1. Слышите ли, как Павел укоряет евреев за то, что они желали всегда учиться одному и тому же? И справедливо. "Ибо, [судя] по времени", - говорит, - "вам надлежало быть учителями; но вас снова нужно учить первым началам слова Божия" (Евр. 5:12). Боюсь, чтобы и о вас не пришлось сказать того же: тогда как, судя по времени, вам надлежало быть учителями, вы даже звания учеников не удерживаете, но, постоянно слушая одно и то же и об одном и том же, находитесь в таком состоянии, как будто бы ничего не слышали; кто спросит вас (о слышанном), никто из вас не в состоянии отвечать, кроме весьма немногих, которые наперечет. А отсюда происходит немалый вред. Невнимательность учащихся часто не дозволяет учителю, хотя бы он и хотел, перейти к дальнейшему, коснуться предметов более таинственных и высоких. Как при изучении грамматики, если дитя, постоянно слыша о буквах, не удерживает их в памяти, то необходимо бывает непрерывно повторять ему одно и то же, и учащий не перестает (говорить о них) до тех пор, пока (ученик) не усвоит их себе в точности, - весьма ведь было бы неблагоразумно, пока он не усвоил хорошо прежнего, переходить с ним к дальнейшему, - так точно и в церкви: если вы, несмотря на то, что мы постоянно говорим вам одно и то же, нисколько более не научаетесь, то мы никогда не перестанем говорить вам об одном и том же. Если бы наше слово произносилось для славы и из честолюбия, то мы могли бы переходить от предмета к предмету и постоянно простираться вперед, нисколько не заботясь о вас, а только о рукоплесканиях ваших; но так как мы заботимся не об этом, но все старания свои направляем к вашей пользе, то мы не перестанем говорить вам об одном и том же до тех пор, пока вы не приложите этого к своей жизни. Многое можно было бы сказать об языческом суеверии, о манихеях и маркионитах, и при помощи благодати Божией поражать их; но подобные беседы теперь несвоевременны. В самом деле, можно ли говорить о таких предметах тем, которые и своего собственного не знают надлежащим образом, которые еще не убедились, что любостяжание есть зло, - можно ли преждевременно переходить с ними к чему-нибудь другому? Потому мы не перестанем говорить вам одно и то же, хотя бы вы слушали, хотя бы нет; только опасаемся, чтобы, часто повторяя вам одно и то же, если вы не будете слушать, не навлечь на неслушающих большого наказания. Не о всех я говорю это; я знаю многих, которые приходят сюда с пользою, и которые справедливо могли бы обвинять неслушающих за то, что последние задерживают их своим невежеством и невнимательностью. Впрочем, и первые от этого не терпят вреда, потому что и знающим полезно часто слышать об одном и том же: что мы знаем, то еще лучше усвоим, если часто будем слышать. Например, мы знаем, что смиренномудрие есть добродетель, и что Христос часто говорил о нем; но если мы выслушаем самые слова Его и будем размышлять о них, то они более подействуют на нас, хотя бы мы слышали их тысячу раз. Итак, благовременно и нам сказать теперь вам: "оставив начатки учения Христова, поспешим к совершенству". А что значить: "начатки учения", (апостол) сам объясняет далее: "не станем", - говорит, - "снова полагать основание обращению от мертвых дел и вере в Бога, учению о крещениях, о возложении рук, о воскресении мертвых и о суде вечном". Если же это - начало, то что иное наше учение, как не покаяние от мертвых дел и получаемая от Духа вера в воскресение мертвых и вечный суд? Что же значить: "основание"? Он называет основанием не что иное, как то, если нет праведной жизни. Как приступающему к изучению грамоты нужно наперед узнать буквы, так и христианин прежде всего должен твердо узнать эти истины и нисколько не сомневаться в них. А кто не имеет познания о них, тот еще не имеет основания, потому что надобно быть твердым (в познанном), стоять и стоять неподвижно. Если бы кто, уже оглашенный и крещенный, лет через десять после того, имел нужду снова учиться вере, учиться тому, например, что нужно веровать в воскресение мертвых; то такой человек не имеет ещё основания и ищет ещё начала христианства. А что вера есть основание, прочее же - здание, об этом, послушай, как говорит сам (апостол): "Я, по данной мне от Бога благодати, как мудрый строитель, положил основание, а другой строит на [нем]; но каждый смотри, как строит. Строит ли кто на этом основании из золота, серебра, драгоценных камней, дерева, сена, соломы…" (1 Кор.3:10,12). Потому он и говорит: "не станем снова полагать основание обращению от мертвых дел".
2. Что значит: "поспешим к совершенству"? Будем достигать, говорит, самой вершины, т.е. будем вести жизнь добродетельную. Как в азбуке все зависит от буквы а, и как от основания зависит все здание, так и чистота жизни от полноты веры. Без неё (полной веры) невозможно быть христианином, как не может быть здание без основания, и как без знания букв невозможно знать грамоты. Но как (в этих предметах), если кто будет заниматься одними буквами, или кто будет оставаться при основании, не стараясь возводить самое здание, то никогда не будет иметь дальнейших успехов, так и у нас: если мы будем всегда оставаться при начале веры, то никогда не достигнем до её совершенства. Не думай, будто вера унижается тем, что она называется началом, - в ней заключается вся сила. Когда (апостол) говорит: "Всякий, питаемый молоком, несведущ в слове правды, потому что он младенец" (Евр. 5:13), то он не веру называет молоком, но сомнение в её истинах; оно есть знак ума слабого, нуждающегося во многих доказательствах, самые же истины - здравы. Совершенным мы называем того, кто при вере проводить и жизнь правую. Если же кто, хотя имеет веру, но ведет дурную жизнь, и в самих истинах веры еще сомневается, оскорбляя этим учение, - такого мы справедливо можем назвать младенцем, едва вступившим в начало, так что и мы, хотя бы тысячу лет пребывали в вере, еще младенцы, если остаемся не твердыми в ней, если не ведём сообразной с нею жизни, если только еще полагаем основание. А их (евреев апостол) укоряет не только за жизнь, но и за нечто другое, именно - за то, что они колебались и имели нужду полагать основание покаяться от мертвых дел. Кто переходит от одного к другому, одно оставляет, а другое принимает, тому нужно отказаться от прежнего и оставить расположение к нему, потом и переходить к новому; если же он станет опять держаться первого, то как может достигнуть второго? Что же, скажете, не о законе ли это? Мы отказались от него, и не к нему ли опять возвращаемся? Но это не есть изменение; ведь и теперь мы имеем закон. "Итак, мы уничтожаем закон верою? Никак; но закон утверждаем" (Рим. 3:31). Я говорю о дурных делах; кто намеревается обратиться к добродетели, тот наперед должен отказаться от пороков, и тогда уже вступить (в жизнь добродетельную). Покаяние не могло соделать (верующих) чистыми; потому они тотчас же крестились, чтобы, чего они не могли сделать сами собою, того достигнуть благодатью Христовою. Следовательно, покаяние недостаточно для очищения, а нужно принять крещение. Ко крещению же надобно приступать, отказавшись наперед от грехов своих и осудив их. Что значит: "учению о крещениях"? Крещений не много, а одно: почему же он сказал во множественном числе? Потому что выше сказал: "не станем снова полагать основание обращению от мертвых дел". Если бы они имели нужду, чтобы он снова крестил их, снова оглашал, и снова с начала преподавал крещенным, что должно и чего не должно делать, то они всегда оставались бы неисправимыми. "О возложении рук". Так они получали Духа (Святаго): "и, когда Павел", - сказано, - "возложил на них руки, нисшел на них Дух Святый" (Деян. 19:6). "О воскресении мертвых". Это происходит при крещении и утверждается в исповедании (веры). "И о суде вечном". Почему об этом говорит он? Потому, что они, вероятно, или колебались после того, как уверовали, или худо и нерадиво жили. Поэтому он и говорил: бодрствуйте. Таким образом он сказал эти слова, желая исправить их от такого нерадения и сделать более внимательными. Нельзя говорит: если мы теперь живем нерадиво, то снова окрестимся, снова примем оглашение и опять получим Духа; или так: если мы теперь отпали от веры, то снова чрез крещение сможем омыть грехи и получить то же, чего удостоились прежде. Прельщаетесь, говорит он, если так разсуждаете. "Ибо невозможно - однажды просвещенных, и вкусивших дара небесного, и соделавшихся причастниками Духа Святаго, и вкусивших благого глагола Божия и сил будущего века, и отпадших, опять обновлять покаянием, когда они снова распинают в себе Сына Божия и ругаются [Ему]" (Евр. 6:4-6). Смотри, как он начинает речь обличительно и решительно: "невозможно", - говорит, т.е., и не надейся на невозможное. Не сказал: неприлично, неполезно, непозволительно, но: "невозможно", так что для вас, которые однажды вполне были просвещены, не остается ничего, кроме отчаяния.
3. Затем он продолжает: "и вкусивших дара небесного", т.е., оставления грехов, "соделавшихся причастниками Духа Святаго, и вкусивших благого глагола Божия", - здесь он говорит об учении, - "и сил будущего века". Какие силы разумеет он? Или (силы) творить чудеса, или залог Духа. "И отпадших, опять обновлять покаянием, когда они снова распинают в себе Сына Божия и ругаются [Ему]". "Обновлять" - говорит, - "покаянием", т.е. через покаяние. Что это? Неужели отвергается покаяние? Нет, не покаяние, совсем нет, но вторичное обновление купелью (крещения). Он, сказав: "Ибо невозможно… обновлять покаянием", не остановился, но после слова: "невозможно", присовокупил: "снова распинают в себе Сына Божия… опять обновлять", т.е. делать новыми, а новыми делает только купель: "обновляется", - сказано, - "подобно орлу, юность твоя" (Пс. 102:5).
Действие же покаяния состоит в том, что оно соделавшихся новыми и потом чрез грехи опять обветшавших избавляет от этой ветхости и возвращает в состояние обновления; но в прежнюю светлость возвести уже не может, потому что там (в крещении) все было делом благодати. "Когда они снова распинают в себе", - говорит, - "Сына Божия и ругаются [Ему]". Смысл слов его следующий: крещение есть крест, потому что "ветхий наш человек распят с Ним" (Рим. 6:6); и еще: "мы соединены с Ним подобием смерти Его"; и еще: "мы погреблись с Ним крещением в смерть" (Рим. 6:5,4). Как невозможно в другой раз распять Христа, потому что это значило бы выставить его на поругание, так невозможно и креститься вторично. Если "смерть уже не имеет над Ним власти" (Рим. 6:9), если Он воскрес, через воскресение сделавшись победителем смерти, если Он смертию смерть попрал, то снова распинать Его значить - все прежнее представлять басней и позором. А кто крестится вторично, тот, действительно, опять распинает Его. Что же значит: "снова распинают"? Опять снова пригвождающих Его ко кресту. Как Христос умер на кресте, так и мы умираем в крещении, умираем не плотью, но для греха. Смотри: там смерть, и здесь смерть; Он умер плотью, а мы умираем для греха. В крещении ветхий наш человек погребается и возстаёт новый, сообразный подобию смерти Его. Таким образом, если необходимо опять креститься, то необходимо, чтобы этот (новый человек) опять умер, потому что крещение есть не иное что, как смерть погружаемого и восстание нового. И хорошо (апостол) сказал: "снова распинают в себе", потому что делающий это поступает как бы забывая о прежней благодати, и располагает жизнь свою безпечно, как бы надеясь на вторичное крещение. Потому надобно быть внимательным и осторожным. Что значит: "вкусивших дара небесного"? Значит: получивших отпущение грехов, потому что даровать такую благодать свойственно одному Богу, и эта благодать есть всецело благодать. "Оставаться ли нам в грехе, чтобы умножилась благодать? Никак" (Рим. 6:1). Если мы всегда будем надеяться на спасение благодатно, то никогда не сделаемся добродетельными; где одна только благодать, там мы можем предаться безпечности. Если бы мы знали, что грехи наши снова могут быть омыты (крещением), то разве перестали бы грешить? Не думаю. Много даров разумеет здесь (апостол); а какие, послушай. Ты удостоился, говорит он, столь великого прощения, ты, который сидел во тьме, быль неприятелем, врагом, отверженным, богопротивным, погибшим; будучи таким, ты вдруг просветился, сподобился Духа, дара небесного, усыновления, царства небесного, таин неизреченных и других благ, и после того не сделался лучшим, и потому, будучи достоин погибели и между тем получив спасение и честь, точно совершивши дела великие, как ты можешь креститься снова? Двумя доказательствами он подтверждает невозможность этого дела, и сильнейшее из них поставляет после: первое состоит в том, что удостоившийся таких благ и предавший все дарованное ему недостоин снова получить обновление; второе в том, что невозможно снова распять (Сына Божия), - потому что это значило бы подвергать Его поруганию. Итак нет, отнюдь нет второй купели крещения. Если бы она была, то была бы и третья, и четвертая, и последующая всегда уничтожала бы предыдущую, а ее опять другая, и так далее до безконечности. Сказав: "и вкусивших благого глагола Божия и сил будущего века", (апостол) не раскрывает всего этого, но только намекает, и как бы так говорит: жить подобно ангелам, не нуждаться ни в чём здешнем, быть уверенным, что усыновление (Богу) доставляет нам будущие блага, надеяться войти в неприступное святилище, - всему этому научает Дух. Что означает: "и сил будущего века"? Означает жизнь вечную, состояние ангельское. Залог этого мы уже получили от Духа чрез веру. Скажи же мне: если бы ты был введен в царские чертоги и если бы все, там находящееся, было тебе вверено, а ты потом растратил бы все, то могло ли бы оно быть вверено тебе снова?
4. Итак что же, нет, скажете, покаяния? Есть покаяние, но нет вторичного крещения. Покаяние имеет великую силу; оно может человека, сильно погрузившегося во грехи, если он захочет, освободить от бремени грехов и, когда он находится в опасности, поставить в безопасности, хотя бы он достиг самой глубины зла. Это можно видеть из многих мест (Писания). "Разве, упав, не встают", - говорит (пророк), - "и, совратившись с дороги, не возвращаются" (Иеp, 8:4)? Оно может, если мы захотим, опять изобразить в нас Христа; послушай, в самом деле, что говорит Павел: "Дети мои, для которых я снова в муках рождения, доколе не изобразится в вас Христос!" (Гал. 4:19); только мы должны приступить к покаянию. Посмотри на человеколюбие Божие: нас следовало бы покарать всеми родами наказания еще с самого начала за то, что, приняв закон естественный и получив тысячи благ, мы не познали Владыки и вели жизнь нечистую; но Он не только не наказал нас, а еще даровал нам безчисленные блага, как будто бы мы совершили великие подвиги.
Мы опять отпали, но Он и после того не наказывает нас, а даровал врачество покаяния, которое может уничтожить и изгладить все грехи наши, только если мы знаем, в чем состоит это врачество и как им нужно пользоваться. В чем же состоят врачество покаяния и как оно употребляется? Во-первых, (оно состоит) из сознания своих грехов и исповедания их. " Но я открыл Тебе грех мой", - говорит (пророк), - "и не скрыл беззакония моего"; и еще: "я сказал: "исповедаю Господу преступления мои", и Ты снял с меня вину греха моего" (Пс. 31:5); и еще: "припомни Мне; станем судиться; говори ты, чтоб оправдаться" (Ис. 43:26); и еще: "праведный самого себя обвиняет в первых словах" (Притч. 18:17). Во-вторых, (покаяние состоит) из великого смиренномудрия; оно есть как бы золотая цепь, которая, если взять ее за начало, следует вся. Так точно, если ты будешь исповедывать грехи, как должно исповедывать, то душа смирится, потому что совесть, терзая ее, делает смиренною. Со смиренномудрием должно соединять и нечто другое, чтобы оно было таково, о каком молился блаженный Давид, когда говорил: "Сердце чистое сотвори во мне, Боже" (Пс. 50:12); и еще: "сердца сокрушенного и смиренного Ты не презришь, Боже" (Пс. 50:19). Сокрушенное сердце не возмущается, не оскорбляет, но всегда готово терпеть страдания, а само не восстает. В том и состоит сокрушение сердца, когда оно, хотя само бывает оскорбляемо, хотя терпит зло, остается спокойным и не возбуждается к мщению. После смиренномудрия нужны напряженные молитвы и обильные слезы днем и ночью. "Каждую ночь омываю", - говорит (пророк), - "ложе мое, слезами моими омочаю постель мою" (Пс. 6:7); и еще: "Я ем пепел, как хлеб, и питье мое растворяю слезами" (Пс. 101:10). А после столь усильных молитв нужно великое милосердие. Оно в особенности делает сильным врачество покаяния. Как во врачебных средствах хотя лекарство содержит в себе много трав, но главную - одну, так и в покаянии подобною многоцелебной травою бывает милосердие, и даже от него зависит все. Послушай, что говорить божественное Писание: "Подавайте лучше милостыню из того, что у вас есть, тогда все будет у вас чисто" (Лук. 11:41); и еще: "искупи грехи твои правдою и беззакония твои милосердием к бедным" (Дан. 4:24); и еще: "Вода угасит пламень огня, и милостыня очистит грехи" (Сир. 4:30). Далее, (нужно) не гневаться, не злопамятствовать и прощать всем грехи их: "Человек питает гнев к человеку", - говорит (Премудрый), - "а у Господа просит прощения" (Сир. 29:3). "Ибо если вы будете прощать людям согрешения их, то простит и вам Отец ваш Небесный" (Mат. 6:14). Также (нужно) отклонять братию от заблуждений: "обратившись", - говорит (Господь), - "утверди братьев твоих", чтобы отпущены были тебе грехи твои (Лук. 22:32). Еще (нужно) искреннее обращение с священниками: "и если он",- сказано, - "соделал грехи, простятся ему" (Иак. 5:15); (Нужно) защищать обижаемых, не гневаться, переносить все кротко.
5. Прежде, нежели вы узнали, что через покаяние отпускаются грехи, не безпокоились ли вы и не отчаивались ли в себе, зная, что нет вторичной купели крещения? Теперь же, когда мы узнали, каким образом совершается покаяние и отпущение грехов, и что мы можем избежать всего, если захотим воспользоваться им, как должно, можем ли мы получить прощение, если не станем думать о своих согрешениях? Если бы мы исполняли это, то все было бы сделано. Как вошедший в дверь уже находится внутри, так точно и помышляющий о собственных согрешениях. Кто ежедневно помышляет о них, тот непременно достигнет и до их исцеления; а кто только говорит: я грешен, но не представляет себе грехов своих порознь и не говорит: в том-то и в том-то я согрешил, - тот никогда не перестанет грешить, часто будет исповедываться, но никогда не будет думать о своём исправлении. Нужно только начать, а все прочее непременно последует затем, если только будет сделан приступ: во всём трудны начало и приступ. Итак, положим это (основание), и все будет легко и удобно.
Начнем же покаяние, увещеваю вас, один с усильных молитв, другой с обильных слёз, третий с сокрушения; и последнее ведь, как оно ни мало, не безполезно: "Я видел пути его", - говорит (Господь), - "и исцелю его, и буду водить его и утешать его" (Иса. 57:17-8). Всё же вообще (начнем) с милосердия, с оставления ближним согрешений их, с забвения обид, с воздержания от злопамятства и мстительности, смиряя таким образом души свои. Если бы мы постоянно вспоминали о грехах своих, то ничто из предметов внешних не могло бы возбудить в нас гордость, ни богатство, ни могущество, ни власть, ни слава; когда бы даже мы сидели на царском седалище, и тогда плакали бы горько. Блаженный Давид был царь, и однако говорил: "Каждую ночь омываю ложе мое, слезами моими омочаю постель мою" (Пс. 6:7); ни багряница, ни диадема нисколько не причиняли ему вреда и не возбуждали в нём гордости, потому что он сознавал, что он человек; он имел сердце сокрушенное, а потому и плакал. Что такое дела человеческие? Пепел и пыль, прах пред лицем ветра, дым и тень, листья и цвет, уносимые ветром, сон, мечта и басня, пустое колебание воздуха, легко возбуждаемое, перо возметаемое, течение непостоянное, и всё, что только может быть еще ничтожнее этого. Отчего же, скажи мне, ты много думаешь о себе? Какое звание ты считаешь великим? Не консула ли? Многие, действительно, не знают ничего выше этого звания. Но и тот, кто не консул, нисколько не хуже того, кто был в таком блестящем многославном звании; тот и другой имеют одинаковое достоинство, тот и другой одинаково прекратят существование спустя немного времени. Когда же тот был консулом, скажи мне, сколько времени? Два дня? Это бывает и во сне. Но здесь, скажешь, сон. Что же? Разве то, что бывает днем, не сон? Почему же, скажи мне, не можем назвать этого сном? Как сновидения, по наступлении дня, оказываются недействительными, так и совершающееся днём становится недействительным по наступлении ночи. Ночь и день продолжаются одинаково, и равно разделили между собою все время. Потому, как днём никто не восхищается тем, что было с ним ночью, так и ночью невозможно восхищаться тем, что бывает днём. Ты был консулом? И я был; только ты - днём, а я - ночью. Но что в том? Ты через это не имеешь ничего больше меня, если только не считать преимуществом название консула и удовольствие, заключающееся в одних словах. Выражу это яснее: если, например, я скажу: такой-то консул, и припишу ему это название, то как только оно сказано, уже не прошло ли? Таково и всё. Консул явился, и уже нет его. Но положим, что он был консулом год, два, три, четыре года: были ли консулы, которые консульствовали по десяти лет? Нет. Не таков Павел: он был всегда славен при жизни, не день, не два, не десять, не двадцать, не тридцать дней, и не десять лет, не двадцать и не тридцать; но и по смерти его вот уже прошло четыреста лет, а он и теперь еще славен, и даже гораздо славнее: нежели при жизни. И это еще на земле; а славу - святых на небе кто может изобразить словом? Потому, увещеваю вас, будем искать этой славы, стремиться к ней, чтобы достигнуть её, потому что эта слава - истинная слава; а от всего житейского будем удаляться, чтобы нам получить благодать и милость во Христе Иисусе, Господе нашем, с Которым Отцу со Святым Духом слава, держава, честь и поклонение, ныне и присно, и во веки веков. Аминь.