БЕСЕДА 5

К тем, которые высоко ценят настоящие блага и напрасно стремятся к житейской роскоши.

 

Для ангелов небо - место радости, а для верующих - вместо неба одно соответствующее пристанище - Церковь, дарующая веселие душам в слушании священных песнопений. Прилепившуюся к такому слушанию Марию ублажил тот, кто даровал (нам) блаженство: "Мария же избрала благую часть, которая не отнимется у неё" (Лук 10:42). Одно благочестивое учение служит для нас при жизни добрым убежищем и по смерти путеводителем к Судии; а приобретение всего прочего ненадежно не потому только, что прекращается вместе с смертью, но и потому, что и прежде смерти бывают бесчисленные житейские крушения. Как море переплываем мы настоящую жизнь, которая обуревается сильнейшими ударами волн. Богатство не пользуется полным спокойствием; будучи носимо часто вместе с его владельцами благоприятным ветром, оно от внезапно поднявшейся бури (различных) напастей погибает. Трон не 456 представляет непоколебимой высоты могущества; вдруг разражающиеся опасные ураганы с корнем разрушают благоденствие. И здоровье не есть неизменный дар; ему грозит вред со стороны неожиданных болезней. Разнообразно разрушается счастливое состояние; человек (в этом отношении) подобен дереву: сегодня он имеет привлекательный, цветущий вид, а завтра он лишен его, как дерево обнаженное от листьев. Исследуя то, что имеет цветущую жизнь, не найдешь ничего, не заключающего зародыша разрушения. Так Творец устроил нашу жизнь, ослабляя (через это) стремление тех, которые преданы земному; блеск жизни Он соединил с слабостью, чтобы, когда увлечет тебя красота земных предметов, разрушить ожидаемое счастье. В настоящем веке ты поставлен путником, а не господином; мы проходим в этом мире, пользуемся им, как гостиницей. Как путешественники, отдохнув недолго в гостинице, отправляются далее в путешествие, так и совершая путь в этой жизни, не долго поживши, как на постоялом дворе, мы уходим из здешнего жилища. Другую жизнь приготовил нам Бог, и настоящую жизнь устроил как путь, ведущий к этой (будущей) жизни, назначив пользование тварями, как средство для совершения этого пути. Когда мы пройдем этот путь, богатство всего созданного (нам) не сопутствует, потому что из того, что мы имели, не имели ничего собственного. Во-первых, одежда, которую мы носим, как собственную, (приобретена) нами чрез принесение в жертву овец[1]; обувь, которой мы покрываем ноги, сделали мы из кожи домашнего скота; то, что составляет пищу и питье, мы достаем из недр земли; отсюда же и золото, которое мы прячем, как свое; жемчуг из раковин достают и цари. Мы живем и богатеем дарами других. Отдай овцам волну, и нечем будет покрыть тело; отдай скоту кожу, и не будешь иметь надлежащего прикрытия для ног; возврати червям шелковые нити, и не будешь носить своей шелковой одежды. Ничего своего, и самого малого, не будешь ты иметь, если не приобретешь от кормилицы-земли теми способами, какие ей угодны. Указывая на это, и Христос сказал: "И если в чужом не были верны, кто даст вам ваше" (Лк 16:12)? Приобретая богатство от скота и от земли, не гордись, как своим собственным, тем, что не твое. Ты владелец одной только собственности - благочестия; его не отнимет у тебя наступившая смерть; всего прочего ты лишишься, хотя бы и не хотел; только для поддержания жизни все мы получаем имение и при том только пользование им; каждый, собравши плоды, уходит, унося из жизни короткую память. Таков конец всякого благоденствия; таково заключение (пользования) житейскими благами. После разнообразного имущества и многих талантов золота, мы наследуем тесный и смрадный гроб. Действительно, "Ибо всякая плоть -- как трава, и всякая слава человеческая -- как цвет на траве" (Ис 40:6; Пет 1:24). Случится небольшая лихорадка и расстраивает цветущее здоровье; со стороны искусства предлагаются лекарства; вступая незримо в борьбу с ними, смерть понемногу усиливается и овладевает больным; видя перед собой неумолимого палача и душу, понуждаемую к выходу, со стоном поворачивает он голову в ту и другую сторону, обводит (кругом) заплаканными глазами, но ниоткуда (нет) сильной помощи: ни слуги, окружающие постель, не спасают болящего, ни слезы друзей не умилостивляют смерти, ни золото не отменяет призыва к Судии. Смерть - неподкупный палач; не имеет рук, послушных золоту; не продает мертвых за большую цену; она всех (их) стережет в гробах, как в темницах. Если посмотришь на оставшиеся кости, еще более горькими слезами будешь оплакивать суетность жизни. Лицо обратилось в пепел, чернее сажи; глаза провалились, подвергшись гниению; рот открыт и служит часто проходом для пресмыкающихся. Но к чему останавливаться на каждом члене? Вследствие порчи, всем телом овладевают черви, как какие-нибудь неприятели, и усердно разведывают плоть, нервы и жилы. Не напрасно дитя, появляясь на свет, начинает плачем, а не смехом, как будто жалуясь на жизнь, которую оно начинает вкушением смертных даров. Как скоро родится, руки и ноги его пеленаются; спеленанное, оно получает грудь, как будто начало жизни служит вестником смерти. Как только дитя вступает в возраст, ему тотчас приносится одежда мертвых (νεκρων... στολισμος)[2]. Родившимся природа напоминает уже о конце. Поэтому и плачет родившееся, слезами как бы говоря матери: для чего, о, мать, родила меня для этой жизни, в которой чем дальше живешь, тем ближе к смерти? Что не вывела меня в этот тревожный век не рожденным(ου’ τεχθέν)[3]. На что (указывает) мне начало, которым служат пеленки? Для чего вывела меня для такой жизни, в которой жалкая юность увядает раньше старости и старость избегается, как ведущая к смерти? Страшно, о, мать, поприще жизни, для едущих по которому поворотным пунктом служит смерть. Тяжел для путешественников жизненный путь, на котором пристанище они находят в гробе. Мы плывем по жестокому житейскому морю, на котором действует ад, как разбойник. Но не изображаю ли я жизнь, как зло? Это было бы болезнью, сходною с безумием; я свидетельствую только, что к этой жизни не надо привязываться, как временной. Указывая на эту бедственность жизни, и Павел изобразил природу твари воздыхающею. "Ибо знаем, что вся тварь совокупно стенает и мучится доныне" (Рим 8:22). Вся тварь исполнена печали; если произведешь тщательное исследование всего, то в каждом творении найдешь стенание. Прежде всего поднимается стон людей, несущих тяжкие последствия порчи.

Вместе с людьми стонет и земля, получившая из-за нас проклятие. Плачет море, созданное Богом сначала прекрасным, а после греха сделавшееся гробом для многих. Печальный вид имеет и солнце, освещая тех, которые не видят его Создателя. Стонут звезды с луною, потому что они, показывая согласным своим движением Творца этого согласия, не убеждают (в этом людей). Не остается без стенаний и домашний скот, который не только мучится в неумолимом рабстве нам, но в потаенных местах напрасно закалается и для демонов. Общий и отовсюду плач (изображает) состояние настоящей печальной жизни; пророк уместно назвал его призраком: "подлинно все суета, говорит, всякий человек живущий, подобно призраку ходит человек" (Пс 38:6-7). И посмотри на истину этого изречения, тщательно рассмотрев человеческую жизнь. Как на картине царь (представлен) сидящим на престоле, украшенном золотом, города подносят (ему) разноцветные дары, рука царя принимает подносимое, но все это, представляющееся глазам, есть тень и одна видимость и, как скоро разорвано будет полотно, оказывается призраком, - точно так же и человеческая природа восседает в жизни: как на картине, подобно какому-либо царю, и принимает приношения моря и земли, как дары городов, а когда разорвана будет у нее жизнь, подобно полотну, исчезает вся красота жизни, какую она имела. Одно из всех благ человеческих самое великое, - это смирение сокрушенного сердца, всегда рзмышляющего о дне смерти, в который мы, выходя из этого житейского моря обнаженными, увидим памятники, возвещающие твари о подвигах.

Если угодно, я приведу пример этого. На одном судне плыли некоторые люди и, плывя вместе по морю, производили друг у друга разные кражи. Ясно видя это, кормчий не делал пока расследования об этом воровстве; но когда увидел, что судно приближается к пристани, приказал, чтоб все люди выходили из корабля раздетыми, и тогда похищенную вещь каждого нашел лежащую в судне. Этот пример применим, по моему мнению, и к жизни. Вместо моря, нам прележит жизнь; корабль для плавания образует творение; кормчим он имеет Бога и принимает всякого рода товары, состоящие из (человеческих) дел. Если кто торговал негодными вещами, то их сложит на корабле мира; а если вел благоустроенную жизнь, то сделанное будет хранимо до дня суда. Затем, когда приближается пристань смерти, кормчий выводит нас из земного корабля, и дела всех ждет торжественный суд. Беспорочно поэтому будем совершать плавание по житейскому морю; во свидетельство приобретем делание добрых дел; отвергнем подобный тени блеск настоящего; освободим сердце от свойственного смертным удовольствия; будем избегать занятий, ведущих к гибели; не будем связывать душу земными узами; презрим скоропреходящую славу смертных; как к цвету, быстро опадающему, не будем привязываться к временному благополучию; совершая жизненный путь, будем проводить жизнь ведущую к небу, окрыленную молитвою, и удостоимся "почести вышнего звания Божия во Христе" (Флп 3:14), Которому слава во веки веков. Аминь.