1. Предложив одно и главное побуждение к утешению (именно общение со Христом), (апостол) присовокупляет еще другое, именно то, что (скорби, претерпеваемые апостолами) содействуют к устроению спасения самих наставляемых в вере. "Итак, не падайте духом, - говорит он, - не смущайтесь, и не предавайтесь страху оттого, что мы терпим скорби; напротив это-то самое и должно исполнять вас бодростью и упованием. В самом деле, если бы мы не подвергались скорбям, это привело бы всех нас к погибели. Как же и почему? Потому что, если бы мы по малодушию и из опасения бедствий не стали вам проповедывать слово, чтобы научить вас истинному знанию, то спасение ваше подверглось бы крайней опасности". Видишь ли опять силу и твердость Павла? Чем они смущались, тем он утешает их. "Чем тягостнее, - говорит, - становятся наши гонения, тем более должна в вас умножаться добрая надежда, потому что тем более открывается и средств к вашему спасению, случаев к утешению. В самом деле, что может принести вам столько утешения, как те великие блага, которые вы получаете от нашей проповеди?" Потом, чтобы не подумали, что он всю похвалу в этом случае приписывает только себе одному, посмотри, как он и их делает общниками тех же похвал. Сказав: "Скорбим ли мы, [скорбим] для вашего утешения и спасения" [аще ли скорбим, о вашем утешении и спасении], он присовокупляет: "которое совершается перенесением тех же страданий, какие и мы терпим" [действующемся в терпении тех же страданий, яже и мы страждем]. Яснее то же самое выражает он ниже, говоря: "вы участвуете как в страданиях наших, так и в утешении" [якоже общницы есте страстем, такожде и утешению], здесь же пока выразил это, обобщая свою речь словами: "тех же страданий". Смысл его слов таков: "Не мы одни были виновниками вашего спасения, но и вы сами. Как мы, проповедуя, терпим скорби, так и вы, принимая наше слово, то же самое терпите: мы, чтобы передать вам то, что сами получили, а вы, чтобы принять передаваемое и не потерять". С чем можно сравнить такое смиренномудрие Павла, когда он и столь далеко отстоящих от него в добродетели поставляет на одной с собой степени терпения? Именно он говорит: "которое совершается перенесением тех же страданий" [действующемся в терпении техже страданий], то есть, не тем только устрояется спасение ваше, что веруете, но и тем, что вы так же страдаете и терпите, как и мы.
Как ратоборец, хотя возбуждает удивление и тогда, когда только показывается зрителям, и дает видеть свою телесную крепость и искусство, которым он владеет; но несравненно более покрывается славою тогда, когда борется со врагом, выдерживает удары его и ему самому наносит удары, - потому что тогда особенно обнаруживается его сила и высказывается на деле высота его искусства, - так и спасение ваше тогда особенно действуется, т. е. делается явным, возрастает и возвышается, когда бывает соединено с терпением, страданиями и мужественным перенесением всех зол. Таким образом, действительная сила спасения состоит не в том, чтобы не делать зла, но в том, чтобы (самим мужественно) терпеть зло. И не сказал: "которое совершаем" [действующем], но: "которое совершается" [действующемся], показывая тем, что наряду с их собственным рвением много совершила и благодать, действующая в них. "И надежда наша о вас тверда" [И упование наше известно о вас] (ст. 7). То есть, хотя вы терпите и бесчисленные бедствия, однако мы уверены, что вы не отпадете даже и тогда, когда вас будут гнать. Мы не только не имеем подозрения, чтобы вы смутились нашими страданиями, но и уповаем, что вы пребудете тверды и тогда, когда сами подвергнетесь опасностям. Видишь, какой плод принесло в них первое послание (Павла)! Здесь же он гораздо более восхвалил их, нежели сколько в первом послании хвалил и превозносил македонян. За тех он опасался, и потому говорил: "и послали к вам Тимофея, чтобы утвердить вас и утешить в вере вашей, чтобы никто не поколебался в скорбях сих: ибо вы сами знаете, что так нам суждено" [послахом к вам Тимофеа, утвердити вас и утешити в вере, яко ни единому смущатися в скорбех сих: сами бо весте яко на сие истое учинени есмы]. И опять: "посему и я, не терпя более, послал узнать о вере вашей, чтобы как не искусил вас искуситель и не сделался тщетным труд наш" [сего ради и аз ктому не терпя, послах разумети веру вашу, да не како искусил вы искушаяй, и вотще будет труд наш] (1 Сол. 3: 2, 3, 5). О коринфянах же ничего подобного не говорит, а напротив, пишет: "И надежда наша о вас тверда. Утешаемся ли, [утешаемся] для вашего утешения и спасения, зная, что вы участвуете как в страданиях наших, так и в утешении" [упование наше известно о вас. Аще ли утешаемся, о вашем утешении и спасении: ведящи, зане якоже общницы есте страстем, такожде и утешению]. Что ради них апостолы терпели скорби, это уже показал он выше, когда сказал: "скорбим ли мы, [скорбим] для вашего утешения и спасения" [аще ли же скорбим, о вашем утешении и спасении], а теперь хочет показать, что (апостолы) и утешались для них же. И выше он говорил об этом, хотя и не так определенно, когда сказал: "благословен Бог, утешающий нас во всякой скорби нашей" [благословен Бог, утешаяй нас во всякой скорби, яко возмощи нам утешити сущия во всякой скорби]. И здесь говорит опять то же другими словами, но гораздо яснее и назидательнее. "Утешаемся ли, [утешаемся], говорит, для вашего утешения и спасения" [Аще ли утешаемся, о вашем утешении]. Смысл этих слов такой: "Наше утешение обращается вам в успокоение, даже и тогда, когда бы нам не случилось утешать вас словами. Если мы получим только малую отраду, то и этого довольно к утешению вашему. И хотя бы нам одним случилось получить утешение, и это уже утешит вас, потому что как страдания наши вы принимаете, точно свои собственные, так и утешение наше вы должны считать своим собственным. Если в скорбях наших вы участвуете, почему же не будете участвовать в радостях? Если же вы во всем имеете общение в нами – и в скорби и в утешении, то не обвиняйте меня за то, что так долго медлю придти к вам, - ведь и скорбим мы для вас, и утешаемся для вас". Чтобы не показалось кому тяжким сказанное, что для вас мы терпим скорби, он присовокупляет, что "для вас мы и утешаемся; и не одни мы терпим бедствия, потому что и вы, - говорит, - участвуете с нами в тех же страданиях".
2. Таким образом, принимая их в соучастники в бедствиях, и относя к ним причину бедствия своего, (апостол этим самым) смягчает свое слово. "Итак, строит ли нам ковы, - говорит, - будьте тверды духом, потому что мы терпим это для того, чтобы ваша вера делалась сильнее. Дается ли нам утешение, и вы радуйтесь этому, потому что мы ради вас получаем его, чтобы и вам отсюда могло быть некоторое утешение, как участникам в нашей радости". А что он действительно говорит теперь о том роде утешения, которое получил он, не только будучи утешен коринфянами, но еще и узнав, что они чувствуют облегчение в скорбях, - послушай об этом далее, где он ясно открыл это, говоря: "зная, что вы участвуете как в страданиях наших, так и в утешении" [ведяще, зане якоже общницы есте страстем, такожде и утешению]. То есть, как тогда, когда преследует нас, вы скорбите, как бы сами терпели гонение, так мы уверены, что и тогда, когда мы получаем утешение, вы принимаете его так, как бы вы сами им наслаждались. Что может быть смиренномудреннее таковой души? Тот, кто столько претерпел бедствий, называет соучастниками в них тех, которые не претерпели и малейшей их части; а говоря об утешении, всю причину его приписывает им, а не своим трудам. Потом, так как он говорил о скорбях неопределенно, то далее называет и место, где их претерпел: "Ибо мы не хотим оставить вас, братия, в неведении о скорби нашей, бывшей с нами в Асии" [не бо хощем вас не ведети, братие, о скорби нашей, бывшей нам во Асии] (ст. 8). "Возвещаем вам, - говорит, - об этом, чтобы вы не были в неведении о случившемся с нами. Мы желаем, чтобы вы знали все, что с нами происходит, и весьма об этом заботимся". А это служит величайшим доказательством любви его к ним. То же говорил он и в первом послании: "ибо для меня отверста великая и широкая дверь, и противников много" [дверь бо ми отверзеся велика и поспешна, и сопротивнии мнози] в Ефесе (1 Кор. 16: 9). Итак, желая сделать известными им свои скорби и все, что он потерпел, говорит: "не хотим оставить вас, братия, в неведении о скорби нашей, бывшей с нами в Асии" [не хощу вас не ведети о скорби, бывшей нам во Асии]. Подобное писал он и в послании к ефесянам; посылая к ним Тихика, представил ту же самую причину его посольства: "А дабы и вы знали, - говорит, - о моих обстоятельствах и делах, обо всем известит вас Тихик, возлюбленный брат и верный в Господе служитель, которого я и послал к вам для того самого, чтобы вы узнали о нас и чтобы он утешил сердца ваши" [да увесте же и вы яже о мне, что делаю, вся скажет вам Тихик, возлюбленный брат и верен служитель о Господе: его же послах к вам на сие истое, да увесте яже о нас, и да утешит сердца ваша] (Ефес. 6: 21, 22). То же самое делает он и в других посланиях. И это было не излишне, а напротив, весьма нужно, как по побуждению великой любви его к ученикам, так по причине непрестанных искушений, при которых величайшим утешением было знать взаимное состояние друг друга, чтобы, если оно будет скорбное, приготовиться к подвигу и вооружиться мужеством против опасностей, если же радостное, то вместе разделять радость. Здесь, впрочем, он говорит вместе и о нападении искушений, и об освобождении от них: "потому что мы отягчены были чрезмерно и сверх силы" [яко попремногу отяготихомся паче силы] – подобно кораблю, обремененному сверх меры каким-нибудь грузом и готовому потонуть. По-видимому, (апостол) выражает одно и то же словами – "чрезмерно" [попремногу] и "сверх силы" [паче силы]; на самом деле, однако, это не одно и то же. Именно чтобы кто не сказал: "Как ни чрезмерна была опасность, но она не велика была для тебя", (в предупреждение этого апостол) присовокупил, что она и велика была, и превышала силы наши, и притом настолько превышала, "яко не надеятися нам и жити", то есть, мы не чаяли уже и в живых остаться. Что Давид называет "вратами ада", "болезнями смертными" и "сению смерти" (Пс. 87), то же самое выражает и апостол, говоря, что мы подверглись такой опасности, которая несомненно угрожала смертью. "Но сами в себе имели приговор к смерти, для того, чтобы надеяться не на самих себя, но на Бога, воскрешающего мертвых" [Но сами в себе осуждение смерти имехом, да не надеющеся будем на ся, но на Бога, возставляющаго мертвыя] (ст. 9). Что же такое значит – "приговор к смерти" [осуждение смерти]? Значит - приговор, определение, ожидание смерти. Так говорили дела, такой приговор произносили случившиеся обстоятельства, т. е. что мы непременно должны умереть. Впрочем, этого не случилось на самом деле, но ограничилось только нашим ожиданием. Хотя положение вещей предвещало такой конец, но сила Божия не допустила этому приговору придти в исполнение, допустив совершиться ему только в нашей мысли и ожидании. Потому и говорит: "сами в себе", а не на самом деле, "имели приговор к смерти" [осуждение смерии имехом]. Для чего же попустил Бог подвергнуться такой опасности, что мы даже потеряли надежду и отчаялись в жизни? "Чтобы надеяться, - говорит, - не на самих себя, но на Бога" [Да не надеющеся будем на ся, но на Бога].
3. Впрочем, Павел сказал это не потому, чтобы сам был так настроен. Нет; но он, под видом повествования о себе самом, хотел только вразумить других, а притом сказал так по свойственному ему смирению. Подобно говорит он и ниже: "дано мне жало в плоть (разумея искушения) удручать меня, чтобы я не превозносился [дадеся ми пакостник плоти (разумея искушения), да не превозношуся] (12:7), показывая впрочем, что Бог и не для того попустил эти искушения, но по другой причине. По какой же именно? Чтобы тем более просияла в нем сила Божия. "Довольно для тебя, - говорит, - благодати Моей, ибо сила Моя совершается в немощи" [Довлеет бо ти благодать Моя: сила бо Моя в немощи совершается] (12 :9). Но, как я уже сказал, он никогда не оставляет своего обыкновения – ставить себя наряду с худшими людьми, которых нужно много учить и исправлять. В самом деле, если и для вразумления обыкновенных людей довольно бывает одного или двух искушений, то как же тот, который подвигами целой жизни стяжал особенное пред всеми людьми смиренномудрие, и столько претерпел, сколько никто другой, по истечении стольких лет и по достижении любомудрия, достойного небес, мог иметь нужду в столь тяжком вразумлении? Отсюда ясно, что и здесь он только по смирению и для приведения к тому же смирению тех, кто много мечтает о себе и гордится собою, говорит: "чтобы надеяться не на самих себя, но на Бога" [да не надеющеся будем на ся, но на Бога]. И смотри, как он и этим врачует их: "Бог, - говорит, - попустил найти на нас искушениям для вас. Вот сколько вы драгоценны у Бога!" "Скорбим ли мы, - говорит, - [скорбим] для вашего утешения и спасения [Аще бо скорбим, о вашем утешении и спасении]; а избыток искушений попущен собственно для нас, чтобы не думали много о себе". " Потому что мы отягчены были чрезмерно и сверх силы… для того, чтобы надеяться не на самих себя, но на Бога, воскрешающего мертвых" [Яко попремногу и паче силы отяготихомся, да не надеющеся будем на ся, но на Бога, возставляющаго мертвыя]. Здесь опять напоминает им о воскресении, о котором так много говорил в первом послании, и настоящими обстоятельствами утверждает его истину. Потому и присовокупил: "который и избавил нас от столь [близкой] смерти" [иже от толиких смертей избавил ны есть] (ст. 10). Не сказал: "от стольких опасностей" [от толиких опасностей] - как для того, чтобы показать этим непреодолимую силу искушений, так и для того, чтобы еще более уверить в истине своего учения, которое предлагал прежде. Так как воскресение мертвых есть еще дело будущее, то он показывает здесь, что оно и каждодневно бывает. Когда Бог человека, отчаявшегося и дошедшего до врат адовых, исторгает оттуда, то что другое делает Он, как не воскрешает мертвого, изымая их самых уст смерти впадшего в них? Потому-то при неожиданном освобождении какого-нибудь человека из отчаянного состояния, как-то: от жестокой болезни, или от невыносимых бедствий, у многих вошло в обыкновение говорить: "На этом человеке мы видели воскресение из мертвых". "Надеемся, что и еще избавит, при содействии и вашей молитвы за нас, дабы за дарованное нам, по ходатайству многих, многие возблагодарили за нас" [Уповахом же, яко и еще избавит, споспешествующим и вам по нас молитвою, да от многих лиц еже в нас дарование многими благодарится о нас] (ст. 11). Так как слова: "чтобы надеяться не на самих себя" [да не надеющеся будем на ся] могли показаться общим обвинением и обличением, а потому падали и на некоторых из коринфян, то он опять смягчает сказанное, приписывая молитвам их великое предстательство, и вместе показывает, что нам непрестанно должно подвизаться в продолжение всей жизни. Именно в словах "надеемся, что и еще избавит" [уповахом же, яко и еще избавит] содержится предсказание, что еще много будет искушений, и в них опять не будем оставлены, а получим помощь и содействие свыше. Затем, чтобы они, услышав, что им непрестанно должно бороться с бедствиями, не пали духом, он показал наперед пользу бедствий, состоящую в том, что они удерживают нас в непрестанном смиренномудрии – "чтобы надеяться не на самих себя" [да не надеющеся будем на ся], что ими соделовается спасение наше и еще другие многие блага, как-то: общение с Христом – "умножаются в нас, - говорит, - страдания Христовы" [избыточествуют страдания Христова в нас] (ст. 5), страдания в пользу верующих – "Скорбим ли мы, -говорит, - [скорбим] для вашего утешения и спасения" [аще бо скорбим, о вашем утешении и спасении], большая очевидность (спасения верующих) – "которое совершается, - говорит, - перенесением тех же страданий" [действующемся в терпении тех же скорбей], укреплении (в терпении) и, сверх того, ясное и как бы пред глазами поставленное доказательство воскресения – "который и избавил нас от столь [близкой] смерти" [от толиких смертей избавил ны есть], утверждение нас в подвигах и непрестанном взирании на Бога – "надеемся, - говорит, - что и еще избавит" [уповахом бо, яко и еще избавит], наконец приучение к прилежной молитве – "при содействии и вашей молитвы за нас" [споспешествующим и вам по нас молитвою]. Показав, таким образом, пользу скорбей, и вдохнув в них мужество, (апостол) вновь воспламеняет их сердца и внушает им большую готовность и ревность к добродетели тем, что приписывает великую силу их молитвам, так как ими они и Павлу споспешествовали: "при содействии, - говорит, - и вашей молитвы за нас" [споспешествующим и вам по нас молитвою]. Что же значат слова его: "дабы за дарованное нам, по ходатайству многих, многие возблагодарили за нас" [да от многих лиц еже в нас дарование многими благодарится о вас]? "Избавил нас, - говорит, - от столь [близкой] смерти… при содействии и вашей молитвы за нас" [Избавил ны есть… от смертей оных, споспешествующим и вам молитвою], т. е. по ходатайству всех вас в молитвах за нас, потому что дарование, еже в нас, т. е. спасение наше, Бог восхотел даровать всем вам, чтобы многие возблагодарили его, так как и благодать получили многие.
4. Это сказал он как для того, чтобы побудить их к молитве за других, так и для того, чтобы приучить их всегда благодарить Бога и за избавление других от бедствий, показывая вместе, что и Бог особенно желает этого, потому что молящиеся и благодарящие за других тем более сделают то и другое в отношении к себе самим. Кроме того, (апостол) научает их и смиренномудрию и возбуждает к более горячей любви. В самом деле, если он сам, будучи несравненно выше их, приписывает свое спасение их молитвам, и дар, полученный им от Бога, их ходатайству, то подумай, как они должны были смиряться и уничижаться. Заметь здесь еще и то, что когда Бог и по милости дарует что-нибудь, и здесь молитва много содействует. Так, хотя в начале послания (Павел) приписал спасение свое щедротам Божиим: "Бог щедрот, - говорит, - избавил нас" [Бог щедрот, говорит, той избавил ны есть], но здесь приписывает он и молитвам. Так и раба, который должен был десять тысяч талантов, тогда только помиловал господин его, когда тот упал к ногам его, хотя и сказано, что "умилосердившись, долг простил ему" [милосердовав прости его] (Мф. 18: 24, 26). Равно и хананейской жене (Господь) не прежде даровал здравие дочери ее, как после долгого и неотступного ее моления и терпения, хотя и по милости только исцелил ее (Мф. 15: 22-28). Отсюда мы научаемся, что и тогда, когда хотим милости от Бога, должны прежде показать себя достойными этой милости, потому что хотя Он и милостив, однако ищет достойных, и не без разбора разделяет Свои милости всем, даже и ожесточенным. "кого помиловать, - говорит, - помилую, кого пожалеть - пожалею [Помилую, егоже аще помилую, и ущедрю, его же аще ущедрю] (Исх. 33: 19; Рим. 9: 15). Смотри, что и здесь говорит (апостол): "при содействии и вашей молитвы за нас" [споспешествующим и вам молитвою]. Не все и им приписывает, чтобы не довести их до надменности, но и не совсем лишает их заслуги, чтобы возбудить их усердие, сделать их ревностнейшими и привести их в союз любви между собою. Потому и сказал: "вам даровал Бог спасение мое", что часто единодушная и согласная молитва многих преклоняет Бога. Потому и пророку Ионе сказал Он: "Мне ли не пожалеть Ниневии, города великого, в котором более ста двадцати тысяч человек?" [Аз же не пощажду ли града сего, в немже живут множайшии, неже дванадесять тем человек] (Ион. 4: 11). А чтобы ты не подумал, что только на множество взирает (Бог), говорит: "Ибо, хотя бы народа у тебя, Израиль, [было] столько, сколько песку морского, только остаток его обратится" [аще будет число Израиля, яко песок морский, останок спасется] (Ис. 10: 22). Почему же спас ниневитян? Потому что здесь не множество только было, но множество обратившихся к добродетели: "каждый обратился от злого пути своего" [возвратися во кийждо от пути своего лукаваго] (Ион. 3: 8), и Спасающий их сказал, что они "не умели отличить правой руки от левой" [не познаша десницы, ниже шуйцы] (Ион. 4: 11). Отсюда ясно, что и грешили они прежде более по неведению, нежели по развращению; это оправдывается и тем, что они немногих слов послушались и покаялись. Если же довольно было двенадцати тем для их спасения, то что и прежде препятствовало спасти их? И почему не сказал Бог пророку: "Я ли не пощажу град сей, столь искренно покаявшийся", а выставляет на вид эти десятки тысяч? Ужели напрасно сказано так? Нет! Покаяние их известно было пророку, а число и простота их не были известны. Итак, отовсюду (апостол) старается научить коринфян смиренномудрию, потому что и множество имеет силу только тогда, когда оно соединено с добродетелью.
То же самое и в другом месте подтверждает Писание, говоря: "церковь прилежно молилась о нем Богу" [молитва же бе прилежна, бываемая от Церкве к Богу о нем] (Деян. 12: 5). Молитва эта была так сильна, что, несмотря на то, что и двери темницы были заперты, и узы связывали апостола, и с обеих сторон около него спали стражи, извела его из темницы и освободила от всех этих опасностей. Но насколько сильно множество в соединении с добродетелью, настолько же ничтожно, когда оно исполнено нечестия. Так и те израильтяне, о которых говорит пророк (Ис. 10), что "народа у тебя, Израиль, [было] столько, сколько песку морского" [число их было яко песок морский], все погибли. Равно и во дни Ноевы много, даже бесчисленное множество было людей; однако это не принесло им никакой пользы, потому что одно множество само по себе не имеет никакой силы, но сильно только в соединении с добродетелью. Итак, будем тщательно сходиться на молитву и станем молиться друг за друга, как коринфяне за апостолов. Делая это, мы и заповедь исполним, и в любви преуспеем (когда же я называю любовь, то разумею здесь все добродетели), и научимся усерднее благодарить Бога. Ведь кто за благодеяния, оказанные другим, благодарит Бога, тот тем более будет благодарить Его за свои. Так поступал и Давид, который говорит: "Величайте Господа со мною, и превознесем имя Его вместе" [возвеличите Господа со мною, и вознесем имя Его вкупе] (Пс. 33: 4). Того же требует везде и апостол. То же и мы должны делать - проповедовать пред всеми благодеяния Божии, чтобы всех возбудить к прославлению Бога. Если, возвещая всем благодеяния, получаемые от людей, мы сильнее располагаем их к себе, то тем более, возвещая всем благодеяния Божии, мы привлечем на себя большее Его благоволение. И если, будучи облагодетельствованы людьми, побуждаем и других благодарить своих благодетелей, то тем более благодарящих за нас должны приводить к Богу. И если Павел так делает, сам имея великое дерзновение к Богу, то тем более мы должны так делать.
5. Итак будем молить святых, чтобы они благодарили за нас Бога, и сами будем делать то же друг за друга. Правда, это преимущественно долг священников, как дело особенной важности. Приступая к Богу, мы прежде приносим благодарение за вселенную и за общие блага. Если же всех вообще касаются благодеяния Божии, то в числе всех и ты получил спасение. Поэтому, один ли ты получил благодеяние, ты должен благодарить за всех, все ли вместе получили его, справедливо можешь благодарить за себя. Так, хотя Господь и не для тебя одного, а для всех возжег солнце, однако и ты пользуешься им столько же, сколько и все видят, так что и ты обязан такою же благодарностью Богу, какую должны воздавать Ему все вместе. Потому справедливо и ты должен благодарить и за общие благодеяния, равно как и за добродетели других людей, так как и за добродетели других мы получаем многие блага. Так, если бы хотя десять праведников нашлось в городах Содомских, они не потерпели бы того, что потерпели. Потому и за дерзновение, какое другие имеют у Бога, будем благодарить Бога. Это – древний закон, свыше насажденный в церкви. Так и Павел благодарит Бога за римлян, за коринфян и за всю вселенную. Не говори же мне теперь: "Это не мое дело". Хотя бы и не твое было, и тогда ты должен благодарить, потому что это сочлен твой. Притом же ты делаешь его своим посредством (общего) славословия, и, таким образом, становишься участником в наградах, и сам получишь благодать.
Вот почему законы церковные повелевают творить молитвы не только за верных, но и за оглашенных. Так, церковный закон побуждает верующих молиться и за не посвященных еще в таинства веры. Когда диакон говорит: "о оглашенных усердно помолимся", он делает не что иное, как возбуждает весь народ верных к молитвам о них, хотя оглашенные еще и чужды верующим, так как не принадлежат еще к телу Христову, еще не имеют общения в таинствах, еще отделены от стада духовного. Если же о них должно молиться, то тем более мы должны молиться о наших членах. Для того и говорит: "усердно помолимся", чтобы ты не отринул их как чуждых, не забыл как чужестранцев. Они еще не получили заповеданной и данной Христом молитвы, еще не стяжали дерзновения, но имеют нужду в помощи посвященных в таинства. Они еще стоят вне царских чертогов, далеко от священной ограды. Поэтому они и высылаются, когда приносятся те страшные молитвы. Потому диакон и приглашает тебя молиться за них, чтобы они сделались твоими членами, и не были уже чужестранными и отчужденными: слово "помолимся" обращается не к священникам только, но относится вместе и к народу; когда говорит диакон: "станем добре, помолимся", то приглашает этими словами всех к молитве. Потом, начиная прошение, говорит: "да всемилостивый и щедрый Бог услышит моления их". Чтобы ты не сказал: "К чему нам молиться? Они чужды нам, еще не соединены с нами - как я могу умолить Бога? Как могу преклонить Его, чтобы явил им милость Свою и простил их?", чтобы ты не смущался такими вопросами, смотри как он разрешает твое недоумение, говоря: "да всемилостивый и щедрый Бог". Слышишь ли: "всемилостивый Бог"! Не сомневайся же более, потому что всемилостивый всех милует – и грешников и друзей. Итак, не говори: "Как за них приступлю к Богу? Сам услышит моления их". В молитве же об оглашенных о чем лучше молиться, как не о том, чтобы им не оставаться навсегда оглашенными? Далее показывает и самый образ молитвы. Какой же? "Да отверзет уши сердец их", которые заключены еще и ожесточены. Впрочем, не о чувственных ушах здесь говорится, но об умственных. "Да услышат, чего не видел глаз, не слышало ухо, и не приходило на сердце человеку" [Да услышат, яже око не виде и ухо не слыша, и на сердце человеку не взыдоша] (1 Кор. 2: 9). Они еще не слышали неизреченных тайн, потому что стоят вдали и отдельно от верных, а если и слышат что, то не разумеют слышанного, поскольку здесь не довольно одного слышания, но требуется еще и большое разумение; а они не имеют еще внутреннего слуха. Вот почему для них и испрашивается пророческий дар. И пророк так же говорит о себе: "Господь Бог дал Мне язык мудрых, чтобы Я мог словом подкреплять изнемогающего" каждое утро Он пробуждает, пробуждает ухо Мое, чтобы Я слушал [Бог дает мне язык научения, еже разумети, егда подобает рещи слово, зане сам отверзает уста мои, даде ми рано, приложими ухо, еже слышати] (Ис. 50: 4). Подобно тому, как пророки иначе слышали, нежели другие люди, так и верные иначе слышат, нежели оглашенные. Отсюда и оглашенный научается не от людей ожидать научения и отверзтия слуха ("не называйтесь, - говорит, - учителями [не нарицайте, говорит, учителя на земли] – (Мф. 23: 8), но свыше – с небес: "И все … будут научены Господом [будут вси научены Богом] (Ис. 54: 13). Потому (диакон) и говорит далее: "огласит их словом истины", т.е., чтобы излил истину в сердца их, потому что они еще не знают слов истины так, как должно знать. "Да всеет страх свой в них". Однако, этого еще недостаточно, потому что одно семя пало при пути, а другое на камне.
6. А мы не того просим. Мы просим, чтобы как плуг разверзает борозды на тучной земле, так было бы и здесь, т. е., чтобы обновленные приняли в глубину сердца всеянное слово и верно сохраняли все слышанное. Поэтому диакон и присовокупляет: "и утвердит веру свою в сердцах их", т. е., чтобы она оставалась не на поверхности, а пустила свой корень в глубину. "Да откроет им евангелие правды". Здесь он указывает на двоякое покрывало: одно, которое покрывает умственные их очи; другое, которым закрыто от них Евангелие. Вот почему прежде просил он: "да отверзет уши сердец их", теперь же просит: "да откроет им евангелие правды", т. е., да соделает их мудрыми и способными к принятию его, да научит их и посеет семена Евангелия. Иначе, хотя они и будут способны, но если Бог не откроет им, не получат от того никакой пользы. И обратно: хотя бы и открыл Бог, но если они не примут открытого, опять угрожает та же опасность. Вот почему мы и просим того и другого - чтобы и сердца отверз, и Евангелие открыл. Так, и царское украшение ничего не представляет для глаз, хотя бы на него и смотрели, если оно закрыто, равно как и наоборот, нет никакой пользы и от того, что оно открыто, если не будут смотреть на него глаза. Но то и другое может быть достигнуто, когда (люди) сами наперед пожелают того. Какое же это "Евангелие правды"? То, которое делает людей праведными. Чрез то он возбуждает в них желание крещения, показывая, что это Евангелие не только разрешает от грехов, но и делает праведными. "Да даст им ум божественный, целомудренный помысл и добродетельное жительство". Пусть выслушают это те из верных, которые прикованы к житейским заботам. Если для непосвященных еще нам повелевается просить этого, то подумай, каковы должны быть мы, которые просим этого для других? Жизнь наша должна быть сообразна с Евангелием. Вот почему и порядок молитвы от догматов идет к жизни. А именно, сказав: "да откроет им Евангелие правды", прибавляет: "да даст им божественный ум". Что значит "божественный"? Значит, чтобы Бог обитал в нем, как и говорится: "и поставлю жилище Мое среди вас … и буду ходить среди вас [вселюся в них, и похожду] (Лев. 26: 12). Когда ум бывает чист, когда совлекается грехов, тогда он делается домом Божиим. Когда же Бог вселяется в него, то уже ничего не остается в нем человеческого. И таким образом он делается божественным, все вещающим от Бога, как дом живущего в нем Бога. Отсюда очевидно, что срамословящий не имеет божественного ума; равно как и любящий веселье и смех. "Целомудренный помысл". Что же значит – иметь "целомудренный помысл"? Значит – стяжать здравие душевное. Тот, кто одержим наклонностью ко злу и прилепился к настоящим благам, не может быть назван целомудренным, т. е. здравым. И как больной желает и вредного себе, так и этот. "И добродетельное жительство" - потому что догматы веры требуют от нас добродетельной жизни. Выслушайте это те, которые приходите к крещению при конце жизни. Мы молимся, чтобы вы после крещения имели и доброе жительство; а ты всячески стараешься, чтобы умереть, не имея добродетельной жизни. Положим, что ты и получишь оправдание, но одною верою; а мы просим, чтобы ты и делами заслужил дерзновение пред Богом. "Всегда Божие мыслити, Божие мудрствовати и об угождении Ему пещися". Целомудренного помысла и добродетельной жизни мы просим тебе не на один день, не на два и не на три, но на целую жизнь, и, как основания всех благ, просим у Бога, чтобы ты угодное Ему мудрствовал. Многие ведь ищут своего, а не того, что угодно Иисусу Христу (Филип. 2:21). Как же это может быть? Ведь к молитве должно присоединяться и собственное старание, если мы будем пребывать в законе Его день и ночь. Потому и в прошении далее говорит: "в законе Его пребывати". И как выше он сказал – "всегда", так и здесь говорит: "день и ночь". Вот почему я и стыжусь за тех, которые едва и один раз в год показываются в церкви. В самом деле, какое могут иметь оправдание те, которым заповедано день и ночь не просто заниматься законом, но пребывать, т. е. возрастать и жить в нем, и которые, между тем, даже малейшей части жизни не посвящают на то, чтобы помнить заповеди Его и хранить оправдания Его?
7. Видишь ли, какая здесь превосходная цепь, и как каждое звено ее тесно связано и согласовано с другим крепче и красивее всякой золотой цепи? В самом деле, после прошения о даровании божественного ума, сказывает, как и стяжать его. Как же? Заботясь всегда об угождении Ему. А это как? Путем непрестанного внимания к закону Божию. Как же могут увериться в этом люди? Если будут хранить заповеди Его. Вернее же сказать, от внимания к закону Божию является и соблюдение заповедей, подобно тому как от мудрствования по Боге и стяжания божественного ума рождается забота и попечение об угодном Ему. Каждая из сказанных добродетелей такую имеет силу, что и создает другую и сама созидается от нее, поддерживает другую и сама поддерживается от нее. "Еще прилежнее помолимся о них". Так как продолжительное слово обыкновенно утомляет душу, то он опять возбуждает ее. Он намеревается просить чего-то великого и высокого, почему и говорит: "еще прилежнее помолимся о них". Чего же именно? Да "избавит их от всякого злого и несовместного дела". Здесь мы просим, чтобы Господь не допустил их впасть в искушение и избавил от всякого навета – телесного и духовного. Потому и присовокупляет еще: "от всякого греха диавольского, и от всякого нападения противника", указывая этим на искушения и грехи.
Грех весьма близок к нам, отовсюду окружает нас – и спереди и сзади, и потому легко низлагает нас. Так как выше он говорил о том, что нам должно делать с своей стороны, т. е. пребывать в законе Божием, помнить заповеди Его, хранить оправдания Его, то теперь наконец убеждает, что всего этого недостаточно, если сам Бог не будет присутствовать с нами и помогать нам. "Если Господь не созиждет дома, напрасно трудятся строящие его" [Аще бо не Господь созиждет дом, всуе трудишася зиждущии] (Пс. 126 :1); и особенно это невозможно для тех, которые еще подчинены диаволу и находятся под его властью. Вы, посвященные в таинства, знаете уже это. Итак, припомните те слова, которыми вы отрекались владычества диавола, когда с преклонением колен добровольно прибегли к Царю своему, произнося те страшные слова, научающие нас ни в чем и никогда не слушаться диавола. Называет же его противником и диаволом, т. е. клеветником, потому, что он клевещет и на Бога людям, и на нас Богу, и нам самим друг на друга. Так он клеветал некогда Богу на Иова, говоря: "разве даром богобоязнен Иов?" [еда ту не чтит Иов Господа] (Иов. 1:10). И опять Иову на Бога: "огонь Божий упал с неба" [огнь спаде с небесе] (1:16). Подобным образом он клеветал Адаму на Бога, когда говорил, что отверзутся очи их (Быт. 3: 5). И ныне многим из людей клевещет, говоря: "Не промышляет Бог о мире, но вверил вашу судьбу демонам". Также многим из иудеев клеветал он на Христа, называя его льстецом и волхвом. Может быть кто пожелает знать, как он действует на человека? Когда не находит в человеке ума божественного и души целомудренной; когда человек забывает заповеди Божии и не хранит оправданий Божиих, тогда диавол уводит его в плен. Так, если бы Адам помнил заповедь, гласящую: " от всякого дерева в саду ты будешь есть" [от всякаго древа снеси] (Быт. 2: 16), если бы сохранил повеление, которое говорит: "в день, в который ты вкусишь от него, смертью умрешь" [в онь же аще день снесте, смертию умрете] (ст. 17), то не потерпел бы того, что потерпел. "Да сподобит их во время благопотребно бани пакибытия, оставления грехов". Мы просим и настоящего и будущего; и рассуждаем о купели (крещения), и показываем им в прошении силу ее. В самом деле, прошение дает им ясно разуметь, что дело в возрождении, и что мы, как рождаемся из утробы матери, так возрождаемся от воды, - чтобы кто из них не сказал с Никодимом: "Как может человек родиться, будучи стар? Неужели может он в другой раз войти в утробу матери своей и родиться?" [како можем кто родитися стар сый? Еда может внити во утробу матери своея, и паки родитися] (Иоан. 3: 4). Так как он сказал об оставлении грехов, то далее удостоверяет в истине этого, говоря: "и одежды нетления", потому что кто усыновляется Богу, тот, очевидно, уже делается и нетленным. Что же значит: "во время благопотребно"? Когда, т. е., готовящийся к крещению хорошо расположил себя, когда с усердием и верою приступает к принятию его, потому что для верующего такое время и есть благопотребное. "Да благословит входы их и исходы, все житие их". Здесь дозволяется им просить и телесных благ, как слабым еще в вере. "Домы их и живущих в них", т. е. слуг их, сродников и других близких к ним, кого имеют. Все это было в числе наград в ветхом завете, и ничто не казалось столь страшным, как вдовства, бесчадие, преждевременная смерть, голод, неуспех в делах. По этой-то причине церковь на время дозволяет и оглашенным просить телесных благ, понемногу возводя их к совершенству. Так делает и Христос, делает и Павел, приводя на память своим ученикам данные древним благословения. Так Христос говорит: "Блаженны кроткие, ибо они наследуют землю" [блажени кротцыи, яко тии наследят землю] (Мф. 5: 5). А Павел: "Почитай отца твоего и мать … и будешь долголетен на земле" [чти отца твоего и матерь твою: и будеши долголетен на земли] (Еф. 6: 2, 3)..
8. "Да умножив чада их, благословит, и в меру возраста привед, умудрит". Здесь опять (просит) и телесного и духовного, как еще несовершенным. Далее же только духовного: "да направит все предлагаемое на пользу им", не просто предлагаемое, но на пользу. Так, часто предлагается, напр., путешествие, но не приносит пользы; или что-нибудь другое подобное, но так же без пользы. Отсюда они научаются за все благодарить Бога, потому что все направляется к их пользе. После всего этого наконец (диакон) повелевает им восстать. Доселе он держал их как бы поверженными на земле; по испрошении же им вышесказанных благ, когда они и сами получили дерзновение и веру, он восставляет их от земли и повелевает и самим уже приносить молитвы к Богу. Сперва мы просим за них, потом и им повелеваем просить за себя, отверзая им двери молитвы, подобно тому, как детей сперва мы учим говорить, а потом им самим велим за нами говорить. Так мы говорим: "ангела мирна просите оглашеннии". Есть ангел мучитель, как говорит Писание: "посольство злых ангелов" [послание ангелы лютыми] (Пс. 77: 50). Есть также ангел губитель (2 Цар.24 :16). Поэтому и повелеваем им просить ангела мирного, и вместе научаем их прежде всего искать мира, как союза всех благ, чтобы они были свободны от всякой вражды, всякой брани и всяких распрей. [Мирна вся прилежаша вам], - потому что и тяжкое при посредстве мира делается легким. Вот почему и Христос сказал: "Мир Мой даю вам" (Иоан. 14: 27). Подлинно, ничто не доставляет диаволу столь сильнаго оружия, как раздоры, вражды и брани. "Настоящаго дне мирна и вся дни жизни вашея просите". Видишь, как опять всю жизнь повелевает проводить добродетельно. "Христианской вашей кончины; а наипаче всего доброго и полезного", - так как что не хорошо, то и не полезно. У нас другое понятие о полезном, нежели какое имеет большая часть людей. "Сами себе живому Богу и Христу Его предадите". Мы еще не требуем от них, чтобы они молились за других, но считаем достаточным, если они и о себе могут молиться. Видишь ли полноту и совершенство молитвы, объемлющей и догматы веры и правила для жизни? В самом деле, когда говорим о Евангелии, об одежде нетления, о бане пакибытия, то называем все догматы; когда же говорим о божественном разуме, целомудренном помысле и о прочем вышеуказанном, то указываем этим на жизнь. Вслед затем мы повелеваем им преклонить главы в знак того, что молитвы их услышаны, и Бог благословляет их. Подлинно, не человек благословляет, но рукою и устами человека мы подклоняем главы предстоящих Царю небесному, и тогда все взывают: "Аминь". Для чего же все это говорил я? Для того, чтобы научить, что мы должны искать пользы других; чтобы не думали верные, что их нисколько не касаются молитвы об оглашенных. Не стенам же ведь говорит диакон: "о оглашенных помолимся". Несмотря на то, некоторые до того несмысленны, безумны и рассеянны, что не только во время молитвы оглашенных, но и во время молитвы верных стоят и разговаривают. Вот отчего у нас все не в порядке, вот отчего все идет к погибели - оттого, что мы и тогда, когда более всего должно умилостивлять Бога, прогневляем Его, и так уходим из церкви. Нам повелевается здесь, в присутствии верных, молить человеколюбца Бога о епископах, о пресвитерах, о царях, о властях, о земле и море, о воздухах, о всей вселенной. Итак, если мы, которые должны иметь дерзновение молиться о других, не молимся и о себе с должным вниманием, то какое будем иметь оправдание, какое извинение? Потому, размысливши обо всем этом, прошу помнить время молитвы, быть возвышеннее духом, отрешаться от земли и воспарять в самые выси небесные, да возможем умилостивить Бога и получить обетованные блага, которых и да сподобимся все мы достигнуть благодатью и человеколюбием Господа нашего Иисуса Христа, с Которым Отцу со святым Духом слава, держава, честь, ныне и присно, и во веки веков. Аминь.