постыжает”, представил и доказательство этого, говоря: “потому что любовь Божия излилась в сердца наши” (ст. 5). И он не сказал: дана, но: “излилась в сердца наши” указывая на изобилие. Бог даровал нам самое величайшее благо, даровал не небо, не землю, не море, но то, что драгоценнее всего этого - Он сделал людей ангелами, сынами Божиими, братиями Христовыми. Какое же это благо? Дух Святый. Если бы Богу не угодно было наградить нас великими венцами после трудов, то Он не дал бы столь великих благ прежде трудов. Ныне же сила любви Его открывается из того, что Он не медленно и не мало-помалу даровал нам почести, но вдруг излил весь источник благ, и притом прежде подвигов. Потому, хотя ты и не очень достоин, не отчаивайся, имея великим своим защитником любовь Судии. По этой причине и апостол, говоря: “надежда не постыжает”, все возложил не на наши заслуги, но на любовь Божию. Сказав же о даровании Духа, он опять обращается ко кресту и говорит: “Ибо Христос, когда еще мы были немощны, в определенное время умер за нечестивых. Ибо едва ли кто умрет за праведника; разве за благодетеля, может быть, кто и решится умереть. Но Бог Свою любовь к нам доказывает” (ст. 6-8). Эти слова означают следующее. Если не скоро кто-нибудь согласится умереть и за добродетельного человека, то представь любовь твоего Владыки, когда Он оказался распятым не за добродетельных, но за грешников и врагов. Это и (апостол) говорит далее: “Тем, что Христос умер за нас, когда мы были еще грешниками. Посему тем более ныне, будучи оправданы Кровию Его, спасемся Им от гнева. Ибо если, будучи врагами, мы примирились с Богом смертью Сына Его, то тем более, примирившись, спасемся жизнью Его” (ст. 8-10). Кажется, как будто в этих словах заключается тождесловие, но при внимательном чтении его не найдется. Смотри же. (Апостол) желает убедить римлян относительно будущих благ и сначала убеждает их мыслью праведника, говоря, что этот совершенно уверен, “что Он силен и исполнить обещанное” (Рим. 4:21): потом доказывает это дарование благодатию; далее - скорбями, говоря, что они способны привести нас к надежде; опять затем, что Бог даровал нам Духа, Которого мы и приняли, и, наконец, доказывает это Христовою смертью и нашею прежнею порочностью. И хотя, как замечено выше, сначала представляется, что сказано одно и то же, но на самом деле открываются две, три и более различных мыслей: первая - та, что Христос умер, вторая - что умер за нечестивых, третья - что примирил, спас, оправдал, сделал бессмертными сынами и наследниками, Потому, говорит (апостол) нам должно укрепляться в уповании не только смертию Христовою, но и тем, что даровано чрез эту смерть. И хотя, уже одно то, что Христос умер за нас таковых (грешников), было величайшим доказательством Его любви, но когда умирающий оказывается еще и подателем даров и притом весьма великих для тех, которые их не заслуживали, то такое благодеяние превосходит всякую меру и должно привести к вере и совсем бесчувственного. И не другой хочет нас спасти, но Тот, Кто нас, бывших еще грешниками, возлюбил до того, что самого Себя предал за нас. Видишь, ли, как и в этом месте содержится доказательство относительно надежды на будущее? Прежде этого были затруднения к нашему спасению то, что мы были грешники, и то, что надлежало спастись смертию Владыки. Но последнее, прежде чем совершилось, было невероятным и, чтобы совершиться, нуждалось в великой любви, ныне же, когда это совершилось, и остальное сделалось гораздо легче: ведь мы сделались друзьями, и смерти Господа более уже не нужно. Итак, Тот, Кто пощадил врагов до того, что не пощадил Сына, неужели не защитит сделавшихся друзьями, когда притом Ему нет уже нужды предавать Сына? Иной часто не спасает потому, что не хочет, или не может, хотя бы и желал. Ни того, ни другого нельзя сказать о Боге, после того как Он отдал Сына. А что Бог и может спасти, (апостол) и это доказал тем, что Бог оправдал нас, бывших грешниками. Итак, какое, наконец, остается для нас препятствие достигнуть будущих благ? Никакого. Затем, чтобы ты, услышав о грешниках, врагах, немощных и нечестивых, не стал стыдиться и краснеть, послушай, что говорит (апостол) далее: “Не довольно сего, но и хвалимся Богом чрез Господа нашего Иисуса Христа, посредством Которого мы получили ныне примирение” (ст. 11). Что значит: “Не довольно сего”? Не только мы спасены, говорит (апостол), но и хвалимся тем, чего бы, по мнению других, надлежало нам стыдиться. То, что мы, жившие в столь великой порочности, были спасены, служит величайшим признаком сильной любви к нам Спасающего. Он спас нас не чрез ангелов и архангелов, но чрез Своего Единородного. Итак, то, что Он спас, спас грешников, совершил это чрез Единородного, и не просто чрез Единородного, но кровию Его, - все это сплетает нам бесчисленные венки похвалы. В понятии славы и дерзновения нет ничего равного тому, как быть любимыми от Бога и любить Его, нас возлюбившего. Это делает блистательными ангелов, начала и силы, это больше царства, вследствие чего Павел и поставил это прежде царства: и я ублажаю бестелесных, потому что они любят Бога и во всем повинуются Ему. Потому и пророк удивлялся им, говоря: “Крепкие силою, исполняющие слово Его” (Пс. 102:20), а Исаия восхвалял серафимов, приписывая им великую добродетель, так как они стоят близ славы Божией, а это было знаком величайшей любви.
4. Итак, будем и мы подражать горним силам и постараемся не только стоять близ престола, но и быть обителью для Сидящего на престоле. Он возлюбил ненавидящих и не прекращает любить: “Он повелевает солнцу Своему восходить над злыми и добрыми и посылает дождь на праведных и неправедных” (Mф. 5:45). Ты же возлюби любящего, потому что и Он любит. А почему же, спросишь, этот любящий угрожал геенною, наказанием и мучением? Потому самому, что любит, так как, отсекая твое лукавство и страхом, как бы некоторою уздою, удерживая тебя от стремления к худшему, Он все делает и предпринимает, чтобы и приятными, и прискорбными средствами остановить тебя в стремительном падении, привести в себя самого и отвлечь от всякого порока, который ужаснее геенны. А если ты смеешься по поводу сказанного и желаешь лучше постоянно жить в пороке, чем один день подвергаться наказанию, то это нисколько неудивительно: это признак твоего несовершенного образа мыслей, твоего опьянения и неисцелимой болезни, - так как и малые дети, когда увидят, что врач намеревается прижечь или надрезать (больное место), бросаются и бегут прочь, кричат и вырываются и предпочитают лучше страдать от постоянного гниения тела, нежели перенести временную боль, а после этого наслаждаться здоровьем. А люди, имеющие ум, знают, что болезнь тяжелее надреза, а равно и быть порочным хуже, чем подвергнуться наказанию, так как от одного возможно вылечиться и быть здоровым, а от другого можно погибнуть или остаться в постоянном недуге. Но всякому известно, что здоровье лучше болезни. Потому и о разбойниках должно плакать не тогда, когда им ломают ребра, но тогда, когда они подламывают стены и убивают. Если душа превосходнее тела, как и действительно она превосходнее, то более справедливо стенать и плакать, когда она погибает, если же она не чувствует этого, то тем более должно скорбеть о ней. Так и предающихся необузданной любви следует жалеть больше, чем сильно страдающих горячкою, а пьяниц больше, чем подвергаемых мучению. Но если все это вреднее, то почему, спросишь, мы больше избираем это? Потому что многим из людей, по пословице, нравится худшее и они предпочитают его, миновав лучшее. Это можно наблюдать при выборе пищи и рода деятельности, в склонностях житейских и в наслаждениях, в удовольствиях, в выборе жен, домов, рабов, угодий и всего прочего. Скажи мне, что доставляет больше удовольствия - сообщение с женщинами или мужчинами? С женщинами или с лошаками? Однако же мы найдем много таких, которые избегают женщин, а имеют соитие с бессловесными и наносят поругание мужчинам, несмотря на то, что сообразное с природою приятнее противоестественного.
Вообще есть много людей, которые, как за приятным, гонятся за тем, что смешно, неприятно и влечет за собою наказание. Скажешь, что им это кажется приятным. Но потому-то и жалки эти люди, что неприятное считают приятным. Так они считают наказание хуже греха, а в самом деле это не так, но совершенно наоборот. Если бы наказание было злом для грешников, то Бог не присоединил бы зла ко злу и не восхотел бы сделать их еще худшими. Ведь тот, кто делает все, чтобы истребить зло, не может и увеличивать его. Итак, для грешника нет зла быть наказанным, а напротив, зло - не быть наказанным, подобно как зло для больного - не лечиться. Но ничего нет настолько вредного для человека, как неумеренная страсть. Неумеренной же страстью я называю страсть к наслаждениям, праздной славе, господству и вообще ко всему тому, что сверх потребности. Тот, кто проводит роскошную и распущенную жизнь, представляется счастливее всех, но на самом деле он всех несчастнее, потому что предает душу свою во власть жестоким владычицам и мучителям. Бог для того и сделал настоящую жизнь нашу исполненною труда, чтобы избавить нас от такового рабства и привести к полной свободе; для того Он угрожает наказанием, для того дал в удел нашей жизни заботы, чтобы обуздать склонность к неге. Так иудеи, пока были заняты копанием глины и деланием кирпичей, и были покорны и непрестанно призывали Бога, а когда получили свободу, начали роптать, огорчать Владыку и погрузились в тысячи пороков. Но что сказать о людях, спрашиваешь ты, которые под влиянием скорби нередко изменяются к худшему? Такая порча бывает следствием не скорби, по людской слабости. Если кто, имея больной желудок, не может принять горького лекарства, которое бы его очистило, и погибает, то мы обвиняем не лекарство, а слабость органа; так и здесь причина - в слабости души. Если человек испортился в нужде, то тем более подвергнется этому в довольстве. Если он падает, когда связан, - а таков человек в нужде, - то тем более упадет, когда развязан. Если в тесных обстоятельствах портится, то еще легче испортится в благополучии. Но как я могу, спросишь, не испортиться под влиянием несчастий? Если поймешь, что хочешь или не хочешь, но ты должен перенести то, что терпишь; и если станешь переносить с благодарением, то получишь весьма большую пользу, а если будешь сетовать, негодовать и роптать, то и несчастия своего этим не убавишь, и воздвигнешь еще большую бурю. Имея такие мысли, мы все, что бы ни случилось с нами по необходимости, будем принимать так, как бы происходило это по нашему желанию. Положим, например, что один потерял любимого сына, а другой - все имущество; если ты рассудишь, что избежать происшедшего было невозможно, а с другой стороны, что из неустранимого несчастья можно извлечь для себя и некоторую пользу и мужественно перенести случившееся, и если ты, вместо хулы, воздашь хвалу Господу, то несчастия, постигшие тебя против твоей воли, вменяются тебе в заслугу, как бы происшедшие по твоему желанию. Узнаешь ли ты, что похищен сын преждевременною смертью, - скажи: “Господь дал, Господь и взял” (Иов 1:21). Увидишь ли, что оскудело твое имущество, - скажи: “Наг я вышел из чрева матери моей, наг и возвращусь” (Иов. 1:21). Ты видишь, что злые благоденствуют, а праведные злополучны и терпят тысячи несчастий, и не умеешь найти причину происходящего? Скажи: “Как скот был я пред Тобою. Но я всегда с Тобою” (Пс. 72:22,23). А если ты желаешь узнать и причину этого, то помысли, что Бог назначил день, в который будет судить вселенную, и у тебя исчезнет всякое недоумение, так как тогда каждый получит по заслугам, как Лазарь и богатый. Приведи себе на память апостолов: они подвергались бичеванию и гонению, терпели тысячи бедствий, они радовались, что удостоились принять поругание за имя Христово. И ты, если страдаешь каким-либо недугом, переноси болезнь мужественно и благодари Бога, и таким образом получишь такую же награду, как и апостолы. Но как тот, кто находится в болезни и мучениях, может воздавать благодарение Господу? Если ты любишь Его искренно. Если три отрока, вверженные в пещь, и другие, находившиеся в узах и в бесчисленных иных бедствиях, не преставали благодарить, то тем более могут это делать те, которые находятся в болезнях и одержимы тяжкими недугами. Ведь нет, действительно нет ничего такого, чего бы не побудила любовь. А когда проявляется любовь Божия, то она выше всего, и ни огонь, ни меч, ни бедность, ни болезнь, ни смерть, ни все прочее - не страшны для того, кто пользуется этою любовью; посмеиваясь над всем, он станет парить к небу и душевным настроением окажется нисколько не ниже живущих на небе; он не посмотрит ни на что иное, ни на небо, ни на землю, ни на море, но устремлен будет к одной только красоте небесной славы; как скорби настоящей жизни не смогут унизить его, так земные блага и удовольствия не в состоянии будут возвысить и сделать надменным. Итак, возлюбим и мы эту любовь (ведь ей нет ничего равного) и ради настоящего, и ради будущего, а лучше сказать, ради самой природы этой любви, потому что мы избавимся от наказаний и в настоящей жизни, и в будущем веке и достигнем царства. Но и кроме избавления от геенны и приобретения царства, нужно упомянуть и нечто другое важное; выше всего это - любить Христа и быть от Него любимым. Если у людей взаимная любовь ценится выше всякого удовольствия, то какое слово, какая мысль может изобразить блаженство души, которая любит Бога и Ему любезна? Это блаженство познается не иначе, как только на опыте. Потому, чтобы познать опытно таковую духовную радость, блаженную жизнь и сокровище неисчислимых благ, мы, оставив все, станем искать этой любви, как для собственной нашей радости, так и для славы любимого Бога, потому что Ему принадлежит слава и держава со Единородным (Сыном) и со Святым Духом, ныне и присно, и во все веки веков. Аминь.