1. Есть много отличительных принадлежностей христианства, но больше всех и лучше всех - любовь друг к другу и мир. Потому и говорит Христос: "…мир Мой даю вам"; и ещё: "По тому узнают все, что вы Мои ученики, если будете иметь любовь между собою" (Ин. 14:27; 13:35). Потому и Павел теперь говорит: "Старайтесь иметь мир со всеми и святость…", т.е. честность, - "без которой никто не увидит Господа". "Наблюдайте, чтобы кто не лишился благодати Божией" (ст. 15). Как бы путешественникам, идущим по длинному пути в большом обществе, говорит: смотрите, чтобы кто-нибудь не отстал; я желаю не только того, чтобы вы сами достигли, но чтобы вы наблюдали и за другими, "…чтобы кто не лишился", - говорит, - "благодати Божией". Благодатию Божией он называет будущие блага, евангельскую веру, добродетельную жизнь: всё это от благодати Божией. Не говори же мне, что один только (человек) погибает; и за этого одного Христос умер, Христос умер за одного, а ты о нём не заботишься? "Наблюдайте", - говорит, т.е. тщательно наблюдая, осматриваясь, разведывая, как поступают со слабыми, и всячески исследуя и узнавая. "…Да не будет между вами корня, произращающего яд и полынь…". Это говорится во Второзаконии (Втор. 29:18), а самое выражение в переносном смысле заимствовано из примера растений. "…Да не будет между вами корня", - говорит, - "произращающего яд и полынь…", подобно как и в другом месте он говорит: "…малая закваска квасит все тесто" (1 Kop.5:6). Не потому только, говорит, я желаю этого, но и по причине происходящего отсюда вреда. Если будет такой корень, то не позволяй ему пускать ростков, но вырывай его, чтобы он не принёс свойственных ему плодов, чтобы не заразил и не осквернил других. "…Чтобы какой горький корень, возникнув, не причинил вреда, и чтобы им не осквернились многие". Справедливо он называет грех горьким; действительно, нет ничего столь горького, как грех. Это знают те, которые поели (худых) дел угрызаются совестью и испытывают великую горечь. (Грех), будучи чрезвычайно горьким, расстраивает самый рассудок. Свойство горького - быть вредным. И прекрасно он выразился: "…корня, произращающего яд и полынь…"; не сказал: горький, но: "…произращающего яд и полынь…". Горький корень может приносить плоды сладкие; но корень, источник и основание горечи, никогда не может приносить плода сладкого, в нём всё горько, нет ничего сладкого, всё невкусно, всё неприятно, всё исполнено ненависти и отвращения. "…Чтобы им", - говорит, - "не осквернились многие", т.е. чтобы того не было, отлучайте от себя людей развратных. "Чтобы не было [между вами] какого блудника, или нечестивца, который бы, как Исав, за одну снедь отказался от своего первородства" (ст. 16). Но разве Исав был блудодеем? Не то говорит он здесь, будто Исав был блудодеем, а противополагает это словам: "иметь мир со всеми и святость"; слово же нечестивец к нему относится. Итак, пусть никто не будет, подобно Исаву, сквернителем, т.е. чревоугодником, невоздержным, преданным миру, презирающим блага духовные. "…который бы, как Исав, за одну снедь отказался от своего первородства", т.е., который данную от Бога честь отдал по собственной безпечности и для малого удовольствия потерял величайшую честь и славу. Это относится собственно к ним (евреям) и свойственно людям низким, нечистым.
Нечист не один только прелюбодей, но и чревоугодник, который есть раб чрева; он - раб и другого удовольствия, которое принуждает его предаваться любостяжанию, принуждает похищать чужое, совершать множество безчестных дел; будучи рабом этой страсти, он часто и богохульствует. Тот почёл за ничто первородство и, заботясь о временном наслаждении, дошёл до того, что продал первородство своё. Таким образом первородство уже принадлежит нам, а не иудеям. Это вместе имеет отношение и к их страданиям: (апостол) как бы внушает, что первый сделался последним, а второй первым; этот - первым чрез воздержание, а тот -последним по безпечности. "Ибо вы знаете", - говорит, - "что после того он, желая наследовать благословение, был отвержен; не мог переменить мыслей [отца], хотя и просил о том со слезами" (ст. ,17).
2. Что это значит? Неужели он отвергает покаяние? Нет. Но как же говорит: "не мог переменить мыслей [отца]"? Если он осуждал себя, если сильно плакал, то почему "не мог переменить мыслей [отца]"? Потому, что это не было следствием раскаяния. Как печаль Каина не была следствием раскаяния, - что и доказал он убийством, - так и здесь слова (Исава) не были следствием раскаяния, - что после он также доказал убийством: и он намерением своим умертвил Иакова. "…Приближаются", - говорил он, - "дни плача по отце моем, и я убью Иакова, брата моего" (Быт. 27:41). Потому слёзы не могли сообщить ему покаяния. И не просто сказал (апостол): "…не мог переменить мыслей [отца]", - но: "хотя и просил о том со слезами". Почему? Потому, что не раскаялся надлежащим образом, - а это и есть покаяние, - не раскаялся, как следовало. Иначе к чему (апостол) говорил это? Почему он теперь увещевал сделавшихся безпечными, хромающими, колеблющимися и расслабленными? Ведь это - начало падения. Мне кажется, здесь он намекает на некоторых прелюбодеев, но пока не хочет прямо обличать их, а представляется незнающим о них, чтобы они исправились. Нужно было сначала представиться незнающим, а потом, если они будут упорствовать, употребить и обличение, чтобы они не сделались безстыдными. Так и Моисей поступил с Замврием и Хазвиею (Числ. 27:15). "…Не мог переменить мыслей [отца]". "…не мог", - говорит, - "переменить мыслей [отца]", или потому, что согрешил более, нежели сколько можно загладить покаянием, или потому, что не принёс достойного покаяния. Следовательно есть грехи, превышающие покаяние. Смысл слов его следующий: не будем допускать падения неисцельного; пока мы только хромаем, то легко исправиться; а когда расстроимся совершенно, тогда что будет с нами? он обращает ,это к тем, которые ещё не пали, удерживает их страхом и говорит, что падший не может получить утешения. А падшим, чтобы они не предались отчаянию, он внушает противное и говорит так: "Дети мои, для которых я снова в муках рождения, доколе не изобразится в вас Христос" (Гал. 4:19); и ещё: "Вы, оправдывающие себя законом, остались без Христа, отпали от благодати…" (Гал. 5:4). Так он говорит падшим. Стоящий, слыша, что падшему невозможно получить прощение, делается более крепким и обнадёженным в стоянии; а если употребит ту же строгость в отношении к падшему, то он никогда не восстанет, потому что с какою надеждою он начнёт своё исправление? Не только плакал, говорит (апостол), но и "просил"; и таким образом он не отвергает покаяния словами: "…Не мог переменить мыслей [отца]", а только более укрепляет их, чтобы они не падали. Пусть же помнят это те, которые не верят геенне; пусть размышляют об этом те, которые думают грешить безнаказанно. Почему Исав не получил прощения? Потому, что не раскаялся, как должно.
3. Хочешь ли видеть истинное покаяние? Послушай о покаянии Петра после отречения. Евангелист, повествуя нам об нём, говорит: "И выйдя вон, плакал горько" (Mат. 26:75). Потому и был прощён ему этот грех, что он раскаялся, как должно, хотя тогда ещё не было принесено жертвоприношение, ещё не была совершена жертва, ещё не был сокрушён грех, но господствовал и свирепствовал. А чтобы тебе знать, что отречение (Петра) было следствием не столько его безпечности, сколько оставления Богом, который научал его - знать меру человеческую и не противиться тому, что говорит Учитель, не считать себя выше других, а помнить, что без Бога ничего быть не может, что "Если Господь не созиждет дома, напрасно трудятся строящие его" (Пс. 126:1), - послушай, как Христос, желая укрепить его и научить смирению, говорил ему одному: " И сказал Господь: Симон! Симон! се, сатана просил, чтобы сеять вас как пшеницу, но Я молился о тебе, чтобы не оскудела вера твоя; и ты некогда, обратившись, утверди братьев твоих" (Лук. 22:31, 32). Так как он, вероятно, много думал о себе, сознавая, что он любит Христа больше всех, то ему попущено было пасть, отречься от Учителя; потому он и плакал горько, и другие выражал чувствования, следующие за плачем. Чего в самом деле он не сделал? Он подвергал себя впоследствии безчисленным опасностям, доказав во всём свое мужество и твердость душевную. Раскаялся и Иуда, но худо, потому что удавился; раскаялся, как я говорил, и Исав, а правильнее - он совершенно не раскаялся, потому что слёзы его были слезами не покаяния, а скорее злобы и гнева, как видно из последствий; раскаялся блаженный Давид, выражавшийся так: "…каждую ночь омываю ложе мое, слезами моими омочаю постель мою" (Пс. 6:7). Давно допущенный грех он оплакивал после стольких лет и после стольких поколений, как бы совершённый недавно. Кающемуся должно не гневаться, или раздражаться, но сокрушаться, как осуждённому, как не имеющему дерзновения, как обличённому, как ожидающему спасения от одной милости, как оказавшему себя непризнательным к благодетелю, неблагодарным, безчестным и достойным безчисленных мучений. Если он станет помышлять об этом, то не будет гневаться и раздражаться, но воздыхать, скорбеть, плакать и рыдать день и ночь. Кающемуся не должно никогда предавать забвению грехи свои, но молить Бога, чтобы он не вспоминал об них, а самому никогда об них не забывать: если мы будем об них помнить, то Бог забудет их. Будем же осуждать и наказывать сами себя: таким образом мы умилостивим Судью. Грех исповеданный становится меньше, а неисповеданный больше. Если ко греху присоединяется безстыдство и неблагодарность, то он никогда не остановится; да и как такой человек может остерегаться, чтобы не впасть в те же грехи, которые прежде он совершил по неведению? Итак, увещеваю вас, не будем отпираться, не будем безстыдничать, чтобы нам против воли не подвергнуться наказанию. Каин услышал от Бога: "…где Авель, брат твой?" и сказал: "…не знаю; разве я сторож брату моему?" (Быт. 4:9)? Видишь, как это сделало грех тягчайшим? Не так поступил отец его, - а как? Услышав: "…где ты?" - он сказал: "…голос Твой я услышал в раю, и убоялся, потому что я наг, и скрылся" (Быт. 3:9,10). Великое благо - сознавать грехи и постоянно помнить об них; ничто так не исцеляет от греховных навыков, как постоянное памятование (о грехах); ничто так не делает человека медлительным к совершению зла. Знаю, что совесть уклоняется и не любит мучиться воспоминанием о грехах; но ты делай душе принуждение и налагай на неё узду; она свирепствует, как необузданный конь, и не хочет убедиться, что она согрешила. Но всё это - сатанинское дело. А мы будем убеждать её, что она согрешила, чтобы она покаялась и, покаявшись, избавилась от наказаний. Как, скажи мне, ты хочешь получить прощение во грехах, не исповедав их? Согрешивший, конечно, достоин милости и сострадания; но ты, ещё не убедившийся, что согрешил, как хочешь быть помилованным, будучи столь безстыдным в согрешениях? Убедим же себя, что мы согрешили; не языком только будем говорит это, но и умом; не только будем называть себя грешниками, но и представлять грехи свои, исчисляя каждый порознь. Я не говорю тебе: выставляй себя на показ пред всеми, обличай себя при других; но советую следовать пророку, который говорит: "открой Господу путь твой" (Пс. 36:5). Исповедуй грехи свои пред Богом, исповедуй пред Судиею, молясь, если не языком, то памятью, и таким образом ищи помилования. Если ты будешь постоянно содержать в памяти грехи свои, то никогда не будешь помнить зла ближнему, - не говорю: если ты будешь только сознавать, что ты грешник: это не столько может смирить душу, сколько самые грехи, исчисляемые порознь. Постоянно имея их в памяти, ты не станешь ни помнить зла, ни гневаться, ни злословить, ни надмеваться, ни впадать снова в те же грехи, и сделаешься более крепким к совершению добрых дел.
4. Видишь, сколько благ происходить от памятования о грехах? Потому начертаем их в умах наших. Знаю, что душа отклоняет от себя столь неприятное памятование; но будем принуждать, будем заставлять её. Лучше ей теперь пострадать от памятования о грехах, нежели в то время от наказания за них. Ныне, если ты будешь помнить об них, постоянно исповедывать их пред Богом и молиться об их (прощении), то скорее истребишь их. Если же забудешь их ныне, то поневоле вспомнишь о них, тогда, когда они будут обнаружены пред целою вселенною и объявлены пред всеми - и друзьями, и врагами, и ангелами. Ведь не Давиду одному сказал (Господь): "…ты сделал тайно, а Я сделаю это пред всем Израилем и пред солнцем" (2 Царств, 12:12), но и всем нам. Ты боялся, скажет Он, людей и стыдился их более, нежели Бога; ты не думал о всевидящем Боге, а стыдился людей, потому что "Страх его - только глаза человеческие" (Сир. 24:26); за всё это ты отдашь отчет, - Я обличу тебя, обнаружив пред глазами всех грехи твои. А что это справедливо, - что в тот день обнаружатся грехи всех нас, если мы ныне не истребим их частым о них памятованием, - послушай, как обнаруживается жестокосердие и бесчеловечность тех, которые здесь не были милостивыми: "…ибо алкал Я", - говорит, - "и вы не дали Мне есть" (Mат. 25:42). Когда говорится это? в уединенном ли и тайном месте? Нет, - но когда? Когда "…приидет Сын Человеческий во славе Своей", и соберёт "…все народы…", когда "…отделит…" одних от других, поставив их "…по правую..." и "…по левую…", - тогда и скажет в слух всех: "…ибо алкал Я, и вы не дали Мне есть". Вспомни ещё, как пять дев услышат пред всеми: "…истинно говорю вам: не знаю вас" (Mат. 25:12). Пять и пять здесь означают не числом только пять, но всех злых, жестоких и бесчеловечных дев, равно и тех, которые не таковы. Также и зарывши (в землю) один талант услышал при всех - и при тех, которые принесли пять, и при тех, которые принесли два таланта: "…лукавый раб и ленивый" (Mат. 25:26). И не словами только, но и делами он тогда обличить их, как и евангелист говорит: "…воззрят на Того, Которого пронзили" (Ин. 19:37). Общее будет воскресение всех - и грешных, и праведных; всех вместе будет судить Судия. Представь же тех, которые в скорби и печали будут ввергаемы в огнь, тогда как другие будут увенчаны. "…Приидите", - скажет Он, - "благословенные Отца Моего, наследуйте Царство, уготованное вам от создания мира "; а другим: "…идите от Меня, проклятые, в огонь вечный, уготованный диаволу и ангелам его" (Mат. 25:34,41), Будем не только слушать эти слова, но и начертывать их пред глазами нашими. Представим, что он сам теперь явился пред нами и говорит это, и что мы ввергаемся в тот огонь. Что мы почувствуем в душе? Чем утешим себя? А что - тогда, когда мы будем разделены на две стороны? Что - тогда, когда будем обвиняемы в похищении чужого? Какое представим оправдание, какое благовидное извинение? Никакого; но неизбежно повлекут нас, связанных и с поникшими головами, в отверстия горящих печей, в огненную реку, во тьму, на безконечные мучения, и не будем иметь никого, кто бы избавил нас. Ведь невозможно отсюда перейти туда: "…между нами и вами", скажут (праведные), "утверждена великая пропасть" (Лук. 16:26); и даже, если бы они желали, и тогда невозможно перейти и подать руку помощи, но неизбежно будем мы гореть вечно, и никто не поможет нам, хотя бы то был отец, или мать, или кто-нибудь другой, даже имеющий великое дерзновение пред Богом. "Человек", - сказано, - "никак не искупит брата своего и не даст Богу выкупа за него" (Пс. 48:8)? Итак, если нельзя возлагать надежду спасения на другого, а только на человеколюбие Божие и затем на самого себя, то, увещеваю вас, будем делать всё, чтобы жизнь наша была чиста и поведение безукоризненно, чтобы нам с самого начала не допускать никакого осквернения; а если допустим, то не будем предаваться усыплению после осквернения, но постоянно очищать нечистоту покаянием, слезами, молитвами, милостынею. А что, скажешь, если я не в состоянии творить милостыню? Но ты имеешь чашу холодной воды, как бы ты ни был беден; ты имеешь две лепты, в какой бы бедности ты ни находился; ты имеешь ноги, чтобы посетить больных, или сходить в темницу; ты имеешь кровлю, чтобы принять странников. Нет, подлинно нет никакого оправдания не творящему милостыни. Об этом часто мы говорим вам, чтобы хотя несколько иметь успеха от частого повторения; говорим, заботясь не столько о благодетельствуемых, сколько о вас самих. Им вы даёте (блага) здешние, а сами получите за то (блага) небесные, которых да сподобимся все мы, благодатно и человеколюбием Господа нашего Иисуса Христа, с Которым Отцу и Святому Духу слава, держава, честь и поклонение, ныне и присно, и во веки веков. Аминь.