1. Обличив зависть низших и уничтожив скорбь их, которую они могли иметь от того, что другие удостоились больших дарований, (апостол) смиряет теперь гордость тех, которые получили больше. Он делал это и прежде, когда беседовал с первыми, именно когда внушал, что дарование есть дар, а не заслуга; но теперь делает то же с большей силой, продолжая то же сравнение. От тела и его единства он переходит к сравнению между собой самых членов, что особенно нужно было знать им (коринфянам), так как не столько могло утешать их то, что все они составляют одно тело, сколько убеждение в том, что и при тех дарах, которые получены ими, они нисколько не унижены. "Не может", говорит он, "глаз сказать руке: ты мне не надобна; или также голова ногам: вы мне не нужны". И меньшее дарование также необходимо; как без великого был бы большой недостаток, так и без малого нарушилась бы полнота Церкви. Не сказал: не говорит, но: не может сказать, т.е. хотя бы он и захотел, хотя бы и сказал, однако это невозможно по самому существу дела. Потому он берет два крайние члена и на них останавливает речь свою, именно приводит в пример, во-первых, руку и глаз, а во-вторых, голову и ноги. В самом деле, что маловажнее ноги, или что почтеннее и необходимее головы? Голова особенно и составляет человека. Однако и она сама по себе недостаточна и не может одна совершать всего: иначе нам напрасно даны ноги. Не останавливаясь на этом, (апостол) показывает еще иное преимущество (низших), как он всегда делает, стараясь доказать не только равенство, но простираясь еще далее. Потому и присовокупляет: "напротив, члены тела, которые кажутся слабейшими, гораздо нужнее, и которые нам кажутся менее благородными в теле, о тех более прилагаем попечения; и неблагообразные наши более благовидно покрываются" (ст.22-24). Он непрерывно приводит в пример тело, и таким образом утешает одного и смиряет другого. Я утверждаю, говорит он, что важнейшие члены не только имеют нужду в низших, но и великую нужду, так как что у нас слабо и менее благородно, то и необходимо и пользуется большим попечением. Хорошо он сказал: "которые кажутся", выражая, что такое положение основывается не на существе вещей, а на мнении людей. У нас нет ничего бесчестного, потому что все – от Бога. Что у нас по-видимому неблагороднее детородных членов? Но им оказывается еще большее попечение: самые бедные люди, хотя бы оставляли нагими все прочие части тела, не позволяют себе обнажать этих членов; а с бесчестными вещами поступают не так, но надлежало бы презирать их более всего другого. Бесчестный раб в доме не только не пользуется большим попечением, но не удостаивается и одинакового с другими. Следовательно, если бы и эти члены были неблагородными, то не только большего не следовало бы оказывать им попечения, но и равного с другими; а теперь о них более прилагается попечения, и это по действию премудрости Божией. Бог устроил так, что одни члены от природы ни в чем не имеют нужды, другим мы должны доставлять то, чего не дано им от природы: и однако они оттого не бесчестны, подобно как животные, по природе своей, большей частью ни в чем не имеют нужды, ни в одежде, ни в обуви, ни в крове, и однако наше тело не бесчестнее их тела потому, что имеет нужду во всем этом. Подлинно, если рассмотреть внимательно, то эти (члены) и по самой природе своей почтенны и необходимы, на что намекает и сам (апостол), произнося свое суждение о них не на основании нашего внимания и большого о них попечения, но на основании самого существа вещей; называя их слабыми и менее благородными, он говорит: "которые кажутся", а называя их необходимыми, не прибавляет: "которые кажутся", но произносит собственное суждение и говорит, что они "гораздо нужнее"; и весьма справедливо. Они действительно необходимы для рождения детей и продолжения нашего рода. Потому и римские законодатели полагают наказание тем, которые искажают эти члены и делают себя скопцами, как людям, причиняющим вред всему роду человеческому и искажающим самую природу. Но да поймут люди развращенные, подвергающие порицанию дела Божии! Как вино многие проклинают из-за пьяниц и женский пол из-за блудниц, так и эти члены почитаются постыдными из-за тех, которые употребляют их не по надлежащему. Но не должно (судить) так; грех зависит не от существа вещи, а происходит от произвола совершающих преступление. Впрочем некоторые думают, что Павел называет здесь членами слабейшими и менее благородными, нежнейшими и пользующимися большим попечением – глаза и ноги, именно, под членами слабейшими и нужнейшими разумеет глаза, так как они, хотя слабее силой, но превосходнее по употреблению, а под членами менее благородными разумеет ноги, о которых также прилагается много попечения.
2. Далее, чтобы не было преувеличения с другой стороны, он говорит: "а благообразные наши не имеют в том нужды" (ст.24). Чтобы кто не сказал: как, неужели члены благородные нужно оставлять в пренебрежении, а о менее благородных заботиться? – он говорит: мы делаем это не из пренебрежения к ним, но потому, что они не имеют в том нужды. И заметь, как он кратко выразил похвалу им и потом перешел к дальнейшему, поступив в этом случае и прилично и полезно. Не останавливаясь на этом, он присовокупляет и причину: "но Бог", говорит, "соразмерил[1] тело, внушив о менее совершенном большее попечение, дабы не было разделения в теле" (ст.25). Если же Бог смешал тело, то не оставил возможности различать в нем менее благородное, потому что смешанное делается единым, так что уже не видно, чем оно было прежде, – иначе о нем нельзя было бы сказать, что оно смешано. И смотри, как он везде только слегка упоминает о недостатках, выражаясь: "менее совершенному" (υστερουντι). Не сказал: бесчестному или постыдному, но: "менее совершенному". Отчего менее совершенному? От природы. "Внушив большее попечение[2]". Для чего? "Дабы не было разделения в теле". Так как (коринфяне), получив множество утешений, еще скорбели о том, что получили меньше, то (апостол) доказывает, что они напротив получили большую честь: "менее совершенному", говорит, "большую дав честь"; а потом и приводит причину, показывая, что (Бог) с пользой и даровал меньше и почтил больше. Какая же это причина? "Дабы не было", говорит, "разделения в теле": не сказал: в членах, но: в теле. Подлинно было бы великое неравенство, если бы одни члены и от природы и от нас пользовались большим попечением, а другие не имели бы этого ни с той, ни с другой стороны; тогда они распались бы, не имея возможности сохранять союз между собой; а если бы одни отпали, то и прочие потерпели бы вред. Видишь ли, как он доказал, что менее совершенным членам необходимо было дать более чести? Если бы было не так, то погибли бы, говорит, все вообще. Подлинно, если бы вы не прилагали о них великого попечения, то они, не будучи предохраняемы от природы, повредились бы, повредившись, разрушились бы, разрушившись, разделили бы тело на части, а по разделении тела погибли бы и прочие гораздо важнейшие члены. Видишь ли, как с попечением о тех соединено попечение и об этих? Члены имеют основание своего бытия не столько в собственной природе, сколько в том, что составляют одно тело; потому если разрушится тело, то не будет никакой пользы от целости каждого из них порознь; глаз ли останется целым, или нос сохранится, по расторжении союза не будет оттого никакой пользы; а если союз сохраняется, то они, хотя бы и повредились, однако держатся и скоро выздоравливают. Но, может быть, кто-нибудь скажет: о теле точно можно сказать, что менее совершенные члены получили более чести; но как это можно видеть между людьми? Между людьми тем более можно видеть это. Так, пришедшие в одиннадцатый час первые получили награду; для заблудшей овцы пастырь оставил девяносто девять других, пошел за ней, и найдя нес, а не гнал ее; блудный сын удостоился большего попечения, нежели ведший себя честно; разбойник был увенчан и прославлен прежде апостолов. То же можно видеть и (в притче) о талантах: получивший пять талантов и получивший два удостоились одного и того же, и то самое, что последний получил два таланта, служит знаком большего о нем попечения; если бы ему дано было пять, то он, не будучи в состоянии приумножить их, лишился бы всего; а получив два и исполнив свое дело, он удостоился того же, чего и приобревший пять талантов, приобретя тем больше его, чем за меньшие труды сподобился тех же венцов. Хотя он был такой же человек, как и получивший пять талантов, однако Владыка не истязует его, не принуждает его трудиться столько же, сколько подобный ему раб, и не говорит: почему ты не мог приобрести пять талантов? Он мог бы сказать это по справедливости; между тем увенчал и его. Итак, зная это, высшие не притесняйте низших, чтобы прежде них вам самим не потерпеть вреда; ведь, если они отделятся, то разрушится и все тело. Что такое тело, если не соединение многих членов, как и апостол говорит: "тело же не из одного члена, но из многих"? Потому, если таково есть тело, то будем стараться, чтобы многое оставалось многим; а когда этого не будет соблюдено, то откроется смертельная рана. И апостол требует не того только, чтобы мы не отделялись друг от друга, но чтобы самым тесным образом были соединены. Именно, сказав: "дабы не было разделения в теле", он не удовольствовался этим, но прибавил: "а все члены одинаково заботились друг о друге", представив здесь другую причину, почему о низших членах прилагается более попечения. Бог устроил так не только для того, чтобы члены не отделялись друг от друга, но и для того, чтобы между ними была великая любовь и согласие. Если каждый должен заботиться о спасении ближнего, то не говори мне о низшем и высшем; здесь нет высшего и низшего. Различие (членов) можно видеть только тогда, когда тело остается целым; когда же оно разрушается, то нельзя; а оно разрушается, если нет и низших (членов).
3. Итак, если с повреждением маловажных членов повреждаются и важные, то последние должны заботиться о маловажных столько же, сколько о самих себе, так как от сохранения их зависит сохранение и важных. Потому, хотя бы ты тысячу раз твердил, что такой-то член маловажен и ничтожен, но если не будешь пещись о нем столько же, сколько о самом себе, и станешь нерадеть о нем, как о маловажном, то вред падет на тебя же. Поэтому (апостол) не сказал: чтобы только члены заботились друг о друге, но присовокупил: чтобы "все члены одинаково заботились друг о друге", т.е. чтобы маловажный член пользовался точно таким же попечением, как и важный. Не говори же, что такой-то член не важен, но помни, что он член того же тела, которое содержит в себе все; как глаз, так и всякий другой (член), делают тело телом. В составе тела ни один (член) не имеет преимущества пред другим; и не то составляет тело, что в нем иной (член) важнее, а иной маловажнее, но то, что в нем много (членов) и притом различных. Как ты, будучи больше, составляешь тело, так и другой, будучи меньше; следовательно, малость его, в отношении к составу тела, равночестна с тобой: этому прекрасному целому он способствует так же, как и ты. Это видно из следующего: пусть не будет члена важного и неважного, благородного и неблагородного, но пусть будет все глазом, или все головой: не погибнет ли тело? Для всякого очевидно. Опять, если бы все были неважными, то произошло бы то же самое. Так в этом отношении маловажные члены равны (важнейшим). Можно сказать еще более: маловажный (член) для того именно и есть маловажный, чтобы было тело, так что он для тебя же остается маловажным, чтобы ты оставался важным. Потому (апостол) и требует одинакового о всех попечения: "дабы все члены", говорит, "одинаково заботились друг о друге", и опять то же самое объясняет в следующих словах: "посему, страдает ли один член, страдают с ним все члены; славится ли один член, с ним радуются все члены" (ст.26). Для того, говорит, (Бог) установил взаимное попечение друг о друге, устроив единство в таком разнообразии, чтобы и все случающееся было общим для многих. Если от попечения о ближнем зависит общее спасение, то необходимо, чтобы и слава и скорбь были общими. Таким образом (апостол) предлагает здесь три заповеди: не разделяться, но быть в тесном единении, иметь равное попечение друг о друге, считать все случающееся общим. Выше он говорил, что менее совершенному (члену Бог) предоставил большую честь, как имеющему в том нужду, показывая, что самое несовершенство дает право на большую честь; а здесь говорит, что (члены) равны и по взаимному попечению друг о друге. Для того, говорит, (Бог низшим членам) и предоставил большую честь, чтобы они пользовались не меньшим попечением; но не в этом только, а и во всем случающемся, как приятном, так и неприятном, члены взаимно связаны между собой. Часто когда в пяту вонзится терн, все тело чувствует боль и тревожится, спина сгибается, желудок и бедра сжимаются, руки, как оруженосцы и слуги, простираются вперед и вынимают занозу, голова наклоняется и глаза наблюдают с великой заботой. Таким образом, хотя нога и низший (член) и не может подняться выше, однако она наклоняет голову, и чрез то равняется ей и получает одинаковую честь, тем более, что ноги заставляют ее наклоняться не по милости, а по долгу; следовательно она, имея пред ними преимущество, как более важный (член), при всем том, будучи обязана менее важным воздавать честь и попечение и одинаково страдая с ними, выражает великое с ними равенство. Что в самом деле ниже пяты и что важнее головы? Между тем последняя наклоняется к первой и вместе с собой наклоняет все члены. Опять, когда болят глаза, тогда и все (члены) страждут, все впадают в бездействие, ноги не ходят, руки не работают, желудок не принимает обыкновенной пищи, хотя болезнь в глазах. Почему тогда ты умащаешь желудок? Почему покрываешь ноги? Почему обвязываешь руки? Потому, что они находятся в связи с глазами, и все тело невыразимо страдает вместе с ними. Если бы они не страдали вместе, то не нужно было бы и общего о них попечения. Поэтому (апостол), сказав: "дабы все члены одинаково заботились друг о друге", присовокупил: "страдает ли один член, страдают с ним все члены; славится ли один член, с ним радуются все члены". Как, спросишь, они радуются? Увенчивается голова, – и весь человек прославляется; говорят уста, – и глаза блестят радостью и весельем, хотя хвала не глазам, а языку. Также когда прекрасны глаза, тогда жена вся кажется прекрасной; когда восхваляется прямой нос, правильная шея и другие члены, тогда и глаза сияют; опять же они изобильно плачут, когда те (члены) подвергаются болезням и несчастиям, хотя сами остаются невредимыми.
4. Итак, помня это, будем все мы подражать любви этих членов и не поступать противно тому, не станем смеяться над бедствиями ближнего и завидовать его счастью: ведь это свойственно безумным и сумасшедшим. Кто вырывает глаз, тот представляет величайшее доказательство безумия, и кто грызет руку, тот ясно уличает себя в сумасшествии. Если же это так в отношении к членам (телесным), то равным образом и в отношении к братьям такие действия обличают безумие и причиняют не малый вред. В самом деле, доколе он блистал, дотоле сохраняется и твое благообразие и красуется все тело; его красота относится не к нему только, но и тебе доставляет честь; если же ты угасишь его, то навлечешь на все тело общую тьму и подвергнешь все члены несчастью; наоборот, если сохранишь светлым, то сохранишь красоту всего тела. Никто не говорит: прекрасен глаз, – но что? Такая-то прекрасна; если же хвалят и его, то хвалят уже после общей похвалы. Так бывает и в Церкви: когда отличаются некоторые, тогда и общество приобретает добрую славу. Враги не разделяют похвал, но совокупно относят (их ко всем); отличается ли кто-нибудь даром красноречия, они хвалят не его только, но и всю Церковь. Не говорят: такой-то достоин удивления, – но что? Христиане имеют учителя достойного удивления; и это сокровище делают общим. Так, язычники соединяют, а ты разделяешь, враждуешь против собственного тела и восстаешь против собственных членов. Разве не знаешь, что чрез это низвращается все? "Царство", говорит (Господь), "разделившееся само в себе, опустеет" (Мф.12:25).
Ничто так не разделяет и не расторгает, как ненависть и зависть, эта тяжкая болезнь, недостойная никакого прощения и в некотором отношении худшая самого корня зол. Сребролюбец радуется тогда, когда сам получает; а завистливый радуется не тогда, когда сам получает, а когда не получает другой, считает благополучием для себя не собственное благоденствие, а несчастье других, есть как бы общий враг человеческой природы и мучитель Христовых членов. Что же может быть безумнее? Бес завидует людям, а отнюдь не другому бесу; а ты, человек, завидуешь человеку, восстаешь против единоплеменного и однородного тебе, чего не делает и бес! Какое будет тебе прощение, какое оправдание, когда ты, видя брата своего благоденствующим, дрожишь и бледнеешь, тогда как надлежало бы хвалиться, радоваться и восхищаться? Если же ты хочешь соревновать ему, я не запрещаю: соревнуй, но так, чтобы тебе сделаться подобным ему в доброй славе, не с тем, чтобы унизить его, но чтобы и тебе достигнуть той же высоты и явить такую же добродетель. Вот доброе соревнование: подражать, а не враждовать, не скорбеть о совершенствах другого, а сокрушаться о собственных недостатках. Но зависть поступает напротив: не заботясь о своих недостатках, она мучится совершенствами других. Не столько бедный огорчается своей бедностью, сколько завистливый благополучием ближнего; что может быть гнуснее этого? Потому он, как я выше сказал, даже хуже корыстолюбивого; этот радуется, когда сам получает, а тот веселится, когда другой не получает. Итак, увещеваю вас, оставьте этот злой путь и обратитесь к доброй ревности, – а такая ревность сильна и горячее всякого огня, – и вы получите отсюда великие блага. Так и Павел, обращая к вере иудеев, говорил: "не возбужу ли ревность в сродниках моих по плоти и не спасу ли некоторых из них?" (Рим.11:14). Кто так ревнует, как он желал, тот сокрушается не тогда, когда видит другого с доброй славой, но когда видит себя отставшим. А завистливый не так: он сокрушается, когда видит преуспеяние другого и, подобно какому-нибудь трутню, повреждающему чужие труды, сам отнюдь не старается встать, а плачет, когда видит другого стоящим, и делает все, чтобы низвергнуть его. Чему же можно уподобить эту страсть? Она, мне кажется, подобна ленивому и утучневшему ослу, который, будучи запряжен вместе с быстрым конем, и сам не хочет встать, и коня тяжестью своего тела старается притянуть. Так и он (завистливый) нисколько не думает и не старается о том, чтобы освободиться от этого глубокого сна, а все делает для того, чтобы зацепить и низвергнуть другого, парящего к небу, делаясь верным подражателем диавола. И диавол, видя человека в раю, старался не себя исправить, а его лишить рая; и опять, видя его пребывающим на небе и других стремящимися туда же, он также старается помешать тем, которые спешат туда, и таким образом уготовляет себе самому жесточайшую пещь. Так бывает и всегда: кому завидуют, тот, если будет бдителен, еще более прославляется; а завидующий навлекает на себя самого более зол. Так прославился Иосиф; так Аарон священник; козни завидующих произвели то, что сам Бог и раз и другой изрек о нем определение свое, и устроил то, что прозяб жезл его; так Иаков достиг великого благоденствия и всего прочего; так-то завистники сами себя подвергали бесчисленным бедствиям! Зная все это, будем избегать зависти. И чему, скажи мне, ты завидуешь? Тому ли, что брат твой получил духовное дарование? Но от кого он получил, скажи мне, не от Бога ли? Значит, ты враждуешь против Того, кто даровал ему. Видишь ли, до чего простирается зло, до какой степени греха восходит оно и какую изрывает бездну наказания! Будем же, возлюбленные, избегать этой страсти, не станем завидовать, но будем молиться о самих завидующих и употреблять все меры к тому, чтобы погасить в них эту страсть. Не станем поступать подобно тем неразумным, которые, желая наказать других, употребляют все меры, чтобы возжечь пламень себе самим. Напротив, будем проливать слезы и оплакивать их. Они казнят сами себя, нося в себе червя, который непрестанно пожирает их сердце, и открывая источник яда, который горче всякой желчи. Будем же молить человеколюбивого Бога, чтобы Он и в них истребил страсть, и нам не попустил впасть в болезни. Небо недоступно для того, кто заражен этой язвой, и еще прежде неба самая настоящая жизнь делается для него несносной. Не так моль и червь съедают волну и дерево, как горячка зависти съедает кости завистников и отравляет здравие души. Потому, чтобы нам и себя и других избавить от бесчисленных зол, удалим от себя эту злую горячку, которая хуже всякой язвы, чтобы, получив духовную силу, мы могли и совершить подвиг настоящей жизни, и достигнуть будущих венцов, которых и да сподобимся все мы, благодатию и человеколюбием Господа нашего Иисуса Христа, с Которым Отцу, со Святым Духом, слава, держава, честь, ныне и присно, и во веки веков. Аминь.