1. Превознеся апостолов и уничижив себя, потом опять поставив себя выше их, чтобы доказать свое равенство с ними, — а он доказал равенство, сказав, что он и ниже и выше их, — и таким образом представив себя достоверным учителем, (Павел) и еще продолжает говорить (об апостолах) и опять поставляет себя наряду с ними, выражая единодушие о Христе. Впрочем делает это не так, как будто бы он присоединен к ним, но так, что он оказывается имеющим одинаковое с ними достоинство; этого и требовала польза проповеди. Он равно заботится как о том, чтобы не подумали, что он унижает (апостолов), так и о том, чтобы воздаваемой им честью не унизить себя перед подчиненными. Потому теперь он опять ставит себя наравне с ними: итак я ли, говорит, они ли, мы так проповедуем; у кого, говорит, хотите учиться, у того и учитесь; мы ничем не различаемся. Не сказал: если не хотите верить мне, то верьте им; но представляет и себя достойным веры и говорит, что как он сам по себе заслуживает этого, так и они сами по себе; различие лиц, при равных достоинствах, ничего не значило. Тоже он делает и в послании к Галатам, обращаясь (к апостолам) не потому, чтобы имел в них нужду, и утверждая, что он и сам по себе не имеет недостатка: в знаменитых чем-либо, какими бы ни были они когда-либо, для меня нет ничего особенного, и однако я желаю быть в согласии с ними, подали мне и Варнаве руку общения (Гал.2:6,9). Если бы достоверность Павла зависела от других и утверждалась на свидетельстве других, то отсюда произошел бы крайний вред для учеников. Следовательно, он превозносит себя не из тщеславия, но из опасения за проповедь. Потому и здесь ставит себя наравне (с апостолами): я ли, они ли, мы так проповедуем. Хорошо сказал: проповедуем, выражая великое дерзновение; мы, говорит, не тайно и не скрытно проповедуем, но вещаем громче трубы. Не сказал: проповедовали; но и теперь — так проповедуем. И вы так уверовали; здесь не сказал: веруете, но: уверовали. Так как (коринфяне) колебались, то он обращается к прежним временам и представляет свидетелями их самих. Если же о Христе проповедуется, что Он воскрес из мертвых, то как некоторые из вас говорят, что нет воскресения мертвых (ст. 12)? Видишь ли, как он превосходно рассуждает и доказывает воскресение (мертвых) воскресением Христовым, подтвердив наперед последнее многими доводами? О нем, говорит, предвозвестили пророки, и сам (Христос) засвидетельствовал явлениями Своими, и мы проповедуем, и вы веровали; таким образом он соединяет четыре свидетельства — пророков, сами события, апостолов и учеников; даже пять, потому что и то самое, что (Христос) умер за грехи других, доказывает истину Его воскресения. А когда это доказано, то очевидно следует и другое, т. е. что воскреснут и прочие мертвые.
Потому он укоряет их за сомнение в этом, как предмете несомненном, и с недоумением спрашивает: если Он воскрес из мертвых, то как некоторые из вас говорят, что нет воскресения мертвых? Так он опять низлагает дерзость противников. Не сказал: как говорите вы, но: то как некоторые из вас говорят; не всех укоряет, и укоряемых не открывает, чтобы не ожесточить их, опять же и не скрывает их совершенно, чтобы исправить их. Для того он, отделив их от всех, устремляется против них, и таким образом с одной стороны обессиливает и поражает их, а с другой утверждает других в истине для борьбы с ними, не допуская (верующих) уклоняться к тем, которые старались развратить их. Он приготовился применить сильную речь. Потом, чтобы не сказали, что хотя воскресение Христово известно и очевидно всем и никто в нем не сомневается, однако отсюда не следует необходимо и воскресение людей, — так как воскресение Христово было предвозвещено, сбылось и засвидетельствовано явлениями, а наше только еще в надежде, — смотри, что Он делает: опять с другой стороны доказывает то же самое (воскресение Христово), чем и делает речь свого весьма сильной. Как некоторые из вас говорят, что нет воскресения мертвых? Этим ведь опровергается и Христово воскресение. Потому и продолжает: если нет воскресения мертвых, то и Христос не воскрес (ст. 13). Видишь ли, с какой силой и непреодолимым искусством Павел старается доказать не только посредством известного сомнительное, но и посредством сомнительного для противников известное? Он делает это не потому, чтобы самое событие требовало доказательства, но чтобы внушить, что одно достоверно не менее другого.
2. Но какая, скажешь, здесь последовательность? Если Христос не воскрес, то следует, что и другие не воскреснут; а если другие не воскреснут, то можно ли основательно заключать, что и Христос не воскрес? Так как это, по-видимому, не совсем последовательно, то, смотри, как Он делает это весьма последовательным, бросив семена еще издалека и основываясь на самом предмете проповеди, т.е. что (Христос) воскрес, умерев грех наших ради, и что Он есть начатой умершим. Начаток чьим был бы начатком, если не воскресающих? И как Он был бы начатком, если не воскреснут те, которых Он начаток? Следовательно, как они не воскреснут? Если же они не воскреснут, то для чего воскрес Христос? Для чего Он пришел, для чего принял плоть, если не имел намерения воскресить плоть? Ведь Он не имел в ней нужды для Себя, но для нас. Впрочем об этом (апостол) рассуждает после, а теперь пока говорит: если нет воскресения мертвых, то и Христос не воскрес: так одно соединено с другим!
Если бы Он не имел воскреснуть, то не сделал бы вышесказанного. Видишь ли, как этими словами и неверием в воскресение мало-помалу ниспровергается все домостроительство Божие? Впрочем, он пока ничего не говорит о воплощении, а только о воскресении, потому что не воплощение, а смерть (Христова) разрушила смерть; когда Он пребывал во плоти, то владычество смерти еще продолжалось. А если Христос не воскрес, то и проповедь наша тщетна (ст. 14). Хотя следовало бы сказать: если (допустите, что) Христос не воскрес, то будете противоречить очевидной истине, столь многим пророкам и сами событиям, — но он выражается гораздо разительнее: то и проповедь наша тщетна, тщетна и вера ваша. Он хочет потрясти души их.
Мы, говорит, все потеряли, все погибло, если (Христос) не воскрес. Видишь ли таинство домостроительства? Если Христос, умерев, не смог воскреснуть, то и грех не истреблен, и смерть не побеждена, и клятва не разрушена, и не мы только тщетно проповедовали, но и вы тщетно уверовали. И не только таким образом показывает нелепость этих нечестивых мыслей, но еще сильнее продолжает: притом мы оказались бы и лжесвидетелями о Боге, потому что свидетельствовали бы о Боге, что Он воскресил Христа, Которого Он не воскрешал, если, [то есть], мертвые не воскресают (ст. 15). Если же это нелепо, как хула и клевета на Бога, и однако вы будете говорить, что Бог не воскресил Христа, то отсюда произойдут еще другие нелепости. Здесь он опять утверждает тоже и повторяет: ибо если мертвые не воскресают, то и Христос не воскрес (ст. 16). Если бы Христос не имел сделать это, то и не пришел бы. Впрочем (апостол) не говорит этого, а указывает только на конец, на воскресение Его, и тем убеждает всех. А если Христос не воскрес, то вера ваша тщетна (ст. 17). С известным и признанным за несомненное он неоднократно соединяет воскресение Христово, чтобы посредством твердо исповедуемого сделать твердым и очевидным и то, что казалось слабым и сомнительным. Вы еще во грехах ваших. Если Христос не воскрес, то и не умер; если же не умер, то и не истребил греха, потому что смертью Его истреблен грех: вот Агнец Божий, говорится (в Писании), Который берет [на Себя] грех мира (Ин.1:29). Каким образом берет? Смертью. Потому Он и назван агнцем, что был заклан. Если же Он не воскрес, то и не был заклан; если не был заклан, то грех не истреблен; если грех не истреблен, то вы еще во грехе; если вы еще во грехе, то мы тщетно проповедали; если мы тщетно проповедали, то вы тщетно уверовали. С другой стороны и смерть еще остается бессмертной, если (Христос) не воскрес; если Он сам удержан смертью и не расторг ее утробы, то как Он избавил всех других (от смерти), будучи сам удержан ею? Потому (апостол) и продолжает: поэтому и умершие во Христе погибли (ст. 18). Что я, говорит, указываю на вас, когда в таком случае погибли бы и все те, которые все окончили и не подлежат более неизвестности будущего? Выражение — умершие во Христе означает или умерших в вере, или за Него претерпевших многие опасности и великие страдания, шедших путем тесным. Где же теперь нечестивые уста манихеев, которые говорят, что воскресением (апостол) называет здесь освобождение от греха? Эти многочисленные, непрерывные и превратные умозаключения доказывают совершенно не то, что говорят они, но что говорим мы. Так как — восстание говорится и о том, кто упал, то он повторяет часто не только — восстал, но и с прибавлением: от мертвых. Притом коринфяне сомневались не в отпущении грехов, а в воскресении тел. И что за необходимая связь: если люди не безгрешны, то и Христос тоже? Если бы Христос не имел воскресить нас, то последовательно ли было бы говорить, для чего Он пришел, принял плоть и воскрес? Но при нашем (разумении) напротив. Грешат ли люди, или не грешат, Бог всегда пребывает безгрешным; о нашем состоянии нельзя заключать по его состоянию, и обратно по нашему о Его состоянии, как это делается касательно воскресения тел. И если мы в этой только жизни надеемся на Христа, то мы несчастнее всех человеков (ст. 19).
3. Что говоришь ты, Павел? Как если мы в этой только жизни надеемся, если тело не воскреснет, когда душа остается и пребывает бессмертной? Так, хотя бы душа осталась и тысячу раз была бессмертна, — какова она и есть, — но без тела она не получит неизреченных благ, равно как и мучений. Ибо всем нам должно явиться пред судилище Христово, чтобы каждому получить [соответственно тому], что он делал, живя в теле, доброе или худое (2Кор.5:10). Потому он и говорит: и если мы в этой только жизни надеемся на Христа, то мы несчастнее всех человеков. Если не воскреснет тело, то и душа останется неувенчанной, — вне блаженства небесного; если так, то мы тогда совершенно ничего не получим; если же тогда ничего не получим, то награды наши — в настоящей жизни.
Потому, говорит, может ли что быть несчастнее нас? Говорит это, как для того, чтобы утвердить (коринфян) в истине воскресения тел, так и для того, чтобы уверить их в бессмертной жизни, чтобы они не думали, будто все наши надежды ограничиваются настоящей жизнью. Достаточно доказав то, что хотел, вышесказанными словами: если мертвые не воскресают, то и Христос не воскрес, а если Христос не воскрес, то мы погибли и еще остаемся во грехах, — он присовокупляет еще и это, с целью низложить их гордость. Когда он хочет предложить какой-либо необходимый догмат, то сначала страхом потрясает грубые сердца их.
Так он поступает и здесь. Посеяв выше такие же мысли и приведя их в сокрушение, как лишающихся всего, он теперь, чтобы они более почувствовали скорбь, иным образом делает тоже самое и говорит: мы несчастнее всех человеков, если, после таких браней, смертных опасностей и тысячи бедствий, лишимся таких благ и все наши (надежды) ограничатся только настоящим, потому что все зависит от воскресения. Таким образом и отсюда очевидно, что он говорит не о грехах, но о воскресении тел, о жизни настоящей и будущей. Но Христос воскрес из мертвых, первенец из умерших (ст. 20). Показав, сколько зла может произойти от неверия в воскресение, он опять повторяет: но Христос воскрес из мертвых, постоянно присовокупляя: из мертвых, чтобы заградить уста еретиков. Первенец из умерших.
Если Он первенец, то и они должны воскреснуть. Но если бы (апостол) под именем воскресения говорил об освобождении от грехов, а без греха нет никого, — и сам даже Павел говорит: хотя я ничего не знаю за собою, но тем не оправдываюсь (1Кор.4:4), — то кто же воскреснет, по вашему мнению? Очевидно, что у него речь о (воскресении) тел. А чтобы сделать это несомненным, он постоянно указывает на Христа, воскресшего во плоти; потом приводит и причину, потому что, как я сказал, когда что-нибудь утверждается, но не приводится причина, то учение не так скоро принимается многими. Какую же причину? Ибо, как смерть через человека, [так] через человека и воскресение мертвых (ст. 21). Если человеком, то без сомнения имеющим тело. И посмотри на мудрость (апостола), как он доказывает еще с иной стороны необходимость (предложенной истины): побежденному, говорит, должно самому восстановить свое падшее естество и самому победить, потому что таким только образом может загладиться его бесчестье. Посмотрим же, о какой он говорит смерти? Как в Адаме все умирают, так во Христе все оживут (ст. 22). Что же, скажи мне, все ли умерли в Адаме смертью греховной? Как (умер) Ной, праведный в роде своем? Как Авраам? Как Иов? Как все другие (праведники)? И все ли, скажи мне, оживут во Христе? Где же те, которые будут ввержены в геенну? Если это сказано о теле, то сказано верно; а если о праведности и о грехе, то неверно. Далее, чтобы ты, слыша слова: все оживут, не подумал, что и грешники спасутся, он присовокупляет: каждый в своем порядке (ст. 23). Слыша о воскресении, не подумай, что все получат равное воздаяние; если наказание не все понесут равное, но весьма различное, то тем более между грешниками и праведниками будет великое различие. Начаток Христос, потом же Христовы, т.е. верующие и благочестивые. А затем конец (ст. 24). Когда (умершие) воскреснут, тогда всему будет конец; а не так, как теперь, по воскресении Христовом, когда дела остаются еще без окончательного воздаяния.
Потому (апостол) и присовокупляет: в пришествии его, чтобы ты знал, что он говорит о будущем времени. Когда Он предаст Царство Богу и Отцу, когда упразднит всякое начальство и всякую власть и силу.
4. Здесь тщательно внимайте мне и смотрите, чтобы не опустить чего-нибудь из сказанного. У нас борьба с врагами, и потому прежде всего нам надобно постараться довести их до нелепости, как и Павел часто делает: таким образом слова их представятся нам в яснейшем свете. Итак, во-первых, спросим их, что значит: когда Он предаст Царство Богу и Отцу? Если мы будем принимать это просто, а не богоприлично, то следует, что (Христос) после того уже не будет иметь царства, так как кто отдает что-нибудь другому, тот сам уже перестает владеть. И не одна только эта следует нелепость, но и та, что принявший также не имел прежде, нежели получил, т.е., по их мнению, ни Отец не был прежде царем и только еще ожидает царства над нами, ни Сын после того не останется царем. Как же Он сам говорит об Отце: Отец Мой доныне делает, и Я делаю (Ин.5:17)? А о Нем как (говорит) Даниил: царство, которое вовеки не разрушится (2:44)? Видишь ли, сколько выходит нелепостей и противоречий Писаниям, если принимать слова (апостола) по-человечески? Также об упразднении какого начальства он говорит здесь? Ангелов? Нет. Верующих? Тоже нет.
Какого же? Начальства демонов, о котором он же говорит: брань не против крови и плоти, но против начальств, против властей, против мироправителей тьмы века сего (Еф.6:12). Теперь оно еще не совершенно упразднено, потому что часто они еще действуют; а тогда перестанут (действовать). Ибо Ему надлежит царствовать, доколе низложит всех врагов под ноги Свои (ст. 25). И здесь опять выйдет иная нелепость, если мы будем принимать и это не богоприлично, потому что слово: доколе означает конец и предел, а этого нет в Боге. Последний же враг истребится - смерть (ст. 26). Как последний? После всех, после диавола, после всего прочего, также как и в начале смерть вошла после всего: прежде совет диавола, потом преслушание, а затем смерть. Сила ее и теперь упразднена, но действие прекратится тогда. Потому что все покорил под ноги Его. Когда же сказано, что [Ему] все покорено, то ясно, что кроме Того, Который покорил Ему все. Когда же все покорит Ему, тогда и Сам Сын покорится Покорившему все Ему, да будет Бог все во всем (ст. 27, 28). Но прежде (апостол) не говорил, что Отец покорит Ему, а что Он сам упразднит: когда упразднит всякое начальство и всякую власть; и еще: Ему надлежит царствовать, доколе низложит всех врагов под ноги Свои. Как же здесь он приписывает это Отцу?
И не только это, по-видимому, несообразно, но и то, что он выражает как бы неуместный страх, делая оговорку: покорится Покорившему все, как будто кто может подумать, не покорится ли когда-нибудь и Отец Сыну. Может ли что быть несообразнее? И однако он делает оговорку. Что же это значит? И далее представляется много вопросов: обратите же все ваше внимание.
Прежде всего нам нужно показать цель и главную мысль Павла, которая бы везде ясно обнаруживалась, и тогда уже обратиться к разрешению; это поможет нам представить разрешение.
Какая же главная мысль Павла и какой у него прием? Он иначе говорит, когда беседует об одном Божестве (Христе), и иначе, когда ведет речь о домостроительстве (Божием). Когда он беседует о (Христе во) плоти, то без опасения говорит все уничиженное, будучи уверен, что все сказанное может относиться к Нему. Посмотрим же и здесь, об одном ли Божестве он беседует, или вместе, имея в виду домостроительство, говорит о Нем то, что говорит? Впрочем, предварительно скажем, где он поступает так, как я сказал. Где же он так поступает? В послании к Филиппийцам: Он, будучи образом Божиим, не почитал хищением быть равным Богу; но уничижил Себя Самого, приняв образ раба, сделавшись подобным человекам и по виду став как человек; смирил Себя, быв послушным даже до смерти, и смерти крестной. Посему и Бог превознес Его (2:6-9). Видишь ли, как он, рассуждая об одном Божестве, приписывает Ему великое, т.е. что Он есть образ Божий, что Он равен Отцу, и усвояет Ему все; а изображая тебе Его во плоти, говорит опять уничиженно? Итак, если ты не будешь делать такого различия, то выйдет великое затруднение. Если (Христос) равен Богу, то как (Бог) превознес того, кто равен Ему? Если Он образ Божий, то и дал Ему имя? Дающий дает неимущему, и возвышающий возвышает уничиженного; потому окажется, что (Христос) был несовершенным и неимущим, прежде нежели вознесен и получил имя, — и множество произойдет отсюда других нелепых заключений. Если же ты будешь иметь в виду вместе и домостроительство, то сказанное будет справедливо. Так рассуждай и здесь, и с такими мыслями принимай сказанное.
5. Объясним после того и другие причины. Между прочим и то нужно заметить, что Павел говорит о воскресении, которое считалось делом невозможным и которому совершенно не верили, и что он пишет коринфянам, у которых было много философов, которые всегда смеялись над такими истинами. Касательно других предметов они разногласили между собой, а против этого все, как бы одними устами, утверждали, что не будет воскресения. Защищая такую истину, которой так мало верили и над которой смеялись, сколько по предрассудку, столько же и по трудности самого предмета, и желая доказать возможность воскресения, (апостол) доказывает это сначала воскресением Христовым. Доказав (эту истину) свидетельствами пророков, очевидцев и веровавших, и доведя противное мнение до нелепости, он доказывает наконец и (воскресение) людей: если нет, говорит, воскресения мертвых, то и Христос не воскрес. Далее, после неоднократных подтверждений в предыдущих словах, он вновь доказывает тоже иным образом, называя (Христа) первенцем и утверждая, что Он упразднит всякое начальство, власть и силу и после всего смерть. Как же, говорит, она упразднится, если прежде не лишится тел, которыми владела? Когда таким образом он сказал о Единородном нечто великое, т.е. что Он передаст царство, что Он сам совершит это, сам одержит победу и все низложит под ноги Свои, то, чтобы уничтожить неверие многих, присовокупляет: Ибо ему надлежит царствовать, доколе низложит всех врагов под ноги Свои. Доколе — сказал он не в том смысле, чтобы означить конец царствования, но чтобы сделать сказанное несомненным и внушить надежду. Когда говорит, ты слышишь, что (Христос) низложит всякое начальство, власть и силу, диавола и такие бесовские полчища, скопища неверных, владычество смерти и все злое, — не опасайся, что у Него недостанет на то силы; Ему надлежит царствовать, доколе Он совершит все это, не в том смысле, будто после того Он уже не будет царствовать, но в том, что, хотя это будет не теперь, однако непременно будет; царство Его не прекращается; Он владычествует, управляет и пребывает дотоле, пока устроит все. Такой образ выражений можно находить и в Ветхом Завете. Так например, говорится: во век слово Твое, Господи (Пс.118:89); и еще: а Ты - тот же, и лета Твои не оскудеют (Пс.101:28). Это и тому подобное пророк говорит тогда, когда беседует о событиях, которые совершатся спустя долгое время и совершатся непременно, желая тем уничтожить опасение грубых слушателей. А что слова: доколе, до, когда они применяются к Богу, не означают конца, послушай, что говорит (Писание): от века и до века Ты существуешь (Пс.89:3); и еще: и до старости вашей Я тот же буду, и до седины вашей Я же буду (Ис. 46:4).
Смерть (апостол) поставляет последней для того, чтобы неверующий, слыша о победе над другими врагами, скорее принял и эту истину, потому что если (Христос) низложил диавола, произведшего смерть, то тем более разрушит дело его. Когда таким образом он приписал (Христу) все: упразднение начальства и власти, устроение царства, т.е. спасения верующих, мира вселенной, истребления зол, — а устроить царство и значит истребить смерть, — и между тем не сказал, что Отец через Него, но что сам Он упразднит, сам низложит под ноги Свои, а нигде не упомянул об Отце, то далее, опасаясь, чтобы какие-нибудь неразумные не сделали заключения, будто или Сын больше Отца, или есть какое-либо другое нерожденное начало, он постепенно объясняет и смягчает чрезмерность сказанного, и говорит: все покорил под ноги Его. Здесь он приписывает эти дела Отцу не потому, будто Сын бессилен, — может ли быть таким тот, о котором (апостол) выше привел такое свидетельство и приписал все сказанное? — но как по той самой причине, о которой я сказал, так и для того, чтобы показать, что все совершенное для нас общее Отцу и Сыну. Что Он сам собой может покорить себе все, об этом послушай еще, как говорит Павел: Который уничиженное тело наше преобразит так, что оно будет сообразно славному телу Его, силою, [которою] Он действует и покоряет Себе все (Флп.3:21). Далее он употребляет оговорку: когда же сказано, что [Ему] все покорено, то ясно, что кроме Того, Который покорил Ему все, и тем опять воздает немалую славу Единородному; если бы Он был ниже и бессильнее, (апостол) никогда не выразил бы такого опасения. Не довольствуясь и этим, (апостол) присовокупляет еще нечто другое. Чтобы кто не подумал и не сказал: что из того, что Отец не покорится? это нисколько не препятствует Сыну быть сильнее (Отца), — он, опасаясь такой нечестивой мысли и имея в виду, что сказанное прежде не было достаточно для опровержения ее, весьма ясно присовокупляет следующее: когда же все покорит Ему, тогда и Сам Сын покорится, выражая как совершенное согласие Его с Отцом, так и то, что Родивший столь могущественного и совершающего такие дела есть начало и первая причина всех благ.
6. Если же он сказал больше, нежели требовала сущность дела, ты не удивляйся; он сделал это, подражая своему Учителю, Сам (Христос), желая показать Свое согласие с Отцом и то, что Он пришел не против воли Его, уничижает Себя не столько, сколько требовалось для доказательства согласия, а сколько требовала слабость присутствовавших; Он молится Отцу не почему иному, как поэтому, и сам объясняет причину, когда говорит: Я познал Тебя, и сии познали, что Ты послал Меня (Ин.17:25). Итак, подражая ему, (апостол) употребляет здесь усиленное выражение не для того, чтобы внушить тебе мысль о принужденном подчинении (Христовом), — нет, — но чтобы, как можно сильнее, опровергнуть нелепые мнения. Когда он хочет исторгнуть что-нибудь с корнем, тогда употребляет речь весьма сильную. Так, говоря о жене верующей и муже неверующем, соединенных между собой законом брака, и желая внушить жене, что она не
оскверняется от сожития и от сношений с неверующим, он не сказал, что жена не делается через это нечистой, или не терпит никакого вреда от неверующего, но сказал гораздо более, то есть что даже неверный святится через нее (1Кор.7:14); этим он не хочет выразить того, будто язычник делается через нее святым, но старается таким сильным выражением скорее уничтожить ее опасение. Точно так и здесь, стараясь сильным выражением уничтожить нечестивое учение, он сказал то, что сказал. Почитать Сына слабым — есть крайнее нечестие; потому он и опровергает это словами: все покорил под ноги Его; а еще нечестивее почитать Отца меньшим (Сына); потому он опровергает и это с великой силой. Смотри, как он выражается; не сказал просто: кроме Того, но: ясно, что; хотя это и известно говорит, однако я подтверждаю. А чтобы ты знал, что именно такова причина сказанного, я спрошу тебя: неужели увеличится тогда покорность Сына? Не нелепо ли это и недостойно Бога? Ведь величайшая покорность и послушание уже в том, что Он, будучи Богом, принял образ раба. Как же Он тогда покорится? Очевидно, что (апостол) выразился так, чтобы опровергнуть нелепую мысль, и притом с надлежащим благоразумием. Покорится так, как прилично Сыну — Богу, и не по-человечески, но свободно и с полной властью. Иначе как Он сидит на престоле вместе (с Отцом)? Как Отец воскрешает мертвых и оживляет, так и Сын оживляет, кого хочет (Ин.5:21)? Как все, принадлежащее Отцу, принадлежит и Ему, и принадлежащее Ему принадлежит и Отцу (Ин.17:10)? Это показывает нам совершенную власть Его наравне с Отцом. Что же значит: когда Он предаст Царство? Из Писания известны два царства Божии, одно по усвоению, другое по сотворению. По сотворению Он царствует над всеми, над язычниками, иудеями, демонами, врагами; а по усвоению царствует над верующими, добровольно подчиняющимися, послушными. Об этом последнем царстве говорится, что оно имеет начало; так о нем сказано во втором псалме: проси у Меня, и дам Тебе народы в наследие Твое (Пс.2:8); о нем и сам (Христос) сказал ученикам: дана Мне всякая власть от Отца Моего (Мф.28:18), где приписывает все Отцу, не потому, чтобы сам Он не имел чего-нибудь, но чтобы показать, что Он есть Сын, а не нерожденный. Это то царство Он и предаст, то есть устроит. Но почему, скажешь, (апостол) не сказал ничего о Духе? Потому, что не о том у него теперь речь; он не смешивает всего сразу. Так и тогда, когда говорит: один Бог Отец и один Господь Иисус Христос (1Кор.8:6), Он умалчивает о Духе не потому, чтобы признавал Духа меньшим, но потому, что еще не было нужды говорить о Нем. Иногда Он упоминает об одном Отце, но мы не станем поэтому отвергать Сына; иногда только о Сыне и о Духе, но мы не станем поэтому отвергать Отца. Что значит: да будет Бог все во всем? Чтобы все зависело от Него, чтобы никто не воображал двух начал безначальных или другого отдельного царства. Когда враги будут низложены под ноги Сына, и Он, имея их под ногами своими, не будет действовать против Отца, но сохранит совершенное единение с Ним, — тогда (Бог) будет все во всем. Некоторые говорят, что под этими словами (апостол) разумеет истребление зла, так что все наконец покорятся, никто не будет противиться и делать зло, — то есть, когда не будет греха, тогда, очевидно, Бог будет все во всем. Но если не воскреснут тела, то будет ли это справедливо? Злейший из всех врагов — смерть останется и будет делать, что хочет. Нет, скажешь, тогда уже не будут грешить. Но что из этого? (Апостол) говорит здесь о смерти не душевной, а телесной. Как же она истребится? Победа состоит в том, чтобы возвратить взятое и удержанное. Если же тела останутся в земле, то, значит, власть (смерти) будет продолжаться, потому что они удержаны (в земле), а других тел, в которых бы она была побеждена, нет. Если же сказанное Павлом сбудется, как и действительно сбудется, то откроется славная победа, в которой Бог всемогуществом Своим воскресит тела, плененные смертью. Так и врага побеждают тогда, когда отнимают у него добычу, а не тогда, когда оставляют ее у него; если же никто не осмеливается взять ее у него, то можно ли сказать, что он побежден?
7. Таким же образом и Христос в Евангелии выражает победу, когда говорит: как может кто войти в дом сильного и расхитить вещи его, если прежде не свяжет сильного? и тогда расхитит дом его (Мф.12:29), потому что иначе не видно будет победы.
Как в смерти духовной, хотя умерший греху оправдался (Рим.6:7), однако мы не можем назвать этого победой, — потому что не тот победил, кто не прилагает зла ко злу, а тот, кто уничтожил прежний плен страстей, — так и здесь, не то можно назвать славной победой, что смерть перестала поглощать тела, но то, что у нее отняты тела, уже плененные ею. Если еще станут спорить и говорить, что это сказано о смерти духовной, то (я спрошу): как она испразднится последняя? Ведь она уже упразднена в каждом крещенном. Если же разуметь это о теле, то сказанное, то есть, что (смерть) испразднится последняя, будет иметь место. Может быть, кто-нибудь придет в недоумение, почему (апостол), говоря о воскресении, не указал на тела, воскресшие при Господе? На это мы скажем, что такое указание не послужило бы в пользу воскресения; указать на воскресших, которые опять умерли, не значило бы доказывать, что смерть истребится совершенно. Потому он и сказал, что она истребится последняя, чтобы ты не подумал, что она еще восстанет. Когда истребится зло, то тем более прекратится смерть, потому что невозможно оставаться реке, когда иссякнет ее источник, или быть плоду, когда засохнет корень. Итак, если в последний день враги Божии истребятся вместе со смертью, диаволом и демонами, то не будем скорбеть, видя врагов Божиих благоденствующими: враги же Господни, во время прославления и превозношения их, исчезли, как дым исчезли (Пс.36:20). Когда ты видишь врага Божия богатым, окруженным телохранителями и множеством льстецов, то не унывай, а вздыхай, плачь и моли Бога, чтобы Он обратил его в число друзей своих; и чем более враг (Божий) успевает в делах своих, тем более оплакивай его.
Грешников должно оплакивать всегда, особенно же, когда они наслаждаются богатством и великим благоденствием, как больных, когда они пресыщаются и упиваются. Между тем некоторые даже из слушающих эти слова находятся в столь жалком состоянии духа, что горько плачут о себе и говорят: я достоин слез, потому что не имею ничего. Справедливо говоришь ты, что не имеешь ничего, не потому, что не имеешь того, что имеет другой, а потому, что в этом поставляешь блаженство; потому ты и достоин безмерных слез. Кто, будучи здоров, станет называть блаженным больного, лежащего на мягкой постели, тот гораздо несчастнее и злополучнее его, потому что нисколько не чувствует собственного благополучия. То же происходит и с этими (людьми); потому и наполнилась вся наша жизнь смутами и беспорядками. Такие слова погубили тысячи (людей), предали их диаволу и сделали их несчастнее истаивающих от голода. Подлинно те, которые желают большего, беднее самих нищих, потому что страдают большей и жесточайшей душевной скорбью, как можно видеть из следующего.
Некогда постигло наш город бездождие; все трепетали за жизнь свою и молили Бога избавить их от этого ужаса. Тогда можно было видеть небеса твои, которые над головою твоею, сделаются медью, как говорит Моисей (Втор.28:23), и смерть, всех родов смерти ужаснейшую, и каждый день ожидаемую. Но после, слава человеколюбивому Богу, сверх всякого чаяния полился свыше чрезвычайно обильный дождь, и все стали радоваться и торжествовать, как бы выйдя из самих врат смерти. Между тем, среди таких благодеяний Божиих и при всеобщей радости, один из богатейших людей ходил прискорбный и унылый, как бы омертвевший от горя, и, когда многие спрашивали его, по какой причине при всеобщей радости он один печален, тогда он, не в состоянии будучи даже скрыть своей мучительной страсти, побуждаемый силой этой болезни, открыто объявил причину: имея, говорил он, множество мер пшеницы, я не знаю, как мне теперь сбыть ее. Неужели, скажи мне, мы будем ублажать его после таких слов, за которые надлежало бы побить его камнями, как человека, жесточе всякого зверя, и общего врага? Что говоришь ты, человек? Ты скорбишь о том, что не погибли все, чтобы тебе собрать золото?
Разве ты не слышал, что говорит Соломон: кто удерживает у себя хлеб, того клянет народ (Прит.11:26)? И ты еще бродишь, общий враг благоденствия вселенной, противник человеколюбия Владыки Господа вселенной, друг, или лучше, раб мамоны? Не следовало ли отсечь такой язык? Не следовало ли исторгнуть сердце, произнесшее такие слова?
8. Видишь ли, как золото не позволяет людям быть людьми, но делает их зверями и демонами? Что может быть презреннее богача, который ежедневно вымаливает голод, чтобы у него было золото? Страсть производит у него совершенно противное: он не радуется обилию приобретенных плодов, но потому самому скорбит, что приобрел слишком много. Тогда как надлежало бы радоваться, что он имеет много, он потому самому печалится. Видишь ли, что богатые, как я сказал, не столько чувствуют удовольствия от благ полученных, сколько терпят скорби от благ еще не полученных? Имевший бесчисленное множество мер пшеницы скорбел и сокрушался более алчущего; тогда как имевший только насущный хлеб радовался, веселился и благодарил Бога, владевший таким богатством скорбел и считал себя погибшим. Итак, не изобилие доставляет удовольствие, а любомудрое настроение; без него, хотя бы кто захватил все, будет в таком же состоянии духа, будет так же скорбеть, как и лишенный всего. И тот человек, о котором мы говорим теперь, если бы продал свою пшеницу за такую цену, за какую хотел, опять стал бы скорбеть, что не продал за большую; если бы мог продать за большую, то опять стал бы желать еще большей; если бы за каждую меру взял по золотой монете, то и тогда опять стал бы сокрушаться, что не продавал за эту цену каждой полумеры. А что он не с самого начала назначил бы такую цену, не удивляйся; и предающиеся пьянству не тотчас воспламеняются, но когда уже помногу наполнятся вином, тогда и возжигают в себе сильнейший пламень. Так и эти, чем более имеют у себя, тем большую чувствуют нужду, и чем более приобретают, тем более впадают в бедность. Это говорится мной не по отношению к нему только, но и к каждому из одержимых подобной болезнью, возвышающих цену на товары и ввергающих ближнего в нищету. Никогда не бывает речи о человеколюбии, но всегда во время продажи страсть корыстолюбия руководит многими; и пшеницу, и вино один продает скорее, другой медленнее, не для общего блага, но один для того, чтобы получить больше, а другой для того, чтобы не получить меньше, когда уже испортился самый товар.
Так Бог, видя, что многие не внимают заповедям Божиим и держат у себя все под запором, и, желая иным образом побудить их к человеколюбию, чтобы они хотя по необходимости делали что-нибудь доброе, внушает им страх большей потери, и самим плодам земным не дозволяет сохраняться долго, чтобы люди, по крайней меру из опасения убытка от порчи, невольно предлагали нуждающимся то, что по злобе закопали и хранят дома. И однако некоторые столь ненасытны, что не вразумляются и этим. Многие выливали целые бочки (вина), а не давали ни одного стакана нищим и ни одной монеты нуждающимся; выливали все на землю, когда оно делалось прокислым и сами бочки повреждались вместе с плодом. Другие не давали ни одного куска хлеба алчущему, а целые житницы вываливали в реку. Они не слушали Бога, повелевающего подавать нуждающимся, потому гнилость повелевала им, против воли, предавать (все содержимое) гибели и совершенному истреблению; таким образом они подвергали себя великому осмеянию и навлекали на свою голову, вместе с убытком, многие проклятья. И это здесь; а что будет там, какое выразит слово? Как они здесь пшеницу, сгнившую и сделавшуюся негодной, бросают в реки, так и их, делающих это и потому самому делающихся негодными, Бог ввергнет в реку огненную. Как пшеницу съедает червь и тление, так их душу — жестокость и бесчеловечие. Причиной этого — привязанность к благам настоящим и пристрастие только к настоящей жизни. Потому такие люди и мучатся безмерной тоской; страх смерти уничтожает все, что ни представишь приятного, и такие люди умерли еще при жизни. Нисколько не удивительно, если этому подвергаются неверующие; но если вкусившие таких таинств и так любомудрствующие о благах будущих, пристращаются к (благам) настоящим, то могут ли они удостоиться прощения? Отчего же происходит это пристрастие к (благам) настоящим? От того, что предаются роскоши, утучняют плоть, развращают душу, налагая на нее тяжкое бремя, глубокий мрак и грубое покрывало. От роскоши лучшая часть (душа) делается рабой, а худшая — госпожой; первая совершенно ослепляется, повреждается и влечется, а последняя влечет и ведет всюду, тогда как самой ей надлежало бы подчиняться водительству. А между душей и телом находится тесная связь, которую Создатель устроил для того, чтобы никто не вздумал ненавидеть тело свое, как бы что-нибудь чужое.
9. Бог повелел любить и врагов; но диавол стал столь силен, что убедил некоторых ненавидеть даже собственное тело. Кто говорит, что (тело) от диавола, тот выражает именно такое убеждение. Это крайне безумно. Если оно от диавола, то откуда у него такое согласие с душой, что оно во всех от ношениях способно к делам ее любомудрия? Если же оно, скажешь, способно к этому, то как оно ослепляет душу? Нет, человек, не тело ослепляет душу, а роскошь. Отчего же мы предаемся роскоши?
Не от того, что имеем тело, — нет, — а от злой воли. Тело требует пищи, а не роскоши; тело нуждается в том, чтобы его питали, а не в том, чтобы его обременяли и утучняли. Роскошь пагубна не только для души, но и для утучняемого тела. Из крепкого оно делается слабым, из твердого нетвердым, из здорового болезненным, из легкого тяжелым, из плотного изнеженным, из красивого безобразным, из благовонного зловонным, из чистого нечистым, из стройного расстроенным, из полезного бесполезным, из молодого старым, из сильного бессильным, из гибкого медленным и ленивым, из совершенного уродливым. Если бы оно было от диавола, то не могло бы повреждаться от того, что принадлежит диаволу, т.е. от порока. Нет, ни тело, ни пища не от диавола; от него только роскошь. Через не этот злой демон успевает совершать множество зол. Так он погубил целый народ (израильский): и утучнел Израиль, и стал упрям; утучнел, отолстел и разжирел (Втор.32:15). За это громы поразили жителей Содома, что выражает Иезекииль, когда говорит: вот в чем было беззаконие Содомы, сестры твоей и дочерей ее: в гордости, пресыщении и праздности, и она руки бедного и нищего не поддерживала (16:49).
Потому и Павел сказал: а сластолюбивая заживо умерла (1Тим.5:6). Отчего так? Оттого, что она носит, как гроб, тело свое, обремененное множеством зол. Если же тело подвергается такому повреждению, то что бывает с душой? Какого смятения, каких волн, какой бури исполняется она? Она делается неспособной ни к чему, не может легко ни говорить, ни слушать, ни хотеть, ни делать ничего должного; как кормчий, когда буря возьмет верх над его искусством, утопает с самим кораблем и плывущими на нем, так и душа вместе с телом погружается в страшную бездну бесчувствия. Бог дал нам желудок, как бы какую мельницу, сообщил ему соразмерную силу и назначил определенную меру, сколько он должен перемолоть в каждый день; потому, если кто положит в него более надлежащего, то оставшееся непеределанным причиняет вред всему (телу).
Отсюда происходят болезни, немощи и безобразие. Подлинно, роскошь не только расслабляет, но и делает даже красивую (женщину) безобразной; когда она беспрестанно производит неприятную отрыжку, выдыхает запах испортившегося вина и становится красной сверх должного, то нарушает приличную женщине благопристойность и теряет всякое благообразие; когда тело ее делается обвислым, ресницы кровяными и распухшими и вся она чрезмерно жирной и тучной, то представь, какое получается отсюда безобразие! Я слышал от врачей, что роскошь многим сильно препятствует даже достигнуть надлежащего роста; когда жизненная сила обременяется множеством яств и занимается их сварением, тогда то, чему надлежало бы обратиться в рост, тратится на сварение излишнего, Говорить ли еще о происходящих отсюда подаграх, распространяющихся по всему телу ревматизмах, других проистекающих отсюда болезнях и всякой нечистоте? Нет ничего столько неприятного, как женщина чрезмерно откармливаемая. Потому-то среди бедных можно видеть больше красоты, — никакие излишки у них не остаются и не привходят в их состав без нужды и напрасно, как бы какая посторонняя грязь; ежедневное упражнение, труды, работы, умеренная пища и строгая диета доставляют им крепкое здоровье, а отсюда большую красоту. Не говори мне об удовольствии роскоши; оно не простирается далее гортани; как скоро пища миновала язык, она тотчас пропадает, оставляя за собой много неприятного. Не смотри на роскошествующих только тогда, когда они возлежат, но посмотри на них тогда, когда они встанут, последуй за ними, и увидишь, что они более походят на скотов и бессловесных, нежели на людей. Ты увидишь, как они страдают головокружением, расслаблением и неповоротливостью, нуждаются в ложе и постели и глубокой тишине, мечутся как бы во время сильного волнения, требуют помощи других и желают прийти в то состояние, в каком были прежде, чем насытились.
Они ходят, подобно беременным женщинам, с отягченным чревом, едва переступают, едва видят, едва говорят, и все едва (делают). Если же случится им немного заснуть, то им видятся нелепые сны и бессмысленные грезы. Говорить ли еще о неистовстве их другого рода, т.е. сладострастии? И оно проистекает из того же источника. Они, как неистовые кони, будучи возбуждаемы опьянением, бросаются на всех, устремляясь еще с большим безумием и бешенством, нежели эти бессловесные, и делают другие бесстыдства, о которых и говорить неприлично, потому что они уже не понимают, что делается с ними и что делают они. Не таков человек, не предающийся роскоши: он находится в пристани, взирая на кораблекрушения других, и наслаждается чистым и постоянным удовольствием, проводя жизнь, достойную свободного человека. Итак, зная это, будем избегать порочных удовольствий роскоши и соблюдать умеренность в трапезе, чтобы нам быть здоровыми по душе и по телу, совершать всякие добродетели и сподобиться будущих благ, благодатью и человеколюбием Господа нашего Иисуса Христа, с Которым Отцу, со Святым Духом, слава, держава, честь, ныне и присно, и во веки веков. Аминь.