1. Есть смерть телесная, есть и духовная. Подвергнуться первой – не грешно и не страшно, потому что это – дело природы, а не доброй воли; явившись вследствие первого грехопадения, смерть телесная потом сделалась необходимой для нашей природы, хотя и она скоро упразднится. Другая же смерть – духовная, – так как происходить от доброй воли, подвергает ответственности и не имеет никакого извинения. Но посмотри, как Павел, – показав прежде самым ясным и убедительным образом, что исцелить умерщвленную (грехами) душу гораздо труднее, чем воскресить мертвого, – теперь опять говорит об этом великом (деле человеколюбия Божьего), и излагаешь его следующим образом. "И вас", – говорить он, – "мертвых по преступлениям и грехам вашим, в которых вы некогда жили, по обычаю мира сего, по воле князя, господствующего в воздухе, духа, действующего ныне в сынах противления". Замечаешь ли ты кротость Павла, с какой он увещевает слушателя, нисколько не устрашая его? Сказавши, что вы дошли до крайней степени зла (а быть мертвым это именно и значить), он затем, чтобы не слишком опечалить их (так как люди обыкновенно смущаются, если им выставляют на вид их прежние преступления, будь это преступления гибельные, или не заключающие в себе ничего особенно опасного), указывает им на помощника (который содействовал им дойти до такой степени зла), и на помощника сильного; и это делает с той целью, чтобы они не подумали, будто они одни во всем виноваты. Кто же этот помощник? Дьявол. Подобным же образом (апостол) поступает и в послании к Коринфянам. Сказав: "Не обманывайтесь: ни блудники, ни идолослужители", и затем перечислив и других грешников и прибавив: "Царства Божьего не наследуют", потом говорить: "И такими были некоторые из вас". Не сказал просто: "были", но: "были некоторые", т. е. такими когда-то и вы были.
Тут сильно восстают па нас еретики, которые утверждают, что все это должно быть приписано Богу, и, не удерживая необузданного своего языка, усваивают Богу то, что составляет дело одного дьявола. Чем же мы заградим их уста? Их же словами. Вы признаете же (скажем мы), что Бог правосуден; если же Он это сделал, то это не только не свидетельствует о Его правосудии, а напротив показывает крайнюю несправедливость и беззаконие. А беззаконным, без сомнения, Бог никогда не мог быть. Почему (апостол) называет дьявола князем этого века? Потому, что природа человеческая почти всецело предалась ему и все служат ему добровольно и намеренно. Христу, хотя Он обещает бесчисленные блага, никто не внимает; а ему, – хотя он ничего подобного не обещает, а напротив препровождает в геенну, – повинуются все. Он властвует в этом веке, у него слуг больше, нежели у Бога, и ему, за исключением немногих, охотнее повинуются, чем Богу; и все это происходить от нашей беспечности. "По воле князя", – говорит, – "господствующего в воздухе, духа". Это говорить (апостол) с тем, чтобы показать, что (дьявол) обитает в поднебесной, что духи воздушные суть бестелесные силы, которые и помогают ему в его действиях. А что власть его (дьявола) есть власть временная (ή αρχή αιώνιος), т. е. что она прекратится вместе с настоящим веком, – послушай, что говорить об этом (апостол) в конце послания. "Потому что наша брань не против крови и плоти, но против начальств, против властей, против мироправителей тьмы века сего" (Εф. 6:12). Для того же, чтобы, услышав, как (апостол) именует (дьяволов) миродержителями, ты не почел их несотворенными, он прибавляет: "тьмы века". Также и в другом месте, где вовсе нет и речи о творениях, он называет развращенное время "лукавого века" (Гал. 1:4). Мне кажется, что, будучи начальником в поднебесной (прежде, до падения), дьявол не лишился этого начальства и по падении. "Действующего", – говорит, – "ныне в сынах противления". Видишь ли, что не насильно, не тирански как-нибудь, но чрез убеждение он привлекает к себе? Указывая на "противление" (απείθεια), (апостол) как бы хочет сказать, что (дьявол) увлекает всех лестью и убеждением. И не этим только (апостол) ободряет, что указывает на сообщника их, но и тем, что самого себя поставляет вместе с ними. "Между которыми", – говорит, – "и мы все жили некогда"; "все", потому что нельзя сказать, чтобы хоть кто-нибудь составлял исключение. "По нашим плотским похотям, исполняя желания плоти и помыслов, и были по природе чадами гнева, как и прочие", т. е., не помышляя ни о чем духовном. Но чтобы кто-нибудь не стал подозревать, что это говорится с намерением клеветать на плоть и чтобы не подумал, что вина её в этом слишком уже велика, смотри, как (апостол) предупреждает: "исполняя", – говорит, – "желания плоти и помыслов", т. е. увлекаясь похотями и удовольствиями. Раздражили, говорить затем (апостол), мы Бога, прогневали Его, – стали только предметом гнева (Божьего), и ничем другим. Как дитя человеческое, уже по своей природе, бывает человеком, точно так же и мы были чадами, гнева. "Как и прочие". Значить, никто не был свободен (от гнева), но все мы, по делам своим, были достойны гнева. "Бог, богатый милостью" (ст. 4); не просто говорить: милостив, но: "богатый"; подобным образом и в другом месте говорится: "по множеству милости Твоей" (Пс. 68:17), и еще: "Помилуй меня по великой милости Твоей" (Пс. 50:1). "По Своей великой любви, которою возлюбил нас" (ст. 4). Здесь указывает (апостол) на источник любви (Божьей) к нам. Все наши дела были достойны не любви, а гнева и жесточайшего наказания; значит: (если Он возлюбил нас, то единственно) по великой своей милости. "И нас, мертвых по преступлениям, оживотворил с Христом" (ст. 5); опять посредник – Христос, и следовательно дело это вполне верно. Если начаток жив, – и мы (будем живы); если Бог Его оживотворил, – (оживотворить) и нас.
2. Видишь ли, что все это (апостол) говорил о Христе во плоти? Видишь ли переизбыточествующее "величие могущества Его в нас, верующих"? Он оживил тех, которые были мертвы, которые были чадами гнева. Видишь ли "надежда призвания"? "Воскресил с Ним, и посадил на небесах" (ст. 6). Видишь ли славу достояния Его? Да, скажешь ты; что Он воскресил нас, это ясно; а чем доказывает (апостол) то, что Он посадил "посадил нас на небесах во Христе Иисусе" (ст. 6)? Тем же, чем (доказывает то, что Он) воскресил. Никто бы и никогда бы не восстал, если бы не воскресла Глава; а когда Глава наша воскресла, воскрешены и мы, – подобно тому, как, когда кланялся Иосифу Иаков, кланялась и жена. Точно таким же образом Он нас и посадил. Когда Глава сидит, сидит вместе и тело. Потому-то (апостол) и прибавил: "во Христе Иисусе". Или, – если посмотреть на это с другой стороны, – Он воскресил нас чрез купель крещения; как же после этого Он посадил? "Если терпим", – говорит (апостол), – "то с Ним и царствовать будем" (2 Тим. 2:12). Если вместе умерли, вместе и оживем. Подлинно, нужен дар Духа и откровения, чтобы уразуметь глубину этих тайн! Потом, чтобы ты не остался неверующим, смотри, что он присоединяет: "Дабы явить в грядущих веках преизобильное богатство благодати Своей в благости к нам во Христе Иисусе" (ст. 7). Так как прежде он говорил все о Христе, и во всем сказанном прямо относящегося к нам не было ничего, – что, скажешь ты, в самом деле, нам оттого, что Христос воскрес? – то, показав предварительно, что это должно относиться и к нам, – потому что Спаситель соединен с нами, – теперь Он говорить о том, что собственно к нам относится: "и нас, мертвых по преступлениям воскресил с Ним, и посадил". Итак, как я говорил, веруй (что Он посадил нас с Собою), убеждаясь в этой истине тем, что сказано было прежде, тем, что сказано о Главе, и тем еще, что Он хочет проявить к нам свою благость. Как, в самом деле, Он проявить ее, если этого нет (т. е., если Он не посадил нас с Собою)? И "дабы явить в грядущих веках". Что же явить? Что блага уготованные Им и велики и совершенно достойны веры. Теперь эти блага кажутся для неверных несбыточными; а тогда все их узнают. Если желаешь узнать и то, как Он посадил нас, послушай, что сам Христос говорить ученикам: "сядете и вы на двенадцати престолах судить двенадцать колен Израилевых" (Мф. 19:28); и в другом месте: "но дать сесть у Меня по правую сторону и по левую – не от Меня зависит, но кому уготовано Отцом Моим" (Мф. 20:23). Итак, это уже уготовано. И хорошо сказал (апостол): "В благости к нам во Христе Иисусе". Воссесть одесную – это честь высшая всякой чести, за которой нет уже другой. Говоря это (т. е. "в благости к нам"), (апостол) показывает, что и мы воссядем. Сидеть с Христом это поистине невыразимое богатство, это подлинно преизобилующее величие силы Его! Если бы ты имел тысячи душе, неужели ты не положил бы их за это? Если бы потребовалось идти в огонь, не следовало ли бы быть совершенно готовым и на это испытание? Сам (Христос) говорит: "Которых Ты дал Мне, хочу, чтобы там, где Я, и они были со Мною" (Иоан. 17:24; сн. 12:26). За такую честь если бы каждый день приходилось быть рассекаемую, то не должно ли было бы и это переносить с радостью? Подумай, где восседает Он? "Превыше всякого Начальства, и Власти". А с кем вместе ты воссядешь? С Ним. Но кто же ты? Мертвый, – по естеству чадо гнева. Что ты сделал правого? Ничего. Теперь, поистине, благовременно воскликнуть: "О, бездна богатства и премудрости и ведения Божьего!" (Рим. 11:33)! "Ибо благодатью", – говорит (апостол), – "вы спасены" (ст. 8). Чтобы величие благодеяний не надмило тебя, смотри, как он тебя смиряет, говоря: "благодатью вы спасены". Но чтобы не уничтожить и твоего участия, он прибавляет и то, что требуется от нас ("через веру"). Потом снова как бы уничтожает это наше свободное участие, когда говорит: "И сие не от вас". И вера, говорит он, не от нас; если бы (Христос) не пришел, если бы Он не призвал нас, как бы мы могли уверовать? "Как веровать в Того", – сказано, – "о Ком не слыхали?" (Рим. 10:14)? Таким образом, и вера – не наше достояние: "Божий", – говорит, "дар не от дел" (ст. 9). Вера, говорить (апостол), недостаточна для спасения; но чтобы не спасать нас без всякого нашего участия, Бог требует её от нас. Сказал, что вера спасает, но (не сама собою, а) через Бога; Бог хочет, и вера спасает. Скажи мне: как спасет тебя вера без дел? Она сама – дар Божий, "Чтобы никто не хвалился" (ст. 9), а всякий напротив сделается благодарным к благодати. Итак, спросишь ты, (апостол) сам запретил снискивать оправдание делами? Вовсе нет! Он говорит только, что дела никого не оправдают, и говорить это для того, чтобы показать благодать и человеколюбие Божье. Имеющих за собою дела (Бог) не отвергает от Себя, но тех, которые погибли бы и с делами, Он спасает благодатью, так что после этого решительно никто не имеет права хвалиться.
3. Затем, чтобы, услышав, что "не от дел", но верой совершается (наше спасете), ты не остался беспечен, посмотри, что далее говорить (апостол): "Ибо мы – Его творение, созданы во Христе Иисусе на добрые дела, которые Бог предназначил нам исполнять" (ст. 10). Заметь, что сам он проповедует: он намекает здесь на воссоздание. Действительно, (наше спасение есть) второе творение: (через искупление) мы точно из небытия приведены к бытию. В том состоянии, в каком мы были прежде, т. е. в состоянии ветхого человека, мы были мертвы; теперь же сделались тем, чем прежде не были. Значит, это дело есть действительно творение, и притом творение, гораздо превосходнейшее первого. Тем творением мы призваны к жизни, этим же сделаны способными к жизни доброй. "На добрые дела, которые Бог предназначил нам исполнять", – то есть, от нас требуется добродетель постоянная, продолжающаяся до последнего часа жизни. Если бы мы, предприняв путешествие в царскую столицу и совершив большую его часть, вдруг потом разленились и остановились, не окончив пути, то такое путешествие не принесло бы нам никакой пользы. Точно также "надежда призвания" не может доставить нам, участвующим в этом уповании, какой-либо пользы, если мы не станем ходить достойно Призвавшего. Мы, призванные на дела благая, должны и пребыть в них, доколь не совершим всех их. Не для того, без сомнения, мы призваны, чтобы совершить одно какое-либо доброе дело, но чтобы (совершить) все. Подобно тому, как у нас есть пять чувств и всеми ими мы должны пользоваться надлежащим образом, так точно должны совершать и все добродетели. Если кто целомудрен, но не милостив, или милостив, но лихоимец, или хоть и не берет чужого, но не раздает и своего, – для такого все напрасно. Одна какая-нибудь добродетель не даст нам права с дерзновением предстать престолу Христову; для этого нужны многие, разнообразным и разнородные добродетели, или вернее, все добродетели. Послушай, что Христос сказал ученикам своим: "Итак идите, научите все народы, уча их соблюдать все, что Я повелел вам" (Мф. 28:19); и в другом месте: "Итак, кто нарушит одну из заповедей сих малейших, тот малейшим наречется в Царстве Небесном" (Мф. 5:19), т. е. в воскресении. Значить, такой не войдет в царство, – потому что Он обыкновенно время воскресения называет царством. "Итак, кто нарушит", – говорит, – "одну из заповедей, тот малейшим наречется". Следовательно, нам нужно соблюдать все (заповеди).
Смотри; без милосердия нельзя войти (в царствие небесное), и мы отойдем в огонь, если у нас не будет доставать хоть одной этой добродетели. "Идите от Меня", – скажет (Спаситель), – "проклятые, в огонь вечный, уготованный дьяволу и ангелам его" (Мф. 25:41). Почему же и за что это? "Ибо алкал Я, и вы не дали Мне есть; жаждал, и вы не напоили Меня" (ст. 42). Видишь ли, Он ни в чем другом не обвиняет их, и за одно только это (отсутствие милосердия) они погибают? И (юродивые) девы за одно только это были изгнаны из чертога; хотя они имели целомудрие, но так как у них недоставало милосердия, то они и не были допущены в чертог. "Старайтесь иметь мир", – заповедуется, – "со всеми и святость, без которой никто не увидит Господа" (Евр. 12:14). Итак, помни же, что без целомудрия нельзя узреть Господа, хотя не всегда это можно и при целомудрии, потому что другое что-нибудь может воспрепятствовать. Но (вы скажете): мы все исполнили, только не оказывали помощи ближнему; неужели же за одно это мы не войдем в царствие? Откуда это видно? (Из притчи) о рабах, которым вверены были таланты. Они выполняли все добродетели, не опускали ни одной; но так как (один) был ленив, и не заботился о преумножении, то за это справедливо был изгнан. Есть указание и на то, что за одно только злословие будут ввергнуты в геенну. "Кто скажет", – сказано, – "своему брату: `безумный', подлежит геенне огненной" (Мф. 5:22). Пусть иной сохранил все заповеди, но был только досадителем, и такой не войдет (в царствие Божье). И пусть никто не обвиняет Бога в строгости за то, что Он так согрешающих лишает небесного царствия. Ведь и у людей, если кто совершить что-нибудь противозаконное, то уже царю на глаза не допускается, хотя бы он преступил одно какое-нибудь постановление, – например, если произнесет несправедливый приговор на кого-либо в суде, он теряет власть свою; если сблудит и будет взять на месте преступления, он уже обесчещен и, хотя бы совершил тысячу деле законных, погибает; если совершить убийство и будет уличен в этом, и этого одного вполне достаточно, чтобы подвергнуть его строгому наказанию. Если же человеческие законы охраняются так строго, то не гораздо ли больше (должны охраняться) законы Божьи? Но Бог благ, скажешь ты. О, до каких пор мы будем произносить эти безрассудные слова? Безрассудным я называю здесь не то, что мы веруем в благость Божью; но то, что мы дозволяем себе злоупотреблять этой верой, – несмотря на то, что мы уже тысячи раз говорили против этого. Послушай, что говорится в Писании: "Не говори: "милосердие Его велико, Он простит множество грехов моих" (Сир. 5:6). (Писание) не запрещает нам говорит, что "милосердие Его велико", – вовсе нет, – не к этому оно побуждает, напротив оно советует нам постоянно говорить об этом, – к этому и Павел направляет все свои речи; но как видно из последующего, (Писание) порицает, когда удивляются человеколюбию Божьему для того, чтобы грешить и говорить при этом: "милосердие Его велико, Он простит множество грехов моих".
4. И мы так часто и много беседуем о благости не для того, чтобы, надеясь на нее, делать (что угодно), – потому что в таком случае благость будет причиной утраты нашего спасения, – а для того, чтобы мы не отчаивались в грехах и приносили покаяние. "Благость Божья ведет тебя к покаянию?" (Рим. 2:4), а не на большее закоснение во зле. Если ты пребудешь злым ради благости, то через это ты оклевещешь ее пред людьми, – а многих я вижу подобным образом клевещущих на Божье долготерпение! – и дашь ответь за то, что воспользовался (благодатью) не надлежащим образом. Бог человеколюбив, но Он и правосуден; прощает грехи, но воздает каждому по делам его; превосходить неправды, отъемлет беззакония, но творить и суд. Не противоречить ли это одно другому? Нисколько, если только мы будем обращать внимание на времена. Он отъемлет беззакония здесь и через купель крещения и через покаяние, – и накажет за все беззакония там огнем и муками. Итак, может быть, ты скажешь после этого: если и за малое зло, если даже за один грех я буду извержен и лишен царствия, то почему же мне не делать в таком случае зол всякого рода? Речи эти – речи неблагоразумного раба! Но впрочем, рассмотрим их. Не твори зла, если хочешь спасти себя. Все мы (если сотворим зло) одинаково лишимся царствия; но наказание в геенне потерпим не все одно и тоже; а одни – большее, другие – меньшее. Если ты или кто-нибудь другой презирали заповеди Божьи, и один презрел больше заповедей, другой меньше, – оба вы равно не войдете в царствие. Но если не одинаково презирали, а один больше, другой меньше, то и в геенне ощутите различие. Что это значить, – спросишь ты, – за что такие прещения на не оказавших милосердия, – за что они отсылаются в огонь, и притом не просто в огонь, но "в огонь вечный, уготованный дьяволу и ангелам его"? За что это и почему? Потому что ничто столько не оскорбляет Бога, как обида, делаемая друзьям. Мы должны любить и врагов; поэтому отвращающийся любящих его и являющийся таким образом хуже самих язычников какого не будет достоин наказания? Итак, по важности греха, такой справедливо должен отойти (в геенну) с дьяволом. Горе, сказано, не творящему милостыни. Если в ветхом завете так было, то тем более (так должно быть) в новом; если там, где позволено было приобретать, наслаждаться, заботиться (о земном), так много обращали внимания на помощь бедным, то не тем ли более (должно поступать так) здесь, где заповедуется оставлять все? В самом деле, чего не делали израильтяне? Отдавали десятины; потом предоставляли еще другие десятины на вспомоществование сиротам, вдовам и прозелитам. Мне некто с удивлением говорил: такой-то дает десятины. Как нам не стыдно! Мы – христиане удивляемся тому, что не было удивительным у иудеев? Тогда опасно было не раздавать десятины: представь же, каково это (т. е. не гораздо ли опаснее) теперь! Пьянство также не наследит царствия. Но при этом, что, обыкновенно, говорить большая часть людей? (Они говорят): что же, если и я и он вместе будем терпеть одно и тоже, то в этом уже не малое утешение. Что нам сказать на это? Прежде всего должно сказать, что ты и он понесете наказание не одно и тоже; а кроме того (должно прибавить, что) здесь ровно никакого нет утешения, потому что одинаковость страданий в том только случае может быть утешением, когда беды еще не превосходят меры, но когда он превосходят ее, когда повергают нас в ужас, тогда уже (никакое сравнение своих бед с бедами других) не доставить утешения. В самом деле, скажи осужденному на сожжете, – в то время, когда он стоить уже в огне, – что вот и такой-то терпит тоже: ты этим не доставишь ему ровно никакого утешения. Не все ли вместе погибали израильтяне? Однако какое утешение принесло им это? Напротив не более ли это печалило их? Потому-то они и восклицали: погибли, убиты, умерщвлены мы. Итак, есть ли в этом какое-нибудь утешение? Напрасно же мы утешаем себя подобными надеждами. Одно только и есть утешение, это – чтобы не впасть в этот неугасимый огонь; а впавшему уже нельзя получить никакого утешения там, где скрежет зубов, где плач, где неусыпающий червь, где неугасающий огонь. Притом, находясь в такой скорби и тесноте, способен ли ты будешь понять какое-нибудь утешение? Останется ли в тебе хоть сколько-нибудь присутствия духа? Прошу и умоляю, не будем обольщать себя понапрасну, не будем утешать себя подобного рода рассуждениями, но будем делать то, что сможет спасти нас. Тебе предлежит воссесть с Христом, а ты между тем предаешься подобному любопрению. Если бы не было никакого другого греха, то за одни эти речи какому наказанию следует подвергнуть нас? Мы так нерадивы, так ленивы, так беспечны, что говорим подобные речи тогда, когда нам предлагается столь великая честь. О, как горько воз стенаешь ты, когда услышишь, что жившие благочестиво будут с честью призываться в царствие Божье; когда увидишь, что в царстве славы будут возлежать и рабы и люди низкого происхождения, – люди, которые здесь о малом заботились, а там между тем будут участвовать в царском престоле! Подобное (зрелище) не хуже ли будет всякого наказания? Если и теперь, когда видишь, что кто-нибудь блаженствует, – хотя сам и не терпишь ничего худого, – считаешь это хуже всякого наказания и от этого одного приходишь в расстройство, страдаешь, плачешь, и думаешь, что это стоить тысячи смертей, – то, скажи, что ты тогда должен будешь вытерпеть? Пусть не будет геенны: одна мысль о царстве (которого ты лишился и которым другие наслаждаются) разве не может поразить тебя и расстроить окончательно? А что действительно будет так, в этом могут достаточно убедить тебя жизнь и опыт. Итак, перестанем яге попусту утешать себя подобными рассуждениями; будем лучше внимательны и усердны к нашему спасению; поревнуем о добродетели и возбудим себя к деланию добрых дел, чтобы удостоиться столь высокой чести во Христе Иисусе, Господе нашем.